Школьная библиотека

только я вам этого не советую, потому что переезд через Крестовую гору(или, как называет ее ученый Гамба, le mont St.-Christophe) достоин вашеголюбопытства. Итак, мы спускались с Гуд-горы в Чертову долину... Вотромантическое название! Вы уже видите гнездо злого духа между неприступнымиутесами, - не тут-то было: название Чертовой долины происходит от слова"черта", а не "черт", ибо здесь когда-то была граница Грузии. Эта долинабыла завалена снеговыми сугробами, напоминавшими довольно живо Саратов,Тамбов и прочие милые места нашего отечества

- Вот и Крестовая! - сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали в Чертовудолину, указывая на холм, покрытый пеленою снега; на его вершине чернелсякаменный крест, и мимо его вела едва-едва заметная дорога, по которойпроезжают только тогда, когда боковая завалена снегом; наши извозчикиобъявили, что обвалов еще не было, и, сберегая лошадей, повезли нас кругом

При повороте встретили мы человек пять осетин; они предложили нам своиуслуги и, уцепясь за колеса, с криком принялись тащить и поддерживать нашитележки. И точно, дорога опасная: направо висели над нашими головами грудыснега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться в ущелье; узкаядорога частию была покрыта снегом, который в иных местах проваливался подногами, в других превращался в лед от действия солнечных лучей и ночныхморозов, так что с трудом мы сами пробирались; лошади падали; налево зиялаглубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяной корою, то спеною прыгая по черным камням. В два часа едва могли мы обогнуть Крестовуюгору - две версты в два часа! Между тем тучи спустились, повалил град,снег; ветер, врываясь в ущелья, ревел, свистал, как Соловей-разбойник, искоро каменный крест скрылся в тумане, которого волны, одна другой гуще итеснее, набегали с востока... Кстати, об этом кресте существует странное,но всеобщее предание, будто его поставил Император Петр I, проезжая черезКавказ; но, во-первых, Петр был только в Дагестане, и, во-вторых, на крестенаписано крупными буквами, что он поставлен по приказанию г. Ермолова, аименно в 1824 году. Но предание, несмотря на надпись, так укоренилось, что,право, не знаешь, чему верить, тем более что мы не привыкли веритьнадписям

Нам должно было спускаться еще верст пять по обледеневшим скалам и топкомуснегу, чтоб достигнуть станции Коби. Лошади измучились, мы продрогли;метель гудела сильнее и сильнее, точно наша родимая, северная; только еедикие напевы были печальнее, заунывнее. "И ты, изгнанница, - думал я, плачешь о своих широких, раздольных степях! Там есть где развернутьхолодные крылья, а здесь тебе душно и тесно, как орлу, который с крикомбьется о решетку железной своей клетки"

- Плохо! - говорил штабс-капитан; - посмотрите, кругом ничего не видно,только туман да снег; того и гляди, что свалимся в пропасть или засядем втрущобу, а там пониже, чай, Байдара так разыгралась, что и не переедешь. Ужэта мне Азия! что люди, что речки - никак нельзя положиться!Извозчики с криком и бранью колотили лошадей, которые фыркали, упирались ине хотели ни за что в свете тронуться с места, несмотря на красноречиекнутов

- Ваше благородие, - сказал наконец один, - ведь мы нынче до Коби недоедем; не прикажете ли, покамест можно, своротить налеE? Вон там что-тона косогоре чернеется - верно, сакли: там всегда-с проезжающиеостанавливаются в погоду; они говорят, что проведут, если дадите на водку,- прибавил он, указывая на осетина

- Знаю, братец, знаю без тебя! - сказал штабс-капитан, - уж эти бестии!рады придраться, чтоб сорвать на водку

- Признайтесь, однако, - сказал я, - что без них нам было бы хуже

- Все так, все так, - пробормотал он, - уж эти мне проводники! чутьемслышат, где можно попользоваться, будто без них и нельзя найти дороги

Вот мы и свернули налево и кое-как, после многих хлопот, добрались доскудного приюта, состоящего из двух саклей, сложенных из плит и булыжника иобведенных такою же стеною; оборванные хозяева приняли нас радушно. Я послеузнал, что правительство им платит и кормит их с условием, чтоб онипринимали путешественников, застигнутых бурею

- Все к лучшему! - сказал я, присев у огня, - теперь вы мне доскажете вашуисторию про Бэлу; я уверен, что этим не кончилось

- А почему ж вы так уверены? - отвечал мне штабс-капитан, примигивая схитрой улыбкою..

- Оттого, что это не в порядке вещей: что началось необыкновенным образом,то должно так же и кончиться

- Ведь вы угадали..

- Очень рад

- Хорошо вам радоваться, а мне так, право, грустно, как вспомню. Славнаябыла девочка, эта Бэла! Я к ней наконец так привык, как к дочери, и онаменя любила. Надо вам сказать, что у меня нет семейства: об отце и матери ялет двенадцать уж не имею известия, а запастись женой не догадался раньше,- так теперь уж, знаете, и не к лицу; я и рад был, что нашел кого баловать

Она, бывало, нам поет песни иль пляшет лезгинку... А уж как плясала! видаля наших губернских барышень, я раз был-с и в Москве в благородном собрании,лет двадцать тому назад, - только куда им! совсем не то!.. ГригорийАлександрович наряжал ее, как куколку, холил и лелеял; и она у нас такпохорошела, что чудо; с лица и с рук сошел загар, румянец разыгрался нащеках... Уж какая, бывало, веселая, и все надо мной, проказница,подшучивала... Бог ей прости!.

- А что, когда вы ей объявили о смерти отца?- Мы долго от нее это скрывали, пока она не привыкла к своему положению; акогда сказали, так она дня два поплакала, а потом забыла

Месяца четыре все шло как нельзя лучше. Григорий Александрович, я уж,кажется, говорил, страстно любил охоту: бывало, так его в лес и подмываетза кабанами или козами, - а тут хоть бы вышел за крепостной вал. Вот,однако же, смотрю, он стал снова задумываться, ходит по комнате, загнувруки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, - целое утропропадал; раз и другой, все чаще и чаще... "Нехорошо, - подумал я, верномежду ними черная кошка проскочила!"Одно утро захожу к ним - как теперь перед глазами: Бэла сидела на кровати вчерном шелковом бешмете, бледненькая, такая печальная, что я испугался

- А где Печорин? - спросил я

- На охоте

- Сегодня ушел? - Она молчала, как будто ей трудно было выговорить

- Нет, еще вчера, - наконец сказала она, тяжело вздохнув

- Уж не случилось ли с ним чего?- Я вчера целый день думала, - отвечала она сквозь слезы, - придумываларазные несчастья: то казалось мне, что его ранил дикий кабан, то чеченецутащил в горы... А нынче мне уж кажется, что он меня не любит

- Права, милая, ты хуже ничего не могла придумать! - Она заплакала, потом сгордостью подняла голову, отерла слезы и продолжала:- Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его непринуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его- я княжеская дочь!.

Я стал ее уговаривать

- Послушай, Бэла, ведь нельзя же ему век сидеть здесь как пришитому к твоейюбке: он человек молодой, любит погоняться за дичью, - походит, да ипридет; а если ты будешь грустить, то скорей ему наскучишь

- Правда, правда! - отвечала она, - я буду весела. - И с хохотом схватиласвой бубен, начала петь, плясать и прыгать около меня; только и это не былопродолжительно; она опять упала на постель и закрыла лицо руками

Что было с нею мне делать? Я, знаете, никогда с женщинами не обращался:думал, думал, чем ее утешить, и ничего не придумал; несколько времени мыоба молчали... Пренеприятное положение-с!Наконец я ей сказал: "Хочешь, пойдем прогуляться на вал? погода славная!"Это было в сентябре; и точно, день был чудесный, светлый и не жаркий; все