Школьная библиотека

сидеть никому не дал покойно в карете: все кричал, что ему бок раздавилаподушка, да щипался; тетушку со злости два раза ущипнул! А потом, когдав рожденье мы пришли поздравлять, рассердился, зачем не было камелий внашем букете. "Я, говорит, люблю камелии, потому что у меня вкус высшегообщества, а вы для меня пожалели в оранжерее нарвать ". И целый денькиснул да куксился, с нами говорить не хотел..

Я думаю, если б бомба упала среди комнаты, то это не так бы изумило ииспугало всех, как это открытое восстание - и кого же? - девочки, которой даже и говорить не позволялось громко в бабушкином присутствии. Генеральша, немая от изумления и от бешенства, привстала, выпрямилась исмотрела на дерзкую внучку свою, не веря глазам. Дядя обмер от ужаса

- Экую волю дают! уморить хотят бабиньку-с! - крикнула Перепелицына

- Саша, Саша, опомнись! что с тобой, Саша? - кричал дядя, бросаясь ток той, то к другой, то к генеральше, то к Сашеньке, чтоб остановить ее

- Не хочу молчать, папочка! - закричала Саша, вдруг вскочив со стула,топая ножками и сверкая глазенками, - не хочу молчать! Мы все долго терпели из-за Фомы Фомича, из-за скверного, из-за гадкого вашего Фомы Фомича! Потому что Фома Фомич всех нас погубит, потому что ему то и делотолкуют, что он умница, великодушный, благородный, ученый, смесь всехдобродетелей, попурри какое-то, а Фома Фомич, как дурак, всему и поверил! Столько сладких блюд ему нанесли, что другому бы совестно стало, аФома Фомич скушал все, что перед ним ни поставили, да и еще просит. Вотвы увидите, всех нас съест, а виноват всему папочка! Гадкий, гадкий ФомаФомич, прямо скажу, никого не боюсь! Он глуп, капризен, замарашка, неблагодарный, жестокосердый, тиран, сплетник, лгунишка ... Ах, я бы непременно, непременно, сейчас же прогнала его со двора, а папочка его обожает, а папочка от него без ума! ..

- Ах!.. - вскрикнула генеральша и покатилась в изнеможении на диван

- Голубчик мой, Агафья Тимофеевна, ангел мой! - кричала Анфиса Петровна, - возьмите мой флакон! Воды, скорее воды!

- Воды, воды! - кричал дядя, - маменька, маменька, успокойтесь! наколенях умоляю вас успокоиться!.

- На хлеб на воду вас посадить-с, да из темной комнаты не выпускать-с... человекоубийцы вы эдакие! - прошипела на Сашеньку дрожавшая отзлости Перепелицына

- И сяду на хлеб на воду, ничего не боюсь! - кричала Сашенька, в своюочередь пришедшая в какое-то самозабвение. - Я папочку защищаю, потомучто он сам себя защитить не умеет. Кто он такой, кто он, ваш Фома Фомич,перед папочкою? У папочки хлеб ест да папочку же унижает, неблагодарный!Да я б его разорвала в куски, вашего Фому Фомича! На дуэль бы его вызвала да тут бы и убила из двух пистолетов..

- Саша! Саша! - кричал в отчаянии дядя. - Еще одно слово - и я погиб,безвозвратно погиб!

- Папочка! - вскричала Саша, вдруг стремительно бросаясь к отцу, заливаясь слезами и крепко обвив его своими ручками, - папочка! ну вам ли,доброму, прекрасному, веселому, умному, вам ли, вам ли так себя погубить? Вам ли подчиняться этому скверному, неблагодарному человеку, бытьего игрушкой, на смех себя выставлять? Папочка, золотой мой папочка!.

Она зарыдала, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты

Началась страшная суматоха. Генеральша лежала в обмороке. Дядя стоялперед ней на коленях и целовал ее руки. Девица Перепелицына увиваласьоколо них и бросала на нас злобные, но торжествующие взгляды. АнфисаПетровна смачивала виски генеральши водою и возилась с своим флаконом

Прасковья Ильинична трепетала и заливалась слезами; Ежевикин искал уголка, куда бы забиться, а гувернантка стояла бледная, совершенно потерявшись от страха. Один только Мизинчиков оставался совершенно по-прежнему

Он встал, подошел к окну и принялся пристально смотреть в него, решительно не обращая внимания на всю эту сцену

Вдруг генеральша приподнялась с дивана, выпрямилась и обмерила менягрозным взглядом

- Вон! - крикнула она, притопнув на меня ногою

Я должен признаться, что этого совершенно не ожидал

- Вон! вон из дому; вон! Зачем он приехал? чтоб и духу его не было!вон!

- Маменька! маменька, что вы! да ведь это Сережа, - бормотал дядя,дрожа всем телом от страха. - Ведь он, маменька, к нам в гости приехал

- Какой Сережа? вздор! не хочу ничего слышать; вон! Это Коровкин. Яуверена, что это Коровкин. Меня предчувствие не обманывает. Он приехалФому Фомича выживать; его и выписали для этого. Мое сердце предчувствует... Вон, негодяй!

- Дядюшка, если так, - сказал я, захлебываясь от благородного негодования, - если так, то я... извините меня... - И я схватился за шляпу

- Сергей, Сергей, что ты делаешь?.. Ну, вот теперь этот... Маменька!ведь это Сережа!.. Сергей, помилуй! - кричал он, гоняясь за мной и силясь отнять у меня шляпу, - ты мой гость, ты останешься - я хочу! Ведьэто она только так, - прибавил он шепотом, - ведь это она только когдарассердится... Ты только теперь, первое время, спрячься куда-нибудь..

побудь где-нибудь - и ничего, все пройдет. Она тебя простит - уверяю тебя! Она добрая, а только так, заговаривается... Слышишь, она принимаеттебя за Коровкина, а потом простит, уверяю тебя... Ты чего? - закричалон дрожавшему от страха Гавриле, вошедшему в комнату

Гаврила вошел не один; с ним был дворовый парень, мальчик лет шестнадцати, прехорошенький собой, взятый во двор за красоту, как узнал япосле. Звали его Фалалеем. Он был одет в какой-то особенный костюм, вкрасной шелковой рубашке, обшитой по вороту позументом, с золотым галунным поясом, в черных плисовых шароварах и в козловых сапожках, с красными отворотами. Этот костюм был затеей самой генеральши. Мальчик прегорько рыдал, и слезы одна за другой катились из больших голубых глазего

- Это еще что? - вскричал дядя, - что случилось? Да говори же разбойник!

- Фома Фомич велел быть сюда; сами вослед идут, - отвечал скорбныйГаврила, - мне на экзамент, а он..

- А он?

- Плясал-с, - отвечал Гаврила плачевным голосом

- Плясал! - вскрикнул в ужасе дядя

- Пля-сал! - проревел Фалалей всхлипывая

- Комаринского?

- Ко-ма-ринского!

- А Фома Фомич застал?

- Зас-тал!

- Дорезали! - вскрикнул дядя, - пропала моя голова! - и обеими рукамисхватил себя за голову

- Фома Фомич! - возвестил Видоплясов, входя в комнату

Дверь отворилась, и Фома Фомич сам, своею собственною особою, предстал перед озадаченной публикой

VI

ПРО БЕЛОГО БЫКА И ПРО КОМАРИНСКОГО МУЖИКА

Но прежде, чем я буду иметь честь лично представить читателю вошедшего Фому Фомича, я считаю совершенно необходимым сказать несколько слов оФалалее и объяснить, что именно было ужасного в том, что он плясал комаринского, а Фома Фомич застал его в этом веселом занятии. Фалалей былдворовый мальчик, сирота с колыбели и крестник покойной жены моего дяди