Школьная библиотека

- Выжига! - крикнула баба

- Да чего с ним толковать, - крикнул другой дворник, огромный мужик, вармяке на распашку и с ключами за поясом. - Пшол!.. И впрямь выжига..

Пшол!

И, схватив за плечо Раскольникова, он бросил его на улицу. Тоткувыркнулся было, но не упал, выправился, молча посмотрел на всех зрителейи пошел далее

- Чуден человек, - проговорил работник

- Чуден нынче стал народ, - сказала баба

- А все бы свести в контору, - прибавил мещанин

- Нечего связываться, - решил большой дворник. - Как есть выжига! Самна то лезет, известно, а свяжись, не развяжешься... Знаем!

"Так идти, что ли, или нет", думал Раскольников, остановясь посредимостовой на перекрестке и осматриваясь кругом, как будто ожидая от кого-топоследнего слова. Но ничто не отозвалось ниоткуда; все было глухо и мертво,как камни, по которым он ступал, для него мертво, для него одного... Вдруг,далеко, шагов за двести от него, в конце улицы, в сгущавшейся темноте,различил он толпу, говор, крики... Среди толпы стоял какой-то экипаж..

Замелькал среди улицы огонек. "ЧтаF2акое?" Раскольников поворотил вправо ипошел на толпу. Он точно цеплялся за все и холодно усмехнулся, подумав это,потому что уж наверно решил про контору и твердо знал, что сейчас всекончится

VII

Посреди улицы стояла коляска, щегольская и барская, запряженная паройгорячих серый лошадей; седоков не было, и сам кучер, слезши с козел, стоялподле; лошадей держали под уздцы. Кругом теснилось множество народу,впереди всех полицейские. У одного из них был в руках зажженный фонарик,которым он, нагибаясь, освещал что-то на мостовой, у самых колес. Всеговорили, кричали, ахали; кучер казался в недоумении и изредка повторял:

- Экой грех! Господи, грех-то какой!

Раскольников протеснился, по возможности, и увидал наконец предметвсей этой суеты и любопытства. На земле лежал только что раздавленныйлошадьми человек, без чувств по-видимому, очень худо одетый, но в"благородном" платье, весь в крови. С лица, с головы текла кровь; лицо быловсе избито, ободрано, исковеркано. Видно было, что раздавили не на шутку

- Батюшки! - причитал кучер, - как тут усмотреть! Коли б я гнал али бне кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно. Все видели: люди ложь, ия то ж. Пьяный свечки не поставит - известно!.. Вижу его, улицу переходит,шатается, чуть не валится, - крикнул одноважды, да в другой, да в третий,да и придержал лошадей; а он прямехонько им под ноги так и пал! Уж нарочно,что ль, он, ал уж очень был нетверез... Лошади-то молодые, пужливые, дернули, а он вскричал - они пуще... вот и беда

- Это так как есть! - раздался чей-то свидетельский отзыв в толпе

- Кричал-то он, это правда, три раза ему прокричал, - отозвался другойголос

- В акурат три раза, все слышали! - крикнул третий

Впрочем, кучер был не очень уныл и испуган. Видно было, что экипажпринадлежал богатому и значительному владельцу, ожидавшему где-нибудь егоприбытия; полицейские, уж конечно, немало заботились, как уладить этопоследнее обстоятельство. Раздавленного предстояло прибрать в часть и вбольницу. Никто не знал его имени

Между тем Раскольников протиснулся и нагнулся еще ближе. Вдруг фонарикярко осветил лицо несчастного; он узнал его

- Я его знаю, знаю! - закричал он, протискиваясь совсем вперед, - эточиновник, отставной, титулярный советник, Мармеладов! Он здесь живет,подле, в доме Козеля... Доктора поскорее! Я заплачу, вот! - Он вытащил изкармана деньги и показывал полицейскому. Он был в удивительном волнении

Полицейские были довольны, что узнали, кто раздавленный. Раскольниковназвал и себя, дал свой адрес и всеми силами, как будто дело шло о родномотце, уговаривал перенести поскорее бесчувственного Мармеладова в егоквартиру

- Вот тут, через три дома, - хлопотал он, - дом Козеля, немца,богатого... Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю... Онпьяница... Там у него семейство, жена, дети, дочь одна есть. Пока еще вбольницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.

Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а то он умрет до больницы-то..

Он даже успел сунуть неприметно в руку; дело, впрочем, было ясное изаконное, и во всяком случае тут помощь ближе была. Раздавленного подняли ипонесли; нашлись помощники. Дом Козеля был шагах в тридцати. Раскольниковшел сзади, осторожно поддерживал голову и показывал дорогу

- Сюда, сюда! На лестницу надо вверх головой вносить; оборачивайте..

вот так! Я заплачу, я поблагодарю, - бормотал он

Катерина Ивановна, как и всегда, чуть только выпадала свободнаяминута, тотчас же принималась ходить взад и вперед по своей маленькойкомнате, от окна до печки и обратно, плотно скрестив руки на груди, говорясама с собой и кашляя. В последнее время она стала все чаще и большеразговаривать с своею старшею девочкой, десятилетнею Поленькой, котораяхотя и многого еще не понимала, но зато очень хорошо поняла, что нужнаматери, и потому всегда следила за ней своими большими умными глазками ивсеми силами хитрила, чтобы представится все понимающею. В этот разПоленька раздевала маленького брата, которому весь день нездоровилось, чтобуложить его спать. В ожидании, пока ему переменят рубашку, которуюпредстояло ночью же вымыть, мальчик сидел на стуле молча, с серьезноюминой, прямо и недвижимо, с протянутыми вперед ножками, плотно вместесжатыми, пяточками к публике, а носками врозь. Он слушал, что говориламамаша с сестрицей, надув губки, выпучив глазки и не шевелясь, точь-в-точькак обыкновенно должны сидеть все умные мальчики, когда их раздевают, чтобидти спать. Еще меньше его девочка, в совершенных лохмотьях, стояла у ширми ждала своей очереди. Дверь на лестницу была отворена, чтобы хотьсколько-нибудь защититься от волн табачного дыма, врывавшихся из другихкомнат и поминутно заставлявших долго и мучительно кашлять беднуючахоточную. Катерина Ивановна как будто еще больше похудела в эту неделю, икрасные пятна на щеках ее горели еще ярче, чем прежде

- Ты не поверишь, ты и вообразить себе не можешь, Поленька, - говорилаона, ходя по комнате, - до какой степени мы весело и пышно жили в доме упапеньки и как этот пьяница погубил меня и вас всех погубит! Папаша былстатский полковник и уже почти губернатор; ему только оставался всего одинкакой-нибудь шаг, так что все к нему ездили и говорили: "Мы вас уж так исчитаем, Иван Михайлыч, за нашего губернатора". Когда я... кхе! когда я..

кхе-кхе-кхе... о, треклятая жизнь! - вскрикнула она, отхаркивая мокроту исхватившись за грудь, - когда я... ах, когда на последнем бале... упредводителя... меня увидала княгиня Безземельная, - которая меня потомблагословляла, когда я выходила за твоего папашу, Поля, - то тотчасспросила: "Не та ли это милая девица, которая с шалью танцевала привыпуске?"... (Прореху-то зашить надо; вот взяла бы иглу да сейчас бы изаштопала, как я тебя учила, а то завтра... кхе! завтра... кхе-кхе-кхе!.

пуще разо-рвет! - крикнула она надрываясь)... - Тогда еще из Петербургатолько что приехал камер-юнкер князь Щегольской... протанцевал со мноймазурку и на другой же день хотел приехать с предложением; но я самаотблагодарила в лестных выражениях и сказала, что сердце мое принадлежитдавно другому. Этот другой был твой отец, Поля; папенька ужасно сердился..

А вода готова? Ну, давай рубашечку; а чулочки?.. Лида, - обратилась она кмаленькой дочери, - ты уж так, без рубашки, эту ночь поспи; как-нибудь..

да чулочки выложи подле... Заодно вымыть... Что этот лохмотник нейдет,пьяница! Рубашку заносил, как обтирку какую-нибудь, изорвал всю... Все быуж заодно, чтобы сряду двух ночей не мучиться! Господи! Кхе-кхе-кхе-кхе!Опять! Что это? - вскрикнула она, взглянув на толпу в сенях и на людей,протеснявшихся с какою-то ношей в ее комнату. - Что это? Что это несут?Господи!

- Куда ж тут положить? - спрашивал полицейский, осматриваясь кругом,когда уже втащили в комнату окровавленного и бесчувственного Мармеладова

- На диван! Кладите прямо на диван, вот сюда головой, - показывалРаскольников