Школьная библиотека

- Ведь этакий народ! - сказал он, - и хлеба по-русски назвать не умеет, авыучил: "Офицер, дай на водку!" Уж татары по мне лучше: те хоть непьющие..

До станции оставалось еще с версту. Кругом было тихо, так тихо, что пожужжанию комара можно было следить за его полетом. Налево чернело глубокоеущелье; за ним и впереди нас темно-синие вершины гор, изрытые морщинами,покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, еще сохранявшемпоследний отблеск зари. На темном небе начинали мелькать звезды, и странно,мне показалось, что оно гораздо выше, чем у нас на севере. По обеимсторонам дороги торчали голые, черные камни; кой-где из-под снегавыглядывали кустарники, но ни один сухой листок не шевелился, и весело былослышать среди этого мертвого сна природы фырканье усталой почтовой тройки инеровное побрякиванье русского колокольчика

- Завтра будет славная погода! - сказал я. Штабс-капитан не отвечал нислова и указал мне пальцем на высокую гору, поднимавшуюся прямо против нас

- Что ж это? - спросил я

- Гуд-гора

- Ну так что ж?- Посмотрите, как курится

И в самом деле, Гуд-гора курилась; по бокам ее ползали легкие струйки облаков, а на вершине лежала черная туча, такая черная, что на темном небеона казалась пятном

Уж мы различали почтовую станцию, кровли окружающих ее саклей. и перед намимелькали приветные огоньки, когда пахнул сырой, холодный ветер, ущельезагудело и пошел мелкий дождь. Едва успел я накинуть бурку, как повалилснег. Я с благоговением посмотрел на штабс-капитана..

- Нам придется здесь ночевать, - сказал он с досадою, - в такую метельчерез горы не переедешь. Что? были ль обвалы на Крестовой? - спросил онизвозчика

- Не было, господин, - отвечал осетин-извозчик, - а висит много, много

За неимением комнаты для проезжающих на станции, нам отвели ночлег в дымнойсакле. Я пригласил своего спутника выпить вместе стакан чая, ибо со мнойбыл чугунный чайник - единственная отрада моя в путешествиях по Кавказу

Сакля была прилеплена одним боком к скале; три скользкие, мокрые ступенивели к ее двери. Ощупью вошел я и наткнулся на корову (хлев у этих людейзаменяет лакейскую). Я не знал, куда деваться: тут блеют овцы, там ворчитсобака. К счастью, в стороне блеснул тусклый свет и помог мне найти другоеотверстие наподобие двери. Тут открылась картина довольно занимательная:широкая сакля, которой крыша опиралась на два закопченные столба, былаполна народа. Посередине трещал огонек, разложенный на земле, и дым,выталкиваемый обратно ветром из отверстия в крыше, расстилался вокруг такойгустой пеленою, что я долго не мог осмотреться; у огня сидели две старухи,множество детей и один худощавый грузин, все в лохмотьях. Нечего былоделать, мы приютились у огня, закурили трубки, и скоро чайник зашипелприветливо

- Жалкие люди! - сказал я штабс-капитану, указывая на наших грязных хозяев,которые молча на нас смотрели в каком-то остолбенении

- Преглупый народ! - отвечал он. - Поверите ли? ничего не умеют, неспособны ни к какому образованию! Уж по крайней мере наши кабардинцы иличеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к оружиюникакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь. Уж подлинноосетины!- А вы долго были в Чечне?- Да, я лет десять стоял там в крепости с ротою, у Каменного Брода, знаете?- Слыхал

- Вот, батюшка, надоели нам эти головорезы; нынче, слава богу, смирнее; абывало, на сто шагов отойдешь за вал, уже где-нибудь косматый дьявол сидити караулит: чуть зазевался, того и гляди - либо аркан на шее, либо пуля взатылке. А молодцы!.

- А, чай, много с вами бывало приключений? - сказал я, подстрекаемыйлюбопытством

- Как не бывать! бывало..

Тут он начал щипать левый ус, повесил голову и призадумался. Мне страххотелось вытянуть из него какую-нибудь историйку - желание, свойственноевсем путешествующим и записывающим людям. Между тем чай поспел; я вытащилиз чемодана два походных стаканчика, налил и поставил один перед ним. Онотхлебнул и сказал как будто про себя: "Да, бывало!" Это восклицание подаломне большие надежды. Я знаю, старые кавказцы любят поговорить,порассказать; им так редко это удается: другой лет пять стоит где-нибудь взахолустье с ротой, и целые пять лет ему никто не скажет "здравствуйте"(потому что фельдфебель говорит "здравия желаю"). А поболтать было бы очем: кругом народ дикий, любопытный; каждый день опасность, случаи бываютчудные, и тут поневоле пожалеешь о том, что у нас так мало записывают

- Не хотите ли подбавить рому? - сказал я своему собеседнику, - у меня естьбелый из Тифлиса; теперь холодно

- Нет-с, благодарствуйте, не пью

- Что так?- Да так. Я дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком, раз, знаете,мы подгуляли между собой, а ночью сделалась тревога; вот мы и вышли передфрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей Петрович узнал: не дайгосподи, как он рассердился! чуть-чуть не отдал под суд. Оно и точно:другой раз целый год живешь, никого не видишь, да как тут еще водка пропадший человек!Услышав это, я почти потерял надежду

- Да вот хоть черкесы, - продолжал он, - как напьются бузы на свадьбе илина похоронах, так и пошла рубка. Я раз насилу ноги унес, а еще у мирновакнязя был в гостях

- Как же это случилось?- Вот (он набил трубку, затянулся и начал рассказывать), вот изволитевидеть, я тогда стоял в крепости за Тереком с ротой - этому скоро пять лет

Раз, осенью пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодойчеловек лет двадцати пяти. Он явился ко мне в полной форме и объявил, чтоему велено остаться у меня в крепости. Он был такой тоненький, беленький,на нем мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он наКавказе у нас недавно. "Вы, верно, - спросил я его, - переведены сюда изРоссии?" - "Точно так, господин штабс-капитан", - отвечал он. Я взял его заруку и сказал: "Очень рад, очень рад. Вам будет немножко скучно... ну да мыс вами будем жить по-приятельски... Да, пожалуйста, зовите меня простоМаксим Максимыч, и, пожалуйста, - к чему эта полная форма? приходите ко мневсегда в фуражке". Ему отвели квартиру, и он поселился в крепости

- А как его звали? - спросил я Максима Максимыча

- Его звали... Григорием Александровичем Печориным. Славный был малый, смеювас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холодцелый день на охоте; все иззябнут, устанут - а ему ничего. А другой разсидит у себя в комнате, ветер пахнет, уверяет, что простудился; ставнемстукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один;бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнетрассказывать, так животики надорвешь со смеха... Да-с, с большими былстранностями, и, должно быть, богатый человек: сколько у него было разныхдорогих вещиц!.

- А долго он с вами жил? - спросил я опять

- Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год; наделал он мне хлопот, нетем будь помянут! Ведь есть, право, этакие люди, у которых на родунаписано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!- Необыкновенные? - воскликнул я с видом любопытства, подливая ему чая