Школьная библиотека

вдвое осторожнее надо. Эх вы, тупицы прогрессивные, ничего-то не понимаете!Человека не уважаете, себя обижаете... А коли хочешь знать, так у наспожалуй, и дело одно общее завязалось

- Желательно знать

- Да все по делу о маляре, то есть о красильщике... Уж мы его вытащим!А впрочем, теперь и беды никакой. Дело совсем, совсем теперь очевидное! Мытолько пару поддадим

- Какой там еще красильщик?

- Как, разве я не рассказывал? Аль нет? Да, бишь, я тебе только началорассказывал... вот, про убийство старухи-то закладчицы, чиновницы... ну,тут и красильщик теперь замешался..

- Да про убийство это я и прежде твоего слышал, и этим делом дажеинтересуюсь... отчасти... по одному случаю... и в газетах читал! А вот..

- Лизавету-то тоже убили! - брякнула вдруг Настасья, обращаясь кРаскольникову. Она все время оставалась в комнате, прижавшись подле двери,и слушала

- Лизавету? - пробормотал Раскольников едва слышным голосом

- А Лизавету, торговку-то, аль не знаешь? Она сюда вниз ходила. Ещетебе рубаху чинила

Раскольников оборотился к стене, где наE3рязных желтых обоях с белымицветочками выбрал один неуклюжий белый цветок, с какими-то коричневымичерточками, и стал рассматривать: сколько в нем листиков, какие на листикахзазубринки и сколько черточек? Он чувствовал, что у него онемели руки иноги, точно отнялись, но и не попробовал шевельнуться и упорно глядел нацветок

- Ну так что ж красильщик? - с каким-то особенным неудовольствиемперебил Зосимов болтовню Настасьи. Та вздохнула и замолчала

- А тоже в убийцы записали! - с жаром продолжал Разумихин

- Улики, что ль, какие?

- Кой черт улики! А впрочем, именно по улике, да улика-то эта неулика, вот что требуется доказать! Это точь-в-точь как сначала они забралии заподозрили этих, как бишь их... Коха да Пестрякова. Тьфу! Как это всеглупо делается, даже вчуже гадко становится! Пестряков-то, может, сегодняко мне зайдет... Кстати, Родя, ты эту штуку уж знаешь, еще до болезнислучилось, ровно накануне того, как ты в обморок в конторе упал, когда тампро это рассказывали..

Зосимов любопытно посмотрел на Раскольникова; тот не шевелился

- А знаешь что, Разумихин? Посмотрю я на тебя: какой ты, однако же,хлопотун, - заметил Зосимов

- Это пусть, а все-таки вытащим! - крикнул Разумихин, стукнув кулакомпо столу. - Ведь тут что всего обиднее? Ведь не то, что они врут; враньевсегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет. Нет,то досадно, что врут, да еще собственному вранью поклоняются. Я Порфирияуважаю, но... Ведь что их, например, перво-наперво с толку сбило? Дверьбыла заперта, а пришли с дворником - отперта: ну, значит, Кох да Пестрякови убили! Вот ведь их логика

- Да не горячись; их просто задержали; нельзя же... Кстати: я ведьэтого Коха встречал; он ведь, оказалось, у старухи вещи просроченныескупал? а?

- Да, мошенник какой-то! Он и векселя тоже скупает. Промышленник. Дачерт с ним! Я ведь на что злюсь-то, понимаешь ты это? На рутину их дряхлую,пошлейшую, закорузлую злюсь... А тут, в одном этом деле, целый новый путьоткрыть можно. По одним психологическим только данным можно показать, какна истинный след попадать должно. "У нас есть, дескать, факты!" Да ведьфакты не все; по крайней мере, половина дела в том, как с фактамиобращаться умеешь!

- А ты с фактами обращаться умеешь?

- Да ведь нельзя же молчать, когда чувствуешь, ощупом чувствуешь, чтовот мог бы делу помочь, кабы... Эх!.. Ты дело-то подробно знаешь?

- Да вот про красильщика жду

- Да, бишь! Ну слушай историю: ровно на третий день после убийства,поутру, когда они там нянчились еще с Кохом да Пестряковым, - хотя текаждый свой шаг доказали: очевидность кричит! - объявляется вдруг самыйнеожиданный факт. Некто крестьянин Душкин, содержатель распивочной,напротив того самого дома, является в контору и приносит ювелирский футлярс золотыми серьгами и рассказывает целую повесть: "Прибежал-де ко мнеповечеру, третьего дня, примерно в начале девятого, - день и час! вникаешь?- работник красильщик, который и до этого ко мне на дню забегал, Миколай, ипринес мне ефту коробку с золотыми сережками и с камушками, и просил за нихпод заклад два рубля, а на мой спрос: где взял? - объявил, что на панелиподнял. Больше я его на том не расспрашивал, - это Душкин-то говорит, - авынес ему билетик - рубль то есть, потому-де думал, что не мне, так другомузаложит, все одно - пропьет, а пусть лучше у меня вещь лежит: дальше-деположишь, ближе возьмешь, а объявится что аль слухи пойдут, тут я ипреставлю". Ну, конечно, бабушкин сон рассказывает, врет как лошадь, потомуя этого Душкина знаю, сам он закладчик и краденое прячет, итридцатирублевую вещь не для того, чтоб "приставить", у Миколая подтибрил

Просто струсил. Ну, да к черту, слушай; продолжает Душкин: "А крестьянинаефтова, Миколая Дементьева, знаю сызмалетства, нашей губернии и уезда,Зарайского, потому-де мы сами рязанские. А Миколай хоть не пьяница, авыпивает, и известно нам было, что он в ефтом самом доме работает, красит,вместе с Митреем, а с Митреем они из однех местов. И получимши билетик, онего тотчас разменял, выпил зараз два стаканчика, сдачу взял и пошел, аМитрея я с ним в тот час не видал. А на другой день прослышали мы, чтоАлену Ивановну и сестрицу их Лизавету Ивановну топором убили, а мы ихзнавали-с, и взяло меня тут сумление насчет серег, - потому известно намбыло, что покойница под вещи деньги давала. Пошел я к ним в дом и сталосторожно про себя узнавать, тихими стопами, и перво-наперво спросил: тутли Миколай? И сказывал Митрей, что Миколай загулял, пришел домой нарассвете, пьяный, дома пробыл примерно десять минут и опять ушел, а Митрейуж его потом не видал и работу один доканчивает. А работа у них по однойлестнице с убитыми, во втором этаже. Слышамши все это, мы тогда никомуничего не открыли, - это Душкин говорит, - а про убивство все, что могли,разузнали и воротились домой вс° в том же нашем сумлении. А сегодня поутру,в восемь часов, - то есть это на третий-то день, понимаешь? - вижу, входитко мне Миколай, не тверезый, да и не то чтоб очень пьяный, а пониматьразговор может. Сел на лавку, молчит. А опричь него в распивочной на тупору был всего один человек посторонний, а еще спал на лавке другой, познакомству, да двое наших мальчишков-с. "Видел, спрашиваю, Митрея?" - "Нет,говорит, не видал". - "И здесь не был?" - "Не был, говорит, с третьегодни". - "А ноне где ночевал?" - "А на Песках, говорит, у коломенских". - "Агде, говорю, тогда серьги взял?" - "А на панели нашел", - и говорит он этотак, как будто бы неподобно, и не глядя. "А слышал, говорю, что вот то ито, в тот самый вечер и в том часу, по той лестнице, произошло?" - "Нет,говорит, не слыхал", - а сам слушает, глаза вытараща, и побелел он вдруг,ровно мел. Я этта ему рассказываю, смотрю, а он за шапку и начал вставать

Тут и захотел я его задержать: "Погоди, Миколай, говорю, аль не выпьешь?" Асам мигнул мальчишке, чтобы дверь придержал, да из-за застойки-то выхожу:как он тут от меня прыснет, да на улицу, да бегом, да в проулок, - только яи видел его. Тут я и сумления моего решился, потому его грех, как есть..."

- Еще бы!.. - проговорил Зосимов

- Стой! Конца слушай! Пустились, разумеется, со всех ног Миколаяразыскивать: Душкина задержали и обыск произвели, Митрея тоже;пораспотрошили и коломенских, - только вдруг третьего дня и приводят самогоМиколая: задержали его близ -ской заставы, на постоялом дворе. Пришел онтуда, снял с себя крест, серебряный, и попросил за крест шкалик. Дали

Погодя немного минут, баба в коровник пошла и видит в щель: он рядом всарае к балке кушак привязал, петлю сделал; стал на обрубок и хочет себепетлю на шею надеть; баба вскрикнула благим матом, сбежались: "Так вот тыкаков!" - "А ведите меня, говорит, в такую-то часть во всем повинюсь". Ну,его с надлежащими онерами и представили в такую-то часть, сюда то есть. Нуто, се, кто, как, сколько лет - " двадцать два" - и прочее, и прочее

Вопрос: "Как работали с Митреем, не видали ль кого по лестнице, вот втаком-то и таком-то часу?" Ответ: "Известно, проходили, может, люди какие,да нам не в примету". - "А не слыхали ль чего, шуму какого и прочего?" "Ничего не слыхали такого особенного". - "А было ль известно тебе, Миколаю,