Школьная библиотека

- Раздавили на улице! Пьяного! - крикнул кто-то из сеней

Катерина Ивановна стояла вся бледная и трудно дышала. Детиперепугались. Маленькая Лидочка вскрикнула, бросилась к Поленьке, обхватилаее и вся затряслась

Уложив Мармеладова, Раскольников бросился к Катерине Ивановне:

- Ради бога, успокойтесь не пугайтесь! - говорил он скороговоркой, онпереходил улицу, его раздавила коляска, не беспокойтесь, он очнется, явелел сюда нести... я у вас был, помните... Он очнется, я заплачу!

- Добился! - отчаянно вскрикнула Катерина Ивановна и бросилась к мужу

Раскольников скоро заметил, что эта женщина не из тех, которые тотчасже падают в обмороки. Мигом под головою несчастного очутилась подушка, окоторой никто еще не подумал; Катерина Ивановна стала раздевать его,осматривать, суетилась и не терялась, забыв о себе самой, закусив своидрожавшие губы и подавляя крики, готовые вырваться из груди

Раскольников уговорил меж тем кого-то сбегать за доктором. Доктор, какоказалось, жил через дом

- Я послал за доктором, - твердил он Катерине Ивановне, - небеспокойтесь, я заплачу. Нет ли воды?.. И дайте салфетку, полотенце,что-нибудь, поскорее; неизвестно еще, как он ранен... Он ранен, а не убит,будьте уверены... Что скажет доктор!

Катерина Ивановна бросилась к окну; там, на продавленном стуле, вуглу, установлен был большой глиняный таз с водой, приготовленный дляночного мытья детского и мужниного белья. Это ночное мытье производилосьсамою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два раза внеделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья ужесовсем почти не было, и было у каждого члена семейства по одному толькоэкземпляру, а Катерина Ивановна не могла выносить нечистоты и лучшесоглашалась мучить себя по ночам и не по силам, когда все спят, чтоб успетьк утру просушить мокрое белье на протянутой веревке и подать чистое, чемвидеть грязь в доме. Она схватилась было за таз, чтобы нести его потребованию Раскольникова, но чуть не упала с ношей. Но тот уже успел найтиполотенце, намочил его водою и стал обмывать залитое кровью лицоМармеладова. Катерина Ивановна стояла тут же, с болью переводя дух идержась руками за грудь. Ей самой нужна была помощь. Раскольников началпонимать, что он, может быть, плохо сделал, уговорив перенести сюдараздавленного. Городовой тоже стоял в недоумении

- Поля! - крикнула Катерина Ивановна, - беги к Соне, скорее. Если незастанешь дома, все равно, скажи, что отца лошади раздавили и чтоб онатотчас же шла сюда... как воротится. Скорей, Поля! На, закройся платком!

- Сто есь духу беги! - крикнул вдруг мальчик со стула и, сказав это,погрузился опять в прежнее безмолвное прямое сиденье на стуле, выпучаглазки, пятками вперед и носками врозь

Меж тем комната наполнилась так, что яблоку упасть было негде

Полицейские ушли, кроме одного, который оставался на время и старалсявыгнать публику, набравшуюся с лестницы, опять обратно на лестницу. Зато извнутренних комнат высыпали чуть не все жильцы госпожи Липпевехзель исначала было теснились только в дверях, но потом гурьбой хлынули в самуюкомнату. Катерина Ивановна пришла в исступление

- Хоть бы умереть-то дали спокойно! - закричала она на всю толпу, что за спектакль нашBи! С папиросами! Кхе-кхе-кхе! В шляпах войдите еще!.

И то в шляпе один... Вон! К мертвому телу хоть уважение имейте!

Кашель задушил ее, но острастка пригодилась. Катерины Ивановны,очевидно, даже побаивались; жильцы, один за другим, протеснились обратно кдвери с тем странным внутренним ощущением довольства, которое всегдазамечается, даже в самых близких людях, при внезапном несчастии с ихближним, и от которого не избавлен ни один человек, без исключения,несмотря даже на самое искреннее чувство сожаления и участия

За дверью послышались, впрочем, голоса про больницу и что здесь неслед беспокоить напрасно

- Умирать-то не след! - крикнула Катерина Ивановна и уже бросиласьбыло растворить дверь, чтобы разразиться на них целым громом, ностолкнулась в дверях с самою госпожой Липпевехзель, которая только чтоуспела прослышать о несчастии и прибежала производить распорядок. Это былачрезвычайно вздорная и беспорядочная немка

- Ах, бог мой! - всплеснула она руками, - ваш муж пьян лошадьизтопталь. В больниц его! Я хозяйка!

- Амалия Людвиговна! Прошу вас вспомнить о том, что вы говорите, высокомерно начала было Катерина Ивановна (с хозяйкой она всегда говорилавысокомерным тоном, чтобы та "помнила свое место", и даже теперь не моглаотказать себе в этом удовольствии), - Амалия Людвиговна..

- Я вам сказал раз-на-прежде, что вы никогда не смель говориль мнеАмаль Людвиговна; я Амаль-Иван!

- Вы не Амаль-Иван, а Амалия Людвиговна, и так как я не принадлежу квашим подлым льстецам, как господин Лебезятников, который смеется теперь задверью (за дверью действительно раздался смех и крик: "сцепились!"), то ибуду всегда называть вас Амалией Людвиговной, хотя решительно не могупонять, почему вам это название не нравится. Вы видите сами, что случилосьс Семеном Захаровичем; он умирает. Прошу вас сейчас запереть эту дверь и невпускать сюда никого. Дайте хоть умереть спокойно! Иначе, уверяю вас,завтра же поступок ваш будет известен самому генерал-губернатору. Князьзнал меня еще в девицах и очень хорошо помнит Семена Захаровича, которомумного раз благодетельствовал. Всем известно, что у Семена Захаровича быломного друзей и покровителей, которых он сам оставил из благороднойгордости, чувствуя несчастную свою слабость, но теперь (она указала наРаскольникова) нам помогает один великодушный молодой человек, имеющийсредства и связи, и которого Семен Захарович знал еще в детстве, и будьтеуверены, Амалия Людвиговна..

Все это произнесено было чрезвычайною скороговоркой, чем дольше, тембыстрей, но кашель разом перервал красноречие Катерины Ивановны. В этуминуту умирающий очнулся и простонал, и она побежала к нему. Больной открылглаза и, еще не узнавая и не понимая, стал вглядываться в стоявшего над нимРаскольникова. Он дышал тяжело, глубоко и редко; на окраинах губ выдавиласькровь; пот выступил на лбу. Не узнав Раскольникова, он беспокойно началобводить глазами. Катерина Ивановна смотрела на него грустным, но строгимвзглядом, а из глаз ее текли слезы

- Боже мой! У него вся грудь раздавлена! Крови-то, крови! проговорила она в отчаянии. - Надо снять с него все верхнее платье!Повернись немного, Семен Захарович, если можешь, - крикнула она ему

Мармеладов узнал ее

- Священника! - проговорил он хриплым голосом

Катерина Ивановна отошла к окну, прислонилась лбом к оконной раме и сотчаянием воскликнула:

- О треклятая жизнь!

- Священника! - проговорил опять умирающий после минутного молчания

- Пошли-и-и! - крикнула на него Катерина Ивановна; он послушалсяокрика и замолчал. Робким, тоскливым взглядом отыскивал он ее глазами; онаопять воротилась к нему и стала у изголовья. Он несколько успокоился, ноненадолго. Скоро глаза его остановились на маленькой Лидочке (еголюбимице), дрожавшей в углу, как в припадке, и смотревшей на него своимиудивленными, детски пристальными глазами

- А... а... - указывал он на нее с беспокойством. Ему что-то хотелосьсказать

- Чего еще? - крикнула Катерина Ивановна

- Босенькая! Босенькая! - бормотал он, полоумным взглядом указывая набосые ножки девочки

- Молчи-и-и! - раздражительно крикнула Катерина Ивановна, - самзнаешь, почему босенькая!

- Слава богу, доктор! - крикнул обрадованный Раскольников