Школьная библиотека

Он вошел в эту комнату (четвертую по порядку), тесную и битком набитуюпубликой - народом, несколько почище одетым, чем в тех комнатах. Междупосетителями были две дамы. Одна в трауре, бедно одетая, сидела за столомпротив письмоводителя и что-то писала под его диктовку. Другая же дама,очень полная и багрово-красная, с пятнами, видная женщина, и что-то ужочень пышно одетая, с брошкой на груди, величиной в чайное блюдечко, стоялав сторонке и чего-то ждала. Раскольников сунул письмоводителю своюповестку. Тот мельком взглянул на нее, сказал: "подождите" и продолжалзаниматься с траурною дамой

Он перевел дух свободнее. "Наверно, не то!" Мало-помалу он сталободряться, он усовещивал себя всеми силами ободриться и опомниться

"Какая-нибудь глупость, какая-нибудь самая мелкая неосторожность, и ямогу всего себя выдать! Гм... жаль, что здесь воздуху нет, - прибавил он, духота... Голова еще больше кружится... и ум тоже..."

Он чувствовал во всем себе страшный беспорядок. Он сам боялся несовладеть с собой. Он старался прицепиться к чему-нибудь и о чем бы нибудьдумать EE совершенно постороннем, но это совсем не удавалось

Письмоводитель сильно, впрочем, интересовал его: ему все хотелосьчто-нибудь угадать по его лицу, раскусить. Это был очень молодой человек,лет двадцати двух, с смуглою и подвижною физиономией, казавшеюся стареесвоих лет, одетый по моде и фатом, с пробором на затылке, расчесанный ираспомаженный, со множеством перстней и колец на белых отчищенных щеткамипальцах и золотыми цепями на жилете. С одним бывшим тут иностранцем он дажесказал слова два по-французски, и очень удовлетворительно

- Луиза Ивановна, вы бы сели, - сказал он мельком разодетойбагрово-красной даме, которая все стояла, как будто не смея сама сесть,хотя стул был рядом

- Ich danke, - сказала та и тихо, с шелковым шумом, опустилась настул. Светло-голубое с белою кружевною отделкой платье ее, точно воздушныйшар, распространилось вокруг стула и заняло чуть не полкомнаты. Понеслодухами. Но дама, очевидно, робела того, что занимает полкомнаты и что отнее так несет духами, хотя и улыбалась трусливо и нахально вместе, но сявным беспокойством

Траурная дама наконец кончила и стала вставать. Вдруг, с некоторымшумом, весьма молодцевато и как-то особенно повертывая с каждым шагомплечами, вошел офицер, бросил фуражку с кокардой на стол и сел в кресла

Пышная дама так и подпрыгнула с места, его завидя, и с каким-то особеннымвосторгом принялась приседать; но офицер не обратил на нее ни малейшеговнимания, а она уже не смела больше при нем садиться. Это был поручик,помощник квартального надзирателя, с горизонтально торчавшими в обе сторонырыжеватыми усами и с чрезвычайно мелкими чертами лица, ничего, впрочем,особенного, кроме некоторого нахальства, не выражавшими. Он искоса иотчасти с негодованием посмотрел на Раскольникова: слишком уж на нем былскверен костюм, и, несмотря на все принижение, все еще не по костюму былаосанка; Раскольников, по неосторожности, слишком прямо и долго посмотрел нанего, так что тот даже обиделся

- Тебе чего? - крикнул он, вероятно удивляясь, что такой оборванец ине думает стушевываться от его молниеносного взгляда

- Потребовали... по повестке... - отвечал кое-как Раскольников

- Это по делу о взыскании с них денег, с студента, - заторопилсяписьмоводитель, отрываясь от бумаги. - Вот-с! - и он перекинулРаскольникову тетрадь, указав в ней место, - прочтите!

"Денег? Каких денег? - думал Раскольников, - но... стало быть, ужнаверно не то!" И он вздрогнул от радости. Ему стало вдруг ужасно,невыразимо легко. Все с плеч слетело

- А в котором часу вам приходить написано, милостисдарь?- крикнулпоручик, все более и более неизвестно чем оскорбляясь, - вам пишут вдевять, а теперь уже двенадцатый час!

- Мне принесли всего четверть часа назад, - громко и через плечоотвечал Раскольников, тоже внезапно и неожиданно для себя рассердившийся идаже находя в этом некоторое удовольствие. - И того довольно, что я больнойв лихорадке пришел

- Не извольте кричать!

- Я и не кричу, а весьма ровно говорю, а это вы на меня кричите; а ястудент и кричать на себя не позволю

Помощник до того вспылил, что в первую минуту даже ничего не могвыговорить, и только какие-то брызги вылетели из уст его. Он вскочил сместа

- Извольте ма-а-а-лчать! Вы в присутствии. Не гр-р-рубиянить, судырь!

- Да и вы в присутствии, - вскрикнул Раскольников, - а кроме того, чтокричите, папиросу курите, стало быть, всем нам манкируете. - Проговоривэто, Раскольников почувствовал невыразимое наслаждение

Письмоводитель с улыбкой смотрел на них. Горячий поручик был видимоозадачен

- Это не ваше дело-с! - прокричал он наконец как-то неестественногромко, - а вот извольте-ка подать отзыв, который с вас требуют. Покажитеему, Александр Григорьевич. Жалобы на вас! Денег не платите! Ишь какойвылетел сокол ясный!

Но Раскольников уже не слушал и жадно схватился за бумагу, ищапоскорей разгадки. Прочел раз, другой, и не понял

- Это что же? - спросил он письмоводителя

- Это деньги с вас по заемному письму требуют, взыскание. Вы должныили уплатить со всеми издержками, ценными и прочими, или дать письменноотзыв, когда можете уплатить, а вместе с тем и обязательство не выезжать доуплаты из столицы и не продавать и не скрывать своего имущества. Азаимодавец волен продать ваше имущество, а с вами поступить по законам

- Да я... никому не должен!

- Это уж не наше дело. А к нам вот поступило ко взысканию просроченноеи законно протестованное заемное письмо в сто пятнадцать рублей, выданноевами вдове, коллежской асессорше Зарницыной, назад тому девять месяцев, аот вдовы Зарницыной перешедшее уплатою к надворному советнику Чебарову, мыи приглашаем вас посему к отзыву

- Да ведь она ж моя хозяйка?

- Ну так что ж, что хозяйка?

Письмоводитель смотрел на него с снисходительною улыбкой сожаления, авместе с тем и некоторого торжества, как на новичка, которого только чтоначинают обстреливать: "Что, дескать, каково ты теперь себя чувствуешь?" Нокакое, какое было ему теперь дело до заемного письма, до взыскания! Стоилоли это теперь хоть какой-нибудь тревоги, в свою очередь, хотя какого-нибудьдаже внимания! Он стоял, читал, слушал, отвечал, сам даже спрашивал, но всеэто машинально. Торжество самосохранения, спасение от давившей опасности вот что наполняло в эту минуту все его существо, без предвидения, безанализа, без будущих загадываний и отгадываний, без сомнений и безвопросов. Это была минута полной, непосредственной, чисто животной радости

Но в эту самую минуту в конторе произошло нечто вроде грома и молнии

Поручик, еще весь потрясенный непочтительностию, весь пылая и, очевидно,желая поддержать пострадавшую амбицию, набросился всеми перунами нанесчастную "пышную даму", смотревшую на него, с тех самых пор как он вошел,с преглупейшею улыбкой

- А ты, такая-сякая и этакая, - крикнул он вдруг во все горло(траурная дама уже вышла) - у тебя там что прошедшую ночь произошло? а?Опять позор, дебош не всю улицу производишь. Опять драка и пьянство. Всмирительный мечтаешь! Ведь я уж тебе говорил, ведь я уж предупреждал тебядесять раз, что в одиннадцатый не спущу! А ты опять, опять, такая-сякая тыэтакая!

Даже бумаг выпала из рук Раскольникова, и он дико смотрел на пышнуюдаму, которую так бесцеремонно отделывали: но скоро, однако же, сообразил,в чем дело, и тотчас же вся эта история начала ему очень даже нравиться. Онслушал с удовольствием, так даже, что хотелось хохотать, хохотать,хохотать... Все нервы его так и прыгали