Школьная библиотека

- Идем!

Я был уже совсем готов. Мы пошли

- Что там нового? - спросил я дорогою

- Все у Фомы, в сборе, - отвечал Мизинчиков, - Фома не капризничает,что-то задумчив и мало говорит, сквозь зубы цедит. Даже поцеловал Илюшу,что разумеется, привело в восторг Егора Ильича. Еще давеча через Перепелицыну объявил, чтоб не поздравляли его с именинами и что он только хотел испытать... Старуха хоть и нюхает спирт, но успокоилась, потому чтоФома покоен. О нашей истории никто ни полслова, как будто ее и не было;молчат, потому что Фома молчит. Он все утро не пускал к себе никого, хотя старуха давеча без нас всеми святыми молила, чтоб он к ней пришел длясовещаний, да и сама ломилась к нему в дверь; но он заперся и отвечал,что молится за род человеческий или что-то в этом роде. Он что-то затевает: по лицу видно. Но так как Егор Ильич ничего не в состоянии узнатьпо лицу, то и находится теперь в полном восторге от кротости Фомы Фомича: настоящий ребенок! Илюша какие-то стихи приготовил, и меня послализа вами

- А Татьяна Ивановна?

- Что Татьяна Ивановна?

- Она там же? с ними?

- Нет; она в своей комнате, - сухо отвечал Мизинчиков. - Отдыхает иплачет. Может быть, и стыдится. У ней, кажется, теперь эта... гувернантка. Что это? гроза никак собирается. Смотрите, на небе-то!

- Кажется, гроза, - отвечал я, взглянув на черневшую на краю неба тучу

В это время мы всходили на террасу

- А признайтесь, каков Обноскин-то, - продолжал я, не могши утерпеть,чтоб не попытать на этом пункте Мизинчикова

- Не говорите мне о нем! Не поминайте мне об этом подлеце! - вскричалон, вдруг останавливаясь, покраснев и топнув ногою. - Дурак! дурак! Погубить такое превосходное дело, такую светлую мысль! Послушайте: я, конечно, осел, что просмотрел его плутни, - я в этом торжественно сознаюсь, и, может быть, вы именно хотели этого сознания. Но клянусь вам, если б он сумел все это обделать как следует, я бы, может быть, и простилего! Дурак, дурак! И как держат, как терпят таких людей в обществе! Какне ссылают их в Сибирь, на поселение, на каторгу! Но врут! им меня неперехитрить! Теперь у меня, по крайней мере, есть опыт, и мы еще потягаемся. Я обдумываю теперь одну новую мысль... Согласитесь сами: неужели жтерять свое потому только, что какой-то посторонний дурак украл вашумысль и не умел взяться за дело? Ведь это несправедливо! И наконец, этойТатьяне непременно надо выйти замуж - это ее назначение. И если ее досих пор еще никто не посадил в дом сумасшедших, так это именно потому,что на ней еще можно было жениться. Я вам сообщу мою новую мысль..

- Но, вероятно, после, - прервал я его, - потому что мы вот и пришли

- Хорошо, хорошо, после! - отвечал Мизинчиков, искривив свой рот судорожной улыбкой. - А теперь... Но куда ж вы? Говорю вам: прямо к ФомеФомичу! Идите за мной; вы там еще не были. Увидите другую комедию... Таккак уж дело пошло на комедии..

III

ИЛЮША ИМЕНИННИК

Фома занимал две большие и прекрасные комнаты; они были даже и отделаны лучше, чем все другие комнаты в доме. Полный комфорт окружал великого человека. Свежие, красивые обои на стенах, шелковые пестрые занавесы у окон, ковры, трюмо, камин, мягкая, щегольская мебель - все свидетельствовало о нежной внимательности хозяев к Фоме Фомичу. Горшки с цветами стояли на окнах и на мраморных круглых столиках перед окнами. Посреди кабинета находился большой стол, покрытый красным сукном, весь заложенный книгами и рукописями. Прекрасная бронзовая чернильница и кучаперьев, которыми заведовал Видоплясов, - все это вместе должно было свидетельствовать о тугих умственных работах Фомы Фомича. Скажу здесь кстати, что Фома, просидев здесь почти восемь лет, ровно ничего не сочинилпутного. Впоследствии, когда он отошел в лучшую жизнь, мы разбирали оставшиеся после него рукописи; все они оказались необыкновенною дрянью

Нашли, например, начало исторического романа, происходившего в Новгороде, в VII столетии; потом чудовищную поэму: "Анахорет на кладбище", писанную белыми стихами; потом бессмысленное рассуждение о значении исвойстве русского мужика и о том, как надо с ним обращаться, и, наконец,повесть "Графиня Влонская", из великосветской жизни, тоже неоконченную

Больше ничего не осталось. А между тем Фома Фомич заставлял дядю тратитьежегодно большие деньги на выписку книг и журналов. Но многие из них оставались даже неразрезанными. Я же, впоследствии, не один раз заставалФому за Поль-де-Коком, которого он прятал при людях куда-нибудь подальше. В задней стене кабинета находилась стеклянная дверь, которая вела во двор дома

Нас дожидались. Фома Фомич сидел в покойном кресле, в каком-то длинном, до пят, сюртуке, но все-таки без галстуха. Был он действительномолчалив и задумчив. Когда мы вошли, он слегка поднял брови и пытливовзглянул на меня. Я поклонился; он отвечал мне легким поклоном, впрочемдовольно вежливым. Бабушка, видя, что Фома Фомич обошелся со мной благосклонно, с улыбкою закивала мне головою. Бедная, и не ожидала поутру,что ее не'щечко так покойно примет известие о "пассаже" с Татьяной Ивановной, и потому теперь чрезвычайно развеселилась, хотя утром с нейдействительно происходили корчи и обмороки. За стулом ее, по обыкновению, стояла девица Перепелицына, сложив губы в ниточку, кисло и злобноулыбаясь и потирая свои костлявые руки одну о другую. Возле генеральшипомещались две постоянно безмолвные старухи-приживалки, из благородных

Была еще какая-то забредшая утром монашенка и одна соседка-помещица, пожилая и тоже без речей, заехавшая от обедни поздравить матушку-генеральшу с праздником. Тетушка Прасковья Ильинична уничтожалась где-то вуголку, с беспокойством смотря на Фому Фомича и на маменьку. Дядя сиделв кресле, и необыкновенная радость сияла в глазах его. Перед ним стоялИлюша в праздничной красной рубашечке, с завитыми кудряшками, хорошенький, как ангелочек. Саша и Настенька тихонько от всех выучили егокаким-то стихам, чтоб обрадовать отца в такой день успехами в науках

Дядя чуть не плакал от удовольствия: неожиданная кротость Фомы, веселость генеральши, именины Илюши, стихи - все это привело его в настоящийвосторг, и он торжественно просил послать за мной, чтоб и я тоже поскорее разделил всеобщее счастье и прослушал стихи. Саша и Настенька, вошедшая почти вслед за нами, стояли около Илюши. Саш