Школьная библиотека

Вошел доктор, аккуратный старичок, немец, озираясь с недоверчивымвидом; подошел к больному, взял пульс, внимательно ощупал голову и, спомощию Катерины Ивановны, отстегнул всю смоченную кровью рубашку и обнажилгрудь больного. Вся грудь была исковеркана, измята и истерзана; несколькоребер с правой стороны изломано. С левой стороны, на самом сердце, былозловещее, большое, желтовато-черное пятно, жестокий удар копытом. Докторнахмурился. Полицейский рассказал ему, что раздавленного захватило в колесои тащило, вертя, шагов тридцать по мостовой

- Удивительно, как он еще очнулся, - шепнул потихоньку докторРаскольникову

- Что вы скажете? - спросил тот

- Сейчас умрет

- Неужели никакой надежды?

- Ни малейшей! При последнем издыхании... К тому же голова оченьопасно ранена... Гм. Пожалуй, можно кровь отворить... но... это будетбесполезно. Через пять или десять минут умрет непременно

- Так уж отворите лучше кровь!

- Пожалуй... Впрочем, я вас предупреждаю, это будет совершеннобесполезно

В это время послышались еще шаги, толпа в ю5нях раздвинулась, и напороге появился священник с запасными дарами, седой старичок. За ним ходилполицейский, еще с улицы. Доктор тотчас же уступил ему место и обменялся сним значительным взглядом. Раскольников упросил доктора подождать хотьнемножко. Тот пожал плечами и остался

Все отступили. Исповедь длилась очень недолго. Умирающий вряд лихорошо понимал что-нибудь; произносить же мог только отрывистые, неясныезвуки. Катерина Ивановна взяла Лидочку, сняла со стула мальчика и, отойдя вугол к печке, стала на колени, а детей поставила на колени перед собой

Девочка только дрожала; мальчик же, стоя на голых коленочках, размеренноподымал ручонку, крестился полным крестом и кланялся в землю, стукаясьлбом, что, по-видимому, доставляло ему особенное удовольствие. КатеринаИвановна закусывала губы и сдерживала слезы; она тоже молилась, изредкаоправляя рубашечку на ребенке и успев набросить на слишком обнаженные плечидевочки косынку, которую достала с комода, не вставая с колен и молясь

Между тем двери из внутренних комнат стали опять отворяться любопытными. Всенях же все плотнее и плотнее стеснялись зрители, жильцы со всей лестницы,не переступая, впрочем, за порог комнаты. Один только огарок освещал всюсцену

В эту минуту из сеней, сквозь толпу, быстро протеснилась Поленька,бегавшая за сестрой. Она вошла, едва переводя дух от скорого бега, сняла ссебя платок, отыскала глазами мать, подошла к ней и сказала: "Идет! наулице встретила!" Мать пригнула ее на колени и поставила подле себя. Изтолпы, неслышно и робко, протеснилась девушка, и странно было ее внезапноепоявление в этой комнате, среди нищеты, лохмотьев, смерти и отчаяния. Онабыла тоже в лохмотьях; наряд ее был грошовый, но разукрашенный по-уличному,под вкус и правила, сложившиеся в своем особом мире, с ярко и позорновыдающеюся целью. Соня остановилась в сенях у самого порога, но непереходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось,ничего, забыв и о своем перекупленном из четвертых рук, шелковом,неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, инеобъятном кринолине, загородившем всю дверь, и о светлых ботинках, и обомбрельке, ненужной ночью, но которую она взяла с собой, и о смешнойсоломенной круглой шляпке с ярким огненного цвета пером. Из-под этойнадетой мальчишески набекрень шляпки выглядывало худое, бледное ииспуганное личико с раскрытым ртом и с неподвижными от ужаса глазами. Сонябыла малого роста, лет восемнадцати, худенькая, но довольно хорошенькаяблондинка, с замечательными голубыми глазами. Она пристально смотрела напостель, на священника; она тоже задыхалась от скорой ходьбы. Наконецшушуканье, некоторые слова в толпе, вероятно, до нее долетели. Онапотупилась, переступила шаг через порог и стала в комнате, но опять-таки всамых дверях

Исповедь и причащение кончились. Катерина Ивановна снова подошла кпостели мужа. Священник отступил и, уходя, обратился было сказать два словав напутствие и утешение Катерине Ивановне

- А куда я этих-то дену? - резко и раздражительно перебила она,указывая на малюток

- Бог милостив; надейтесь на помощь всевышнего, - начал былосвященник

- Э-эх! Милостив, да не до нас!

- Это грех, грех, сударыня, - заметил священник, качая головой

- А это не грех? - крикнула Катерина Ивановна, показывая наумирающего

- Быть может, те, которые были невольною причиной, согласятсявознаградить вас, хоть бы в потере доходов..

- Не понимаете вы меня! - раздражительно крикнула Катерина Ивановна,махнув рукой. - Да и за что вознаграждать-то? Ведь он сам, пьяный, подлошадей полез! Каких доходов? От него не доходы, а только мука была. Ведьон, пьяница, все пропивал. Нас обкрадывал да в кабак носил, ихнюю да моюжизнь в кабаке извел! И слава богу, что помирает! Убытку меньше!

- Простить бы надо в предсмертный час, а это грех, сударыня, таковыечувства большой грех!

Катерина Ивановна суетилась около больного, она подавала ему пить,обтирала пот и кровь с головы, оправляла подушки и разговаривала ссвященником, изредка успевая оборотиться к нему между делом. Теперь же онавдруг набросилась на него почти в исступлении

- Эх, батюшка! Слова да слова одни! Простить! Вот он пришел бы сегодняпьяный, как бы не раздавили-то, рубашка-то на нем одна, вся заношенная, дав лохмотьях, так он бы завалился дрыхнуть, а я бы до рассвета в водеполоскалась, обноски бы его да детские мыла, да потом высушила бы за окном,да тут же, как рассветет, и штопать бы села, - вот моя и ночь!.. Так чегоуж тут про прощение говорить! И то простила!

Глубокий, страшный кашель прервал ее слова. Оно отхаркнулась в платоки сунула его напоказ священнику, с болью придерживая другою рукой грудь

Платок был весь в крови..

Священник поник головой и не сказал ничего

Мармеладов был в последней агонии; он не отводил своих глаз от лицаКатерины Ивановны, склонившейся снова над ним. Ему все хотелось что-то ейсказать; он было и начал, с усилием шевеля языком и неясно выговариваяслова, но Катерина Ивановна, понявшая, что он хочет просить у ней прощения,тотчас же повелительно крикнула на него:

- Молчи-и-и! Не надо!.. Знаю, что хочешь сказать!.. - И больной умолк;но в ту же минуту блуждающий взгляд его упал на дверь, и он увидал Соню..

До сих пор он не замечал ее: она стояла в углу и в тени

- Кто это? Кто это? - проговорил он вдруг хриплым задыхающимсяголосом, весь в тревоге, с ужасом указывая глазами на дверь, где стояладочь и усиливаясь приподняться

- Лежи! Лежи-и-и! - крикнула было Катерина Ивановна

Он дико и неподвижно смотрел некоторое время на дочь, как бы неузнавая ее. Да и ни разу еще он не видал ее в таком костюме. Вдруг он узналее, приниженную, убитую, расфранченную и стыдящуюся, смиренно ожидающуюсвоей очереди проститься с умирающим отцом. Бесконечное страданиеизобразилось в лице его

- Соня! Дочь! Прости! - крикнул он и хотел было протянуть к ней руку,но, потеряв опору, сорвался и грохнулся с дивана, прямо лицом наземь;бросились поднимать его, положили, но он уже отходил. Соня слабовскрикнула, подбежала, обняла его и так и замерла в этом объятии. Он умер унее в руках

- Добился своего! - крикнула Катерина Ивановна, увидав труп мужа,