Школьная библиотека

ложку или чашку, но даже, может быть, и ходить. Но по какой-то странной,чуть не звериной хитрости ему вдруг пришло в голову скрыть до времени своисилы, притаиться, прикинуться, если надо, даже еще не совсем понимающим, амежду тем выслушать и выведать, что такое тут происходит? Впрочем, он несовладал с своим отвращением: схлебнув ложек десять чаю, он вдругвысвободил свою голову, капризно оттолкнул ложку и повалился опять наподушку. Под головами его действительно лежали теперь настоящие подушки пуховые и с чистыми наволочками; он это тоже заметил и взял в соображение

- Надо, чтобы Пашенька сегодня же нам малинового варенья принесла,питье ему сделать, - сказал Разумихин, усаживаясь на свое место и опятьпринимаясь за суп и за пиво

- А где она тебе малины возьмет? - спросила Настасья, держа нарастопыренных пяти пальцах блюдечко и процеживая в себя чай "через сахар"

- Малину, друг мой, она возьмет в лавочке. Видишь, Родя, тут без тебяцелая история произошла. Когда ты таким мошенническим образом удрал от меняи квартиры не сказал, меня вдруг такое зло 7яло, что я положил тебяразыскать и казнить. В тот же день и приступил. Уж я ходил, ходил,расспрашивал, расспрашивал! Эту-то, теперешнюю квартиру я забыл; впрочем, яее никогда и не помнил, потому что не знал. Ну, а прежнюю квартиру, - помнютолько, что у Пяти Углов, Харламова дом. Искал, искал я этот Харламов дом,- а ведь вышло потом, что он вовсе и не Харламов дом, а Буха, - как иногдав звуках-то сбиваешься! Ну я и рассердился. Рассердился да и пошел, была небыла, на другой день в адресный стол, и представь себе: в две минуты тебямне разыскали. Ты там записан

- Записан!

- Еще бы; а вот генерала Кобелева никак не могли там при мнеразыскать. Ну-с, долго рассказывать. Только как я нагрянул сюда, тотчас жесо всеми твоими делами познакомился; со всеми, братец, со всеми, все знаю;вот и она видела: и с Никодимом Фомичом познакомился, и Илью Петровича мнепоказывали, и с дворником, и с господином Заметовым, АлександромГригорьевичем, письмоводителем в здешней конторе, а наконец и с Пашенькой,- это уж был венец; вот и она знает..

- Усахарил, - пробормотала Настасья, плутовски усмехаясь

- Да вы бы внакладочку, Настасья Никифоровна

- Ну ты, пес! - вдруг крикнула Настасья и прыснула со смеху. - А ведья Петровна, а не Никифоровна, - прибавила она вдруг, когда пересталасмеяться

- Будем ценить-с. Ну так вот, брат, чтобы лишнего не говорить, я хотелсначала здесь электрическую струю повсеместно пустить, так чтобы всепредрассудки в здешней местности разом искоренить, но Пашенька победила. Я,брат, никак и не ожидал, чтоб она была такая... авенантненькая... а? Как тыдумаешь?

Раскольников молчал, хотя ни на минуту не отрывал от него своеговстревоженного взгляда, и теперь упорно продолжал глядеть на него

- И очень даже, - продолжал Разумихин, нисколько не смущаясь молчаниеми как будто поддакивая полученному ответу, - и очень даже в порядке, вовсех статьях

- Ишь тварь! - вскрикнула опять Настасья, которой разговор этотдоставлял, по-видимому, неизъяснимое блаженство

- Скверно, брат, то, что ты с самого начала не сумел взяться за дело

С ней надо было не так. Ведь это, так сказать, самый неожиданный характер!Ну, да об характере потом... А только как, например, довести до того, чтобона тебе обеда смела не присылать? Иль, например, этот вексель? Да ты с умасошел, что ли, векселя подписывать! Или, например, этот предполагавшийсябрак, когда еще дочка, Наталья Егоровна, жива была... Я все знаю! Авпрочем, я вижу, что это деликатная струна и что я осел; ты меня извини. Нокстати о глупости: как ты думаешь, ведь Прасковья Павловна совсем, брат, нетак глупа, как с первого взгляда можно предположить, а?

- Да... - процедил Раскольников, смотря в сторону, но понимая, чтовыгоднее поддержать разговор

- Не правда ли? - вскричал Разумихин, видимо, обрадовавшись, что емуответили, - но ведь и не умна, а? Совершенно, совершенно неожиданныйхарактер! Я, брат, отчасти теряюсь, уверяю тебя... Сорок-то ей верныхбудет. Она говорит - тридцать шесть и на это полное право имеет. Впрочем,клянусь тебе, что сужу об ней больше умственно, по одной метафизике; тут,брат, у нас такая эмблема завязалась, что твоя алгебра! Ничего не понимаю!Ну, да все это вздор, а только она, видя, что ты уже не студент, уроков икостюма лишился и что по смерти барышни ей нечего уже тебя на родственнойноге держать, вдруг испугалась; а так как ты, с своей стороны, забился вугол и ничего прежнего не поддерживал, она и вздумала тебя с квартирысогнать. И давно она это намерение питала, да векселя стало жалко. К томуже ты сам уверял, что мамаша заплатит..

- Это я по подлости моей говорил... Мать у меня сама чуть милостыни непросит... а я лгал, чтоб меня на квартире держали и... кормили, проговорил громко и отчетливо Раскольников

- Да, это ты благоразумно. Только вся штука в том, что тут иподвернись господин Чебаров, надворный советник и деловой человек. Пашенькабез него ничего бы не выдумала, уж очень стыдлива; ну а деловой человек нестыдлив и первым делом, разумеется, предложил вопрос: есть ли надеждаосуществить векселек? Ответ: есть, потому такая мамаша есть, что изстадвадцатипятирублевой своей пенсии, хоть сама есть не будет, а ужРоденьку выручит, да сестрица такая есть, что за братца в кабалу пойдет. Наэтом-то он и основался... Что шевелишься-то? Я, брат, теперь всю твоюподноготную разузнал, недаром ты с Пашенькой откровенничал, когда еще народственной ноге состоял, а теперь любя говорю... То-то вот и есть: честныйи чувствительный человек откровенничает, а деловой человек слушает да ест,а потом и съест. Вот и уступила она сей векселек якобы уплатою семуЧебарову, а тот формально и потребовал, не сконфузился. Хотел было я ему,как узнал это все, так, для очистки совести, тоже струю пустить, да на тупору у нас с Пашенькой гармония вышла, я и повелел это дело все прекратить,в самом то есть источнике, поручившись, что ты заплатишь. Я, брат, за тебяпоручился, слышишь? Позвали Чебарова, десять целковых ему в зубы, а бумагуназад, и вот честь имею ее вам представить, - на слово вам теперь верят, вот, возьмите, и надорвана мною как следует

Разумихин выложил на стол заемное письмо; Раскольников взглянул нанего и, не сказав ни слова, отворотился к стене. Даже Разумихинапокоробило

- Вижу, брат, - проговорил он через минуту, - что опять из себя дуракасвалял. Думал было тебя развлечь и болтовней потешить, а, кажется, толькожелчь нагнал

- Это тебя я не узнавал в бреду? - спросил Раскольников, тоже помолчавс минуту и не оборачивая головы

- Меня, и даже в исступление входили по сему случаю, особенно когда яраз Заметова приводил

- Заметова?.. Письмоводителя?.. Зачем? - Раскольников быстрооборотился и уперся глазами в Разумихина

- Да чего ты так... Что встревожился? Познакомиться с тобой пожелал;сам пожелал, потому что много мы с ним о тебе переговорили... Иначе, откого ж бы я про тебя-то столько узнал? Славный, брат, он малый,чудеснейший... в своем роде, разумеется. Теперь приятели; чуть не ежедневновидимся. Ведь я в эту часть переехал. Ты не знаешь еще? Только чтопереехал. У Лавизы с ним два раза побывали. Лавизу-то помнишь, ЛавизуИвановну?

- Бредил я что-нибудь?

- Еще бы! Себе не принадлежали-с

- О чем я бредил?

- Эвося! О чем бредил? Известно о чем бредят... Ну, брат, теперь,чтобы времени не терять, за дело

Он встал со стула и схватился за фуражку

- О чем бредил?