Книга "Записки из подполья". Страница 5
нельзя гарантировать (это уж я теперь говорю), что тогда не будет,например, ужасно скучно (потому что что ж и делать-то, когда все будетрасчислено по табличке), зато все будет чрезвычайно благоразумно. Конечно,от скуки чего не выдумаешь! Ведь и золотые булавки от скуки втыкаются, ноэто бы все ничего. Скверно то (это опять-таки я говорю), что чего доброго,пожалуй, и золотым булавкам тогда обрадуются. Ведь глуп человек, глупфеноменально. То есть он хоть и вовсе не глуп, но уж зато неблагодарен так,что поискать другого, так не найти. Ведь я, например, нисколько неудивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущегоблагоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучшесказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки искажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие содного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмыотправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить! Это быеще ничего, но обидно то, что ведь непременно последователей найдет: такчеловеA устроен. И все это от самой пустейшей причины, об которой бы,кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде,кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, какповелевали ему разум и выгода; хотеть же можно и против собственной выгоды,а иногда и положительно должно (это уж моя идея). Свое собственное, вольноеи свободное хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, свояфантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, - вот это-товсе и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни подкакую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянноразлетаются к черту. И с чего это взяли все эти мудрецы, что человеку надокакого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? С чего этонепременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумновыгодного хотенья? Человеку надо - одного только самостоятельного хотенья,чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела. Ну ихотенье ведь черт знает..
VIII
- Ха-ха-ха! да ведь хотенья-то, в сущности, если хотите, и нет! прерываете вы с хохотом. - Наука даже о сю пору до того успехаразанатомировать человека, что уж и теперь нам известно, что хотенье и такназываемая свободная воля есть не что иное, как..
- Постойте, господа, я и сам так начать хотел. Я, признаюсь, дажеиспугался. Я только что хотел было прокричать, что хотенье ведь черт знаетот чего зависит и что это, пожалуй, и слава богу, да вспомнил про науку-тои... оселся. А вы тут и заговорили. Ведь в самом деле, ну, если вправдунайдут когда-нибудь формулу всех наших хотений и капризов, то есть от чегоони зависят, по каким именно законам происходят, как именнораспространяются, куда стремятся в таком-то и в таком-то случае и проч., ипроч., то есть настоящую математическую формулу, - так ведь тогда человектотчас же, пожалуй, и перестанет хотеть, да еще, пожалуй, и наверноперестанет. Ну что за охота хотеть по табличке? Мало того: тотчас жеобратится он из человека в органный штифтик или вроде того; потому, что жетакое человек без желаний, без воли и без хотений, как не штифтик ворганном вале? Как вы думаете? Сосчитаем вероятности, - может это случитьсяили нет?
- Гм... - решаете вы, - наши хотенья большею частию бывают ошибочны отошибочного взгляда на наши выгоды. Мы потому и хотим иногда чистого вздору,что в этом вздоре видим, по глупости нашей, легчайшую дорогу к достижениюкакой-нибудь заранее предположенной выгоды. Ну, а когда все это будетрастолковано, расчислено на бумажке (что очень возможно, потому что гнусноже и бессмысленно заранее верить, что иных законов природы человек никогдане узнает), то тогда, разумеется, не будет так называемых желаний. Ведьесли хотенье стакнется когда-нибудь совершенно с рассудком, так ведь уж мыбудем тогда рассуждать, а не хотеть собственно потому, что ведь нельзя же,например, сохраняя рассудок, хотеть бессмыслицы и таким образом зазнамоидти против рассудка и желать себе вредного... А так как все хотенья ирассуждения могут быть действительно вычислены, потому что когда-нибудьоткроют же законы так называемой нашей свободной воли, то, стало быть, и,кроме шуток, может устроиться что-нибудь вроде таблички, так что мы идействительно хотеть будем по этой табличке. Ведь если мне, например,когда-нибудь, расчислят и докажут, что если я показал такому-то кукиш, такименно потому, что не мог не показать и что непременно таким-то пальцемдолжен был его показать, так что же тогда во мне свободного-то останется,особенно если я ученый и где-нибудь курс наук кончил? Ведь я тогда впередвсю мою жизнь на тридцать лет рассчитать могу; одним словом, если иустроится это, так ведь нам уж нечего будет делать; все равно надо будетпринять. Да и вообще мы должны, не уставая, повторять себе, что непременнов такую-то минуту и в таких-то обстоятельствах природа нас не спрашивается;что нужно принимать ее так, как она есть, а не так, как мы фантазируем, иесли мы действительно стремимся к табличке и к календарю, ну, и... ну хотьбы даже и к реторте, то что же делать, надо принять и реторту! не то онасама, без вас примется..
- Да-с, но вот тут-то для меня и запятая! Господа, вы меня извините,что я зафилософствовался; тут сорок лет подполья! позвольтепофантазировать. Видите ли-с: рассудок, господа, есть вещь хорошая, этобесспорно, но рассудок есть только рассудок и удовлетворяет толькорассудочной способности человека, а хотенье есть проявление всей жизни, тоесть всей человеческой жизни, и с рассудком, и со всеми почесываниями. Ихоть жизнь наша в этом проявлении выходит зачастую дрянцо, но все-такижизнь, а не одно только извлечение квадратного корня. Ведь я, например,совершенно естественно хочу жить для того, чтоб удовлетворить всей моейспособности жить, а не для того, чтоб удовлетворить одной только моейрассудочной способности, то есть какой-нибудь одной двадцатой доли всеймоей способности жить. Что знает рассудок? Рассудок знает только то, чтоуспел узнать (иного, пожалуй, и никогда не узнает; это хоть и не утешение,но отчего же этого и не высказать?), а натура человеческая действует всяцеликом, всем, что в ней есть, сознательно и бессознательно, и хоть врет,да живет. Я подозреваю, господа, что вы смотрите на меня с сожалением; выповторяете мне, что не может просвещенный и развитой человек, одним словом,такой, каким будет будущий человек, зазнамо захотеть чего-нибудь для себяневыгодного, что это математика. Совершенно согласен, действительноматематика. Но повторяю вам в сотый раз, есть один только случай, толькоодин, когда человек может нарочно, сознательно пожелать себе даже вредного,глупого, даже глупейшего, а именно: чтоб иметь право пожелать себе даже иглупейшего и не быть связанным обязанностью желать себе одного толькоумного. Ведь это глупейшее, ведь это свой каприз, и в самом деле, господа,может быть всего выгоднее для нашего брата из всего, что есть на земле,особенно в иных случаях. А в частности, может быть выгоднее всех выгод дажеи в таком случае, если приносит нам явный вред и противоречит самым здравымзаключениям нашего рассудка о выгодах, - потому что во всяком случаесохраняет нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность и нашуиндивидуальность. Иные вот утверждают, что это и в самом деле всего длячеловека дороже; хотенье, конечно, может, если хочет, и сходиться срассудком, особенно если не злоупотреблять этим, а пользоваться умеренно;это и полезно и даже иногда похвально. Но хотенье очень часто и дажебольшею частию совершенно и упрямо разногласит с рассудком и... и... изнаете ли, что и это полезно и даже иногда очень похвально? Господа,положим, что человек не глуп. (Действительно, ведь никак нельзя этогосказать про него, хоть бы по тому одному, что если уж он будет глуп, такведь кто же тогда будет умен?) Но если и не глуп, то все-таки чудовищнонеблагодарен! Неблагодарен феноменально. Я даже думаю, что самое лучшееопределение человека - это: существо на двух ногах и неблагодарное. Но этоеще не все; это еще не главный недостаток его; главнейший недостаток его это постоянное неблагонравие, постоянное, начиная от Всемирного потопа доШлезвиг-Гольштейнского периода судеб человеческих. Неблагонравие, аследственно, и неблагоразумие; ибо давно известно, что неблагоразумие неиначе происходит, как от неблагонравия. Попробуйте же бросьте взгляд наисторию человечества; ну, что вы увидите? Величественно? Пожалуй, хоть ивеличественно; уж один колосс Родосский, например, чего стоит! Недаром жег-н Анаевский свидетельствует о нем, что одни говорят, будто он естьпроизведение рук человеческих; другие же утверждают, что он создан самоюприродою. Пестро? Пожалуй, хоть и пестро; разобрать только во все века и увсех народов одни парадные мундиры на военных и статских - уж одно это чегостоит, а с вицмундирами и совсем можно ногу сломать; ни один историк неустоит. Однообразно? Ну, пожалуй, и однообразно: дерутся да дерутся, итеперь дерутся, и прежде дрались, и после дрались, - согласитесь, что этодаже уж слишком однообразно. Одним словом, все можно сказать о всемирнойистории, все, что только самому расстроенному воображению в голову можетприйти. Одного только нельзя сказать, - что благоразумно. На первом словепоперхнетесь. И даже вот какая тут штука поминутно встречается: постоянноведь являются в жизни такие благонравные и благоразумные люди, такиемудрецы и любители рода человеческого, которые именно задают себе целью всюжизнь вести себя как можно благонравнее и благоразумнее, так сказать,светить собой ближним, собственно для того, чтоб доказать им, чтодействительно можно на свете прожить и благонравно, и благоразумно. И чтож? Известно, многие из этих любителей, рано ли, поздно ли, под конец жизниизменяли себе, произведя какой-нибудь анекдот, иногда даже из самыхнеприличнейших. Теперь вас спрошу: чего же можно ожидать от человека как отсущества, одаренного такими странными качествами? Да осыпьте его всемиземными благами, утопите в счастье совсем с головой, так, чтобы толькопузырьки вскакивали на поверхности счастья, как на воде; дайте ему такое
