Школьная библиотека

отправился на работу, на берег реки, где в сарае устроена былаобжигательная печь для алебастра и где толкли его. Отправилось туда всеготри работника. Один из арестантов взял конвойного и пошел с ним в крепостьза каким-то инструментом; другой стал изготовлять дрова и накладывать впечь. Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на складенные у сараябревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берегаоткрывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышнодоносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметнымиточками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсемне похожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошлиеще века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, неотрываясь; мысль его переходила в грезы, в созерцание; он ни о чем недумал, но какая-то тоска волновала его и мучила

Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села с нимрядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней былее бедный, старый бурнус аE7еленый платок. Лицо ее еще носило признакиболезни, похудело, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостноулыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку

Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подаваласовсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращениембрал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал вовсе время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила вглубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстровзглянул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они былиодни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился

Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватилоего и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первоемгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила сместа и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она всепоняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нееуже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее и что настала же,наконец, эта минута..

Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Ониоба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заряобновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресилалюбовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердцадругого

Они положили ждать и терпеть. Им оставалось еще семь лет; а до тех порстолько нестерпимой муки и столько бесконечного счастия! Но он воскрес, ион знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим, а она она ведь и жила только одною его жизнью!

Вечером того же дня, когда уже заперли казармы, Раскольников лежал нанарах и думал о ней. В этот день ему даже показалось, что как будто всекаторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже самзаговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, новедь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?

Он думал об ней. Он вспомнил, как он постоянно ее мучил и терзал еесердце; вспомнил ее бедное, худенькое личико, но его почти и не мучилитеперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечною любовью искупит онтеперь все ее страдания

Да и что такое эти все, все муки прошлого! Все, даже преступление его,даже приговор и ссылка, казались ему теперь, в первом порыве, каким-товнешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем,не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточитьсяна чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; онтолько чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должнобыло выработаться что-то совершенно другое

Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книгапринадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресенииЛазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будетзаговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему егоудивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложилаему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и онамолча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал

Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: "Развемогут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, еестремления, по крайней мере..."

Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опятьзахворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своегосчастия. Семь лет, только семь лет! В начале своего счастия, в иныемгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней

Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что еенадо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом..

Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновлениячеловека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода изодного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомоюдействительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, - нотеперешний рассказ наш окончен

1866--------------------------------------------------------------------------Впервые напечатано в журнале "Русский вестник", 1866, январь, февраль,апрель, июнь, июль, август, ноябрь и декабрь. В отдельное издание 1867 г

автор внес многочисленные стилистические исправления и сокращения. Вотдельное издание 1877 г. автор внес незначительные стилистическиепоправки. Воспроизводится по изданию 1877 года с исправлением опечаток попредыдущим издания