Школьная библиотека

предлагал. Так ли? Ведь так? Я замечаю, что вы что-то очень внимательностали слушать... интересный молодой человек..

Свидригайлов в нетерепении ударил кулаком по столу. Он раскраснелся

Раскольников видел ясно, что стакан или полтора шампанского, которые онвыпил, отхлебывая неприметно, глотками, подействовали на него болезненно, и решился воспользоваться случаем. Свидригайлов был ему очень подозрителен

- Ну уж после этого я вполне убежден, что вы и сюда приехали, имея ввиду мою сестру, - сказал он Свидригайлову прямо и не скрываясь, чтоб ещеболее раздразнить его

- Эх, полноте, - как бы спохватился вдруг Свидригайлов, - я ведь вамговорил... и, кроме того, ваша сестра терпеть меня не может

- Да в этом-то и я убежден, что не может, да не в том теперь дело

- А вы убеждены, что не может? (Свидригайлов прищурился и насмешливоулыбнулся.) Вы правы, она меня не любит; но никогда не ручайтесь в делах,бывших между мужем и женой или любовником и любовницей. Тут есть всегдаодин уголок, который всегда всему свету остается неизвестен и которыйизвест5н только им двум. Вы ручаетесь, что Авдотья Романовна на меня сотвращением смотрела?

- По некоторым словам и словечкам вашим во время вашего рассказа язамечаю, что у вас и теперь свои виды и самые неотлагательные на Дуню,разумеется подлые

- Как! У меня вырывались такие слова и словечки? - пренаивно испугалсявдруг Свидригайлов, не обратив ни малейшего внимания на эпитет, приданныйего намерениям

- Да они и теперь вырываются. Ну чего вы, например, так боитесь? Чеговы вдруг теперь испугались?

- Я боюсь и пугаюсь? Пугаюсь вас? Скорее вам бояться меня, cher ami. Икакая, однако ж, дичь... А впрочем, я охмелел, я это вижу; чуть было опятьне проговорился. К черту вино! Эй, воды!

Он схватил бутылку и без церемонии вышвырнул ее за окошко. Филипппринес воды

- Это все вздор, - сказал Свидригайлов, намачивая полотенце иприкладывая его к голове, - а я вас одним словом могу осадить и все вашиподозрения в прах уничтожить. Знаете ль вы, например, что я женюсь?

- Вы уже это мне и прежде говорили

- Говорил? Забыл. Но тогда я не мог говорить утвердительно, потомудаже невесты еще не видал; я только намеревался. Ну а теперь у меня естьневеста, и дело сделано, и если бы только не дела, неотлагательные, то я бынепременно вас взял и сейчас к ним повез, - потому я вашего совета хочуспросить. Эх, черт! Всего десять минут остается. Видите, смотрите на часы;а впрочем, я вам расскажу, потому это интересная вещица, моя женитьба-то, всвоем то есть роде, - куда вы? Опять уходите?

- Нет, я уж теперь не уйду

- Совсем не уйдете? Посмотрим! Я вас туда свезу, эта правда, покажуневесту, но только не теперь, а теперь вам скоро будет пора. Вы направо, яналево. Вы эту Ресслих знаете? Вот эту самую Ресслих, у которой я теперьживу, - а? Слышите? Нет, вы что думаете, вот та самая, про которую говорят,что девчонка-то, в воде-то, зимой-то, - ну, слышите ли? Слышите ли? Ну, такона мне все это состряпала; тебе, говорит, как-то скучно, развлекись время

А я ведь человек мрачный, скучный. Вы думаете, веселый? Нет, мрачный: вредане делаю, и сижу в углу; иной раз три дня не разговорят. А Ресслих эташельма, я вам скажу, она ведь что в уме держит: я наскучу, жену-то брошу иуеду, а жена ей достанется, она ее и пустит в оборот; в нашем слою то есть,да повыше. Есть, говорит, один такой расслабленный отец, отставнойчиновник, в кресле сидит и третий год ногами не двигается. Есть, говорит, имать, дама рассудительная, мамаша-то. Сын где-то в губернии служит, непомогает. Дочь вышла замуж и не навещает, а на руках два маленькихплемянника (своих-то мало), да взяли, не кончив курса, из гимназии девочку,дочь свою последнюю, через месяц только что шестнадцать лет минет, значит,через месяц ее и выдавать можно. Это за меня-то. Мы поехали; как это у нихсмешно; представляюсь: помещик, вдовец, известной фамилии, с такими-тосвязями, с капиталом, - ну что ж, что мне пятьдесят, а той и шестнадцатинет? Кто ж на это смотрит? Ну а ведь заманчиво, а? Ведь заманчиво, ха! ха!Посмотрели бы вы, как я разговорился с папашей и мамашей! Заплатить надо,чтобы только посмотреть на меня в это время. Выходит она, приседает, нуможете себе представить, еще в коротеньком платьице, неразвернувшийсябутончик, краснеет, вспыхивает, как заря (сказали ей, конечно). Не знаю,как вы насчет женских личек, но, по-моему, эти шестнадцать лет, эти детскиееще глазки, эта робость и слезинки стыдливости, - по-моему, это лучшекрасоты, а она еще к тому ж и собой картинка. Светленькие волосики, вмаленькие локончики барашком взбитые, губки пухленькие, аленькие, ножки прелесть!.. Ну, познакомились, я объявил, что спешу по домашнимобстоятельствам, и на другой же день, третьего дня то есть, нас иблагословили. С тех пор, как приеду, так сейчас ее к себе на колени, да таки не спускаю... Ну, вспыхнет, как заря, а я целую поминутно; мамаша-то,разумеется, внушает, что это, дескать, твой муж и что это так требуется,одним словом, малина! И это состояние теперешнее, жениховское, право, можетбыть, лучше и мужнего. Тут что называется la nature et la verite! Ха-ха! Яс нею раза два переговаривал - куда не глупа девчонка; иной раз такукрадкой на меня взглянет - ажно прожжет. А знаете, у ней личико вродеРафаэлевой Мадонны. Ведь у Сикстинской Мадонны лицо фантастическое, лицоскорбной юродивой, вам это не бросилось в глаза? Ну, так в этом роде

Только что нас благословили, я на другой день на полторы тысячи и привез:бриллиантовый убор один, жемчужный другой да серебряную дамскую туалетнуюшкатулку - вот какой величины, со всякими разностями, так даже у ней, умадонны-то, личико зарделось. Посадил я ее вчера на колени, да, должнобыть, уж очень бесцеремонно, - вся вспыхнула и слезинки брызнули, давыдать-то не хочет, сама вся горит. Ушли все на минуту, мы с нею как естьодни остались, вдруг бросается мне на шею ( сама в первый раз), обнимаетменя обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною,верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребитвсю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем пожертвует, а за все это желаетиметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, "ничего,ничего не надо, никаких подарков!" Согласитесь, сами, что выслушатьподобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангелочка, втюлевом платьице, со взбитыми локончиками, с краскою девичьего стыда и сослезинками энтузиазма в глазах, - согласитесь сами, оно довольно заманчиво

Ведь заманчиво? Ведь стоит чего-нибудь, а? Ну, ведь стоит? Ну... нуслушайте... ну, поедемте к моей невесте... только не сейчас!

- Одним словом, в вас эта чудовищная разница лет и развитий ивозбуждает сладострастие! И неужели вы и в самом деле так женитесь?

- А что ж? Непременно. Всяк об себе сам промышляет и всех веселей тоти живет, кто всех лучше себя сумеет надуть. Ха-ха! Да что вы вдобродетель-то так всем дышлом въехали? Пощадите, батюшка, я человекгрешный. Хе-хе-хе!

- Вы, однако ж, пристроили детей Катерины Ивановны. Впрочем..

впрочем, вы имели на это свои причины... я теперь все понимаю

- Детей я вообще люблю, я очень люблю детей, - захохотал Свидригайлов

- На этот счет я вам могу даже рассказать прелюбопытный один эпизод,который и до сих пор продолжается. В первый же день по приезде пошел я поразным этим клоакам, ну, после семи-то лет так и набросился. Вы, вероятно,замечаете, что я со своею компанией не спешу сходиться, с прежними-тодрузьями и приятелями. Ну да и как можно дольше без них протяну. Знаете: уМарфы Петровны в деревне меня до смерти измучили воспоминаниями о всехтаинственных местах и местечках, в которых, кто знает, тот много можетнайти. Черт возьми! Народ пьянствует, молодежь образованная от бездействияперегорает в несбыточных снах и грезах, уродуется в теориях; откуда-то жидынаехали, прячут деньги, а все остальное развратничает. Так пахнул на меняэтот город с первых часов знакомым запахом. Попал я на один танцевальныйтак называемый вечер - клоак страшный (а я люблю клоаки именно сгрязнотцой), ну, разумеется, канкан, каких нету и каких в мое время и небыло. Да-с, в этом прогресс. Вдруг, смотрю, девочка, лет тринадцати,премило одетая, танцует с одним виртуозом; другой пред ней визави. У стенкеже на стуле сидит мать. Ну можете себе представить, каков канкан! Девочкаконфузится, краснеет, наконец, принимает себе в обиду и начинает плакать

Виртуоз подхватывает ее и начинает ее вертеть и пред нею представлять, всекругом хохочут и - люблю в такие мгновения нашу публикуC хотя бы даже иканканную, - хохочут и кричат: "И дело, так и надо! А не возить детей!" Ну,мне-то наплевать, да и дела нет; логично аль не логично сами себя ониутешают! Я тотчас мое место наметил, подсел к матери и начинаю о том, что ятоже приезжий, что какие вс° тут невежи, что они не умеют отличать истинных