Школьная библиотека

прибудет, чтобы поговорить о делах наедине и условиться о том, что можносделать и предпринять в дальнейшем, и проч., и проч

Соня знала, что это умирит и успокоит Катерину Ивановну, польстит ей,а главное - гордость ее будет удовлетворена. Она села подле Раскольникова,которому наскоро поклонилась, и мельком, любопытно на него поглядела

Впрочем, во все остальное время как-то избегала и смотреть на него, иговорить с ним. Она была как будто даже рассеянна, хотя так и смотрела влицо Катерине Ивановне, чтоб угодить ей. Ни она, ни Катерина Ивановна небыли в трауре, за неимением платьев; на Соне было какое-то коричневое,потемнее, а на Катерине Ивановне единственное ее платье, ситцевое,темненькое с полосками. Известие о Петре Петровиче прошло как по маслу

Выслушав важно Соню, Катерина Ивановна с той же важностию осведомилась: какздоровье Петра Петровича? Затем, немедленно и чуть не вслух, прошепталаРаскольникову, что действительно странно было бы уважаемому и солидномучеловеку, как Петр Петрович, попасть в такую "необыкновенную компанию",несмотря даже на всю его преданность ее семейству и на старую дружбу его сее папенькой

- Вот почему я особенно вам благодарна, Родион Романыч, что вы непогнушались моим хлебом-солью, даже и при такой обстановке, - прибавила онапочти вслух, - впрочем, уверена, что только особенная дружба ваша к моемубедному покойнику побудила вас сдержать ваше слово

Затем она еще раз гордо и с достоинством осмотрела своих гостей ивдруг с особенною заботливостию осведомилась громко и через стол у глухогостаричка: "Не хочет ли он еще жаркого и давали ли ему лиссабонского?"Старичок не ответил и долго не мог понять, о чем его спрашивают, хотясоседи для смеху даже стали его расталкивать. Он только озирался кругомразиня рот, чем еще больше поджег общую веселость

- Вот какой олух! Смотрите, смотрите! И на что его привели? Что жекасается до Петра Петровича, то я всегда была в нем уверена, - продолжалаКатерина Ивановна Раскольникову, - и уж, конечно, он не похож... - резко игромко и с чрезвычайно строгим видом обратилась она к Амалии Ивановне,отчего та даже оробела, - не похож на тех ваших расфуфыренныхшлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки на кухню не взяли бы, апокойник муж, уж конечно, им бы честь сделал, принимая их, и то разветолько по неистощимой своей доброте

- Да-с, любил-с выпить; это любили-с, пивали-с! - крикнул вдруготставной провиантский, осушая двенадцатую рюмку водки

- Покойник муж, действительно, имел эту слабость, и это всем известно,- так и вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, - но это был человекдобрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что подоброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог знает скем он не пил, с теми, которые даже подошвы его не стоили! Вообразите,Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяныйидет, а про детей помнит

- Пе-туш-ка? Вы изволили сказать: пе-туш-ка? - крикнул провиантскийгосподин

Катерина Ивановна не удостоила его ответом. Она о чем-то задумалась ивздохнула

- Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строгабыла, - продолжала она, обращаясь к Раскольникову. - А ведь это не так! Онменя уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек! И такего жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, такжалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя:"приласкаешь, а он опять напьется", только строгостию сколько-нибудь иудержать можно было

- Да-с, бывало-с дранье вихров-с, бывало-с неоднократно-с, - проревелопять провиантский и влил в себя еще рюмку водки

- Не только драньем вихров, но даже и помелом было бы полезно обойтисьс иными дураками. Я не о покойнике теперь говорю! - отрезала Кате0инаИвановна провиантскому

Красные пятна на щеках ее рдели все сильнее и сильнее, грудь ееколыхалась. Еще минута, и она уже готова была начать историю. Многиехихикали, многим, видимо, было это приятно. Провиантского сталиподталкивать и что-то шептать ему. Их, очевидно, хотели стравить

- А па-а-азвольте спросить, это вы насчет чего-с, - началпровиантский, - то есть на чей... благородный счет... вы изволили сейчас..

А впрочем, не надо! Вздор! Вдова! Вдовица! Прощаю... Пас! - и он стукнулопять водки

Раскольников сидел и слушал молча и с отвращением. Ел же он, толькоразве из учтивости прикасаясь к кускам, которые поминутно накладывала наего тарелку Катерина Ивановна, и то только, чтоб ее не обидеть. Онпристально приглядывался к Соне. Но Соня становилась все тревожнее иозабоченнее; она тоже предчувствовала, что поминки мирно не кончатся, и сострахом следила за возраставшим раздражением Катерины Ивановны. Ей, междупрочим, было известно, что главною причиной, по которой обе приезжие дамытак презрительно обошлись с приглашением Катерины Ивановны, была она, Соня

Она слышала от самой Амалии Ивановны, что мать даже обиделась приглашениеми предложила вопрос: "Каким образом она могла бы посадить рядом с этойдевицей свою дочь?" Соня предчувствовала, что Катерине Ивановне как-нибудьуже это известно, а обида ей, Соне, значила для Катерины Ивановны более,чем обида ей лично, ее детям, ее папеньке, одним словом, была обидойсмертельною, и Соня знала, что уж Катерина Ивановна теперь не успокоится,"пока не докажет этим шлепохвосткам, что они обе", и т. д., и т. д. Какнарочно, кто-то переслал с другого конца стола Соне тарелку, с вылепленнымина ей, из черного хлеба, двумя сердцами, пронзенными стрелой. КатеринаИвановна вспыхнула и тотчас же громко заметила, через стол, чтопереславший, конечно, "пьяный осел". Амалия Ивановна, тожепредчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная до глубиныдуши высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроениеобщества в другую сторону и, кстати, уж чтоб поднять себя в общем мнении,начала вдруг, ни с того ни с сего, рассказывать, что какой-то знакомый ее,"Карль из аптеки", ездил ночью на извозчике и что "извозчик хотель егоубиваль и что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, иплакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль"

Катерина Ивановна хоть и улыбнулась, но тотчас же заметила, что АмалииИвановне не следует по-русски анекдоты рассказывать. Та еще большеобиделась и возразила, что ее "фатер аус Берлин буль ошень, ошень важнышеловек и вс° руки по карман ходиль". Смешливая Катерина Ивановна невытерпела и ужасно расхохоталась, так что Амалия Ивановна стала уже терятьпоследнее терпение и едва крепилась

- Вот сычиха-то! - зашептала тотчас же опять Катерина ИвановнаРаскольникову, почти развеселившись, - хотела сказать: носил руки вкарманах, а вышло, что он по карманам лазил, кхи-кхи! И заметили ль вы,Родион Романович, раз навсегда, что все эти петербургские иностранцы, тоесть, главное, немцы, которые к нам откудова-то приезжают, все глупее нас!Ну согласитесь ну можно ли рассказывать о том, что "Карль из аптеки страхомсердце пронзиль" и что он (сопляк!), вместо того чтобы связать извозчика,"руки сложиль и плакаль, и ошень просиль". Ах, дурында! И ведь думает, чтоэто очень трогательно, и не подозревает, как она глупа! По-моему, этотпьяный провиантский гораздо ее умнее; по крайней мере уж видно, чтозабулдыга, последний ум пропил, а ведь эти все такие чинные, серьезные..

Ишь сидит, глаза вылупила. Сердится! Сердится! Ха-ха-ха! Кхи-кхи-кхи!

Развеселившись, Катерина Ивановна тотчас же увлеклась в разныеподробности и вдруг заговорила о том, как при помощи выхлопотанной пенсииона непременно заведет в своем родном городе Т... пансион для благородныхдевиц. Об этом еще не было сообщено Раскольникову самою КатеринойИвановной, и она тотчас же увлеклась в самые соблазнительные подробности

Неизвестно каким образом вдруг очутился в ее руках тот самый "похвальныйлист", о котором уведомлял Раскольникова еще покойник Мармеладов, объясняяему в распивочной, что Катерина Ивановна, супруга его, при выпуске изинститута, танцевала с шалью "при губернаторе и при прочих лицах"

Похвальный лист этот, очевидно, должен был теперь послужить свидетельствомо праве Катерины Ивановны самой завести пансион; но главное, был припасен стою целью, чтоб окончательно срезать "обеих расфуфыренных шлепохвостниц!,на случай если б они пришли на поминки, и ясно доказать им, что КатеринаИвановна из самого благородного, "можно даже сказать, аристократическогодома, полковничья дочь и уж наверно получше иных искательниц приключений,которых так много расплодилось в последнее время". Похвальный лист тотчасже пошел по рукам пьяных гостей, чему Катерина Ивановна не препятствовала,потому что в нем действительно было обозначено, en toutes lettres, что онадочь надворного советника и кавалера, а следовательно, и в самом деле почтиполковничья дочь. Воспламенившись, Катерина Ивановна немедленнораспространилась о всех подробностях будущего прекрасного и спокойногожитья-бытья в Т...; об учителях гимназии, которых она пригласит для уроков