Школьная библиотека

- Илья Петрович! - начал было письмоводитель заботливо, но остановилсявыждать время, потому что вскипевшего поручика нельзя было удержать иначе,как за руки, что он знал по собственному опыту

Что же касается пышной дамы, то вначале она так и затрепетала от громаи молнии; но странное дело: чем многочисленнее и крепче становилисьругательства, тем вид ее становился любезнее, тем очаровательнее делаласьее улыбка, обращенная к грозному поручику. Она семенила на месте ибеспрерывно приседала, с нетерпением выжидая, что наконец-то и ей позволятввернуть свое слово, и дождалась

- Никакой шум и драки у меня не буль, господин капитэн, - затараторилаона вдруг, точно горох просыпали, с крепким немецким акцентом, хотя и бойкопо-русски, - и никакой, никакой шкандаль, а они пришоль пьян, и это я всерасскажит, господин капитэн, а я не виноват... у меня благородный дом,господин капитэн, и благородное обращение, господин капитэн, и я всегда,всегда сама не хотель никакой шкандаль. А они совсем пришоль пьян и потомопять три путилки спросил, а потом один поднял ноги и ст0л но'гом фортепьяниграль, и это совсем нехорошо в благородный дом, и он ганц фортепьянломаль, и совсем, совсем тут нет никакой манир, и я сказаль. А он путилкувзял и стал всех сзади путилкой толкаль. И тут как я стал скоро дворникпозваль и Карль пришоль, он взял Карль и глаз прибиль, и Генриет тоже глазприбиль а мне пять раз щеку биль. И это так неделикатно в благородный дом,господин капитэн, и я кричаль. А он на канав окно отворяль и стал в окно,как маленькая свинья, визжаль; и это срам. И как можно в окно на улиц, какмаленькая свинья, визжаль? Фуй-фуй-фуй! И Карль сзади его за фрак от окнатаскаль и тут, это правда, господин капитэн, ему зейн рок изорваль. И тогдаон кричаль, что ему пятнадцать целковых ман мус штраф платиль. И я сама,господин капитэн, пять целковых ему зейнрок платиль. И это неблагородныйгость, господин капитэн, и всякой шкандаль делаль! Я, говориль, на васбольшой сатир гедрюкт будет, потому я во всех газет могу про вас всесочиниль

- Из сочинителей, значит?

- Да, господин капитэн, и какой же это неблагородный гость, господинкапитэн, когда в благородный дом..

- Ну-ну-ну! Довольно! Я уж тебе говорил, говорил, я ведь тебеговорил..

- Илья Петрович! - снова значительно проговорил письмоводитель

Поручик быстро взглянул на него; письмоводитель слегка кивнул головой

- ... Так вот же тебе, почтеннейшая Лавиза Ивановна, мой последнийсказ, и уж это в последний раз, - продолжал поручик. - Если у тебя еще хотьодин только раз в твоем благородном доме произойдет скандал, так я тебясамое на цугундер, как в высоком слоге говориться. Слышала? Так литератор,сочинитель, пять целковых в "благородном доме" за фалду взял? Вот они,сочинители! - Третьего дня в трактире тоже история: пообедал, а платить нежелает; "я, дескать, вас в сатире за то опишу". На пароходе тоже другой, напрошлой неделе, почтенное семейство статского советника, жену и дочь,подлейшими словами обозвал. Из кондитерской намедни в толчки одноговыгнали. Вот они каковы, сочинители, литераторы, студенты, глашатаи..

тьфу! А ты пошла! Я вот сам к тебе загляну... тогда берегись! Слышала?

Луиза Ивановна с уторопленною любезностью пустилась приседать на всестороны и, приседая, допятилась до дверей; но в дверях наскочила задом наодного видного офицера, с открытым свежим лицом и с превосходнымигустейшими белокурыми бакенами. Это был сам Никодим Фомич, квартальныйнадзиратель. Луиза Ивановна поспешила присесть чуть не до полу и частымимелкими шагами, подпрыгивая, полетела из конторы

- Опять грохот, опять гром и молния, смерч, ураган! любезно и дружескиобратился Никодим Фомич к Илье Петровичу, - опять растревожили сердце,опять закипел! Еще с лестницы слышал

- Да што! - с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (идаже не што, а как-то: "Да-а шта-а!"), переходя с какими-то бумагами кдругому столу и картинно передергивая с каждым шагом плечами, куда шаг,туда и плечо; - вот-с, изволите видеть: господин сочинитель, то бишьстудент, бывший то есть, денег не платит, векселей надавал, квартиру неочищает, беспрерывные на них поступают жалобы, а изволили в претензиювойти, что я папироску при них закурил! Сами п-п-подличают, а вот-с,извольте взглянуть на них: вот они в самом своем привлекательном теперьвиде-с!

- Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не могобиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами неудержались, - продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-роднейший, я вам скажу, человек, нопорох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел - и нет! И все прошло! И врезультате одно только золото сердца! Его и в полку прозвали:"поручик-порох"..

- И какой еще п-п-полк был! - воскликнул Илья Петрович, весьмадовольный, что его так приятно пощекотали, но все еще будируя

Раскольникову вдруг захотелось сказать им всем что-нибудьнеобыкновенно приятное

- Да помилуйте, капитан, - начал он весьма развязно, обращаясь вдруг кНикодиму Фомичу, - вникните и в мое положение... Я готов даже просить у нихизвинения, если в чем с своей стороны манкировал. Я бедный и больнойстудент, удрученный (он так и сказал: "удрученный") бедностью. Я бывшийстудент, потому что теперь не могу содержать себя, но я получу деньги... Уменя мать и сестра в - й губернии... Мне пришлют, и я... заплачу. Хозяйкамоя добрая женщина, но она до того озлились, что я уроки потерял и не плачучетвертый месяц, что не присылает мне даже обедать... И не понимаюсовершенно, какой это вексель! Теперь она с меня требует по заемному этомуписьму, что ж я ей заплачу, посудите сами!.

- Но это ведь не наше дело... - опять было заметил письмоводитель..

- Позвольте, позвольте, я с вами совершенно согласен, но позвольте имне разъяснить, - подхватил опять Раскольников, обращаясь не кписьмоводителю, а все к Никодиму Фомичу, но стараясь всеми силамиобращаться тоже и к Илье Петровичу, хотя тот упорно делал вид, что роется вбумагах и презрительно не обращает на него внимания, - позвольте и мне ссвоей стороны разъяснить, что я живу у ней уж около трех лет, с самогоприезда из провинции и прежде... прежде... впрочем, отчего ж мне и непризнаться в свою очередь, с самого начала я дал обещание, что женюсь на еедочери, обещание словесное, совершенно свободное... Это была девушка..

впрочем, она мне даже нравилась... хотя я и не был влюблен... одним словом,молодость, то есть я хочу сказать, что хозяйка мне делала тогда многокредиту и я вел отчасти такую жизнь... я очень был легкомыслен..

- С вас вовсе не требуют таких интимностей, милостисдарь, да и временинет, - грубо и с торжеством перебил было Илья Петрович, но Раскольников сжаром остановил его, хотя ему чрезвычайно тяжело стало вдруг говорить

- Но позвольте, позвольте же мне, отчасти, все рассказать... как былодело и... в свою очередь... хотя это и лишнее, согласен с вами,рассказывать, - но год назад эта девица умерла от тифа, я же осталсяжильцом, как был, и хозяйка, как переехала на теперешнюю квартиру, сказаламне... и сказала дружески... что она совершенно во мне уверена и все... ночто не захочу ли я дать ей это заемное письмо в сто пятнадцать рублей,всего что она считала за мной долгу. Позвольте-с: она именно сказала, что,как только я дам эту бумагу, она опять будет меня кредитовать сколькоугодно и что никогда, никогда, в свою очередь, - это ее собственные словабыли, - она не воспользуется этой бумагой, покамест я сам заплачу... И воттеперь, когда я и уроки потерял и мне есть нечего, она и подает ковзысканию... Что ж я теперь скажу?

- Все эти чувствительные подробности, милостисдарь, до нас некасаются, - нагло отрезал Илья Петрович, - вы должны дать отзыв иобязательство, а что вы там изволили быть влюблены и все эти трагическиеместа, до этого нам совсем дела нет

- Ну уж ты... жестоко... - пробормотал Никодим Фомич, усаживаясь кстолу и тоже принимаясь подписывать. Ему как-то стыдно стало

- Пишите же, - сказал письмоводитель Раскольникову

- Что писать? - спросил тот как-то особенно грубо

- А я вам продиктую

Раскольникову показалось, что письмоводитель стал с ним небрежнее и