Школьная библиотека

Как будто такая каменная стена и вправду есть успокоение и вправдузаключает в себе хоть какое-нибудь слово на мир, единственно только потому,что она дважды два четыре. О нелепость нелепостей! То ли дело все понимать,все сознавать, все невозможности и каменные стены; не примиряться ни содной из этих невозможностей и каменных стен, если вам мерзит примиряться;дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительныхзаключений на вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене как будточем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности очевидно, что вовсе невиноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами,сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться,выходит, тебе не на кого; что предмета не находится, а может быть, иникогда не найдется, что тут подмен, подтасовка, шулерство, что тут простобурда, - неизвестно что и неизвестно кто, но, несмотря на все этинеизвестности и подтасовки, у вас все-таки болит, и чем больше вамнеизвестно, тем больше болит!

IV

- Ха-ха-ха! да вы после этого и в зубной боли отыщете наслаждение! вскрикнете вы со смехом

- А что ж? и в зубной боли есть наслаждение, - отвечу я. - У меняцелый месяц болели зубы; я знаю, что есть. Тут, конечно, не молча злятся, астонут; но это стоны не откровенные, это стоны с ехидством, а в ехидстве-тои вся штука. В этих-то стонах и выражается наслаждение страдающего; неощущал бы он в них наслаждения - он бы и стонать не стал. 3то хорошийпример, господа, и я его разовью. В этих стонах выражается, во-первых, всядля нашего сознания унизительная бесцельность вашей боли; вся законностьприроды, на которую вам, разумеется, наплевать, но от которой вы все-такистрадаете, а она-то нет. Выражается сознание, что врага у вас не находится,а что боль есть; сознание, что вы, со всевозможными Вагенгеймами, вполне врабстве у ваших зубов; что захочет кто-то, и перестанут болеть ваши зубы, ане захочет, так и еще три месяца проболят; и что, наконец, если вы все ещенесогласны и все-таки протестуете, то вам остается для собственногоутешения только самого себя высечь или прибить побольнее кулаком вашустену, а более решительно ничего. Ну-с, вот от этих-то кровавых обид, вотот этих-то насмешек, неизвестно чьих, и начинается наконец наслаждение,доходящее иногда до высшего сладострастия. Я вас прошу, господа,прислушайтесь когда-нибудь к стонам образованного человека девятнадцатогостолетия, страдающего зубами, этак на второй или на третий день болезни,когда он начинает уже не так стонать, как в первый день стонал, то есть непросто оттого, что зубы болят; не так, как какой-нибудь грубый мужик, атак, как человек тронутый развитием и европейской цивилизацией стонет, какчеловек, "отрешившийся от почвы и народных начал", как теперь выражаются

Стоны его становятся какие-то скверные, пакостно-злые и продолжаются поцелым дням и ночам. И ведь знает сам, что никакой себе пользы не принесетстонами; лучше всех знает, что он только напрасно себя и других надрывает ираздражает; знает, что даже и публика, перед которой он старается, и всесемейство его уже прислушались к нему с омерзением, не верят ему ни на гроши понимают про себя, что он мог бы иначе, проще стонать, без рулад и безвывертов, а что он только так со злости, с ехидства балуется. Ну так вот вэтих-то всех сознаниях и позорах и заключается сладострастие. "Дескать, явас беспокою, сердце вам надрываю, всем в доме спать не даю. Так вот неспите же, чувствуйте же и вы каждую минуту, что у меня зубы болят. Я длявас уж теперь не герой, каким прежде хотел казаться, а просто гаденькийчеловек, шенапан. Ну так пусть же! Я очень рад, что вы меня раскусили. Вамскверно слушать мои подленькие стоны? Ну так пусть скверно; вот я вамсейчас еще скверней руладу сделаю..." Не понимаете и теперь, господа? Нет,видно, надо глубоко доразвиться и досознаться, чтоб понять все изгибы этогосладострастия! Вы смеетесь? Очень рад-с. Мои шутки, господа, конечно,дурного тона, неровны, сбивчивы, с самонедоверчивостью. Но ведь это оттого,что я сам себя не уважаю. Разве сознающий человек может сколько-нибудь себяуважать?

V

Ну разве можно, разве можно хоть сколько-нибудь уважать себя человеку,который даже в самом чувстве собственного унижения посягнул отыскатьнаслаждение? Я не от приторного какого-нибудь раскаянья так теперь говорю

Да и вообще терпеть я не мог говорить: "Простите, папаша, вперед не буду",- не потому, чтоб я не способен был это сказать, а напротив, может быть,именно потому, что уж слишком способен на это бывал, да еще как? Какнарочно и влопаюсь, бывало, в таком случае, когда сам ни сном, ни духом невиноват. Это уже было всего гаже. При этом я опять-таки душою умилялся,раскаивался, слезы проливал и, конечно, самого себя надувал, хоть и вовсене притворялся. Сердце уж тут как-то гадило... Тут уж даже и законовприроды нельзя было обвинить, хотя все-таки законы природы постоянно иболее всего всю жизнь меня обижали. Гадко это все вспоминать, да и тогдагадко было. Ведь через минуту какую-нибудь я уже с злобою соображаю,бывало, что все это ложь, ложь, отвратительная напускная ложь, то есть всеэти раскаяния, все эти умиления, все эти обеты возрождения. А спросите, длячего я так сам себя коверкал и мучил? Ответ: затем, что скучно уж оченьбыло сложа руки сидеть; вот и пускался на выверты. Право, так. 3амечайтеполучше сами за собой, господа, тогда и поймете, что это так. Сам себеприключения выдумывал и жизнь сочинял, чтоб хоть как-нибудь да пожить

Сколько раз мне случалось - ну, хоть, например, обижаться, так, не из-зачего, нарочно; и ведь сам знаешь, бывало, что не из-за чего обиделся,напустил на себя, но до того себя доведешь, что под конец, право, и в самомделе обидишься. Меня как-то всю жизнь тянуло такие штуки выкидывать, такчто уж я стал под конец и в себе не властен. Другой раз влюбиться насильнозахотел, даже два раза. Страдал ведь, господа, уверяю вас. В глубине-тодуши не верится, что страдаешь, насмешка шевелится, а все-таки страдаю, даеще настоящим, заправским образом; ревную, из себя выхожу... И все отскуки, господа, все от скуки; инерция задавила. Ведь прямой, законный,непосредственный плод сознания - это инерция, то есть сознательноесложа-руки-сиденье. Я уж об этом упоминал выше. Повторяю, усиленноповторяю: все непосредственные люди и деятели потому и деятельны, что онитупы и ограничены. Как это объяснить? А вот как: они вследствие своейограниченности ближайшие и второстепенные причины за первоначальныепринимают, таким образом скорее и легче других убеждаются, что непреложноеоснование своему делу нашли, ну и успокоиваются; а ведь это главное. Ведьчтоб начать действовать, нужно быть совершенно успокоенным предварительно,и чтоб сомнений уж никаких не оставалось. Ну а как я, например, себяуспокою? Где у меня первоначальные причины, на которые я упрусь, гдеоснования? Откуда я их возьму? Я упражняюсь в мышлении, а следственно, уменя всякая первоначальная причина тотчас же тащит за собою другую, ещепервоначальнее, и так далее в бесконечность. Такова именно сущность всякогосознания и мышления. Это уже опять, стало быть, законы природы. Что женаконец в результате? Да то же самое. Вспомните: давеча вот я говорил омщении. (Вы, верно, не вникли.) Сказано: человек мстит, потому что находитв этом справедливость. Значит, он первоначальную причину нашел, основаниенашел, а именно: справедливость. Стало быть, он со всех сторон успокоен, аследственно, и отмщает спокойно и успешно, будучи убежден, что делаетчестное и справедливое дело. А ведь я справедливости тут не вижу,добродетели тоже никакой не нахожу, а следственно, если стану мстить, торазве только из злости. Злость, конечно, могла бы все пересилить, все моисомнения, и, стало быть. могла бы совершенно успешно послужить вместопервоначальной причины именно потому, что она не причина. Но что же делать,если у меня и злости нет (я давеча ведь с этого и начал). 3лоба у меняопять-таки вследствие этих проклятых законов сознания химическомуразложению подвергается. Смотришь - предмет улетучивается, резоныиспаряются, виновник не отыскивается, обида становится не обидой, афатумом, чем-то вроде зубной боли, в которой никто не виноват, аследовательно, остается опять-таки тот же самый выход - то есть стенупобольнее прибить. Ну и рукой махнешь, потому что не нашел первоначальнойпричины. А попробуй увлекись своим чувством слепо, без рассуждений, безпервоначальной причины, отгоняя сознание хоть на это время; возненавидь илиполюби, чтоб только не сидеть сложа руки. Послезавтра, это уж самый позднийсрок, самого себя презирать начнешь за то, что самого себя зазнамо надул. Врезультате: мыльный пузырь и инерция. О господа, ведь я, может, потомутолько и считаю себя за умного человека, что всю жизнь ничего не мог ниначать, ни окончить. Пусть, пусть я болтун, безвредный, досадный болтун,как и все мы. Но что же делать, если прямое и единственное назначениевсякого умного человека есть болтовня, то есть умышленное пересыпанье изпустого в порожнее

VI

О, если б я ничего не делал только из лени. Господи, как бы я тогдасебя уважал. Уважал бы именно потому, что хоть лень я в состоянии иметь всебе; хоть одно свойство было бы во мне как будто и положительное, вкотором я бы и сам был уверен. Вопрос: кто такой? Ответ: лентяй; да ведьэто преприятно было бы слышать о себе. Значит, положительно определен,значит, есть что сказать обо мне. "Лентяй!" - да ведь это званье иназначенье, это карьера-с. Не шутите, это так. Я тогда член самогопервейшего клуба по праву и занимаюсь только тем, что беспрерывно себяуважаю. Я знал господина, который всю жизнь гордился тем, что знал толк влафите. Он считал это за положительное свое достоинство и никогда несомневался в себе. Он умер не то что с покойной, а с торжествующейсовестью, и был совершенно прав. А я бы себе тогда выбрал карьеру: я был бы