Школьная библиотека

- Ведь сейчас прибежит!.. - сказал мне Максим Максимыч с торжествующимвидом, - пойду за ворота его дожидаться... Эх! жалко, что я не знаком сН..

Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату

Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина;по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодноепонятие, однако некоторые черты в его характере показались мнезамечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник

- Максим Максимыч, не хотите ли чаю? - закричал я ему в окно

- Благодарствуйте; что-то не хочется

- Эй, выпейте! Смотрите, ведь уж поздно, холодно

- Ничего; благодарствуйте..

- Ну, как угодно! - Я стал пить чай один; минут через десять входит мойстарик:- А ведь вы правы: все лучше выпить чайку, - да я все ждал... Уж человекего давно к нему пошел, да, видно, что-нибудь задержало

Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй у ушел опять за ворота вкаком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение яПечорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе иеще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя

Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать МаксимаМаксимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; яповторил приглашение, - он ничего не отвечал

Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скорозадремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч,взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходитьпо комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал,ворочался..

- Не клопы ли вас кусают? - спросил я

- Да, клопы... - отвечал он, тяжело вздохнув

На другой день утром я проснулся рано; но Максим Максимыч предупредил меня

Я нашел его у ворот, сидящего на скамейке. "Мне надо сходить к коменданту,- сказал он, - так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за мной..."Я обещался. Он побежал, как будто члены его получили вновь юношескую силу игибкость

Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, какновый ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; занею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босыемальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокругменя; я их прогнал: мне было не до них, я начинал разделять беспокойстводоброго штабс-капитана

Не прошло десяти минут, как на конце площади показался тот, которого мыожидали. Он шел с полковником Н..., который, доведя его до гостиницы,простился с ним и поворотил в крепость. Я тотчас же послал инвалида заМаксимом Максимычем

Навстречу Печорина вышел его лакей и доложил, что сейчас станутзакладывать, подал ему ящик с сигарами и, получив несколько приказаний,отправился хлопотать. Его господин, закурив сигару, зевнул раза два и селна скамью по другую сторону ворот. Теперь я должен нарисовать его портрет

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказываликрепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни иперемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурямидушевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутыйF2олько на две нижниепуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшеепривычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочносшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял однуперчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка быланебрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками, - верныйпризнак некоторой скрытности характера. Впрочем, это мои собственныезамечания, основанные на моих же наблюдениях, и я вовсе не хочу васзаставить веровать в них слепо. Когда он опустился на скамью, то прямойстан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки;положение всего его тела изобразило какую-то нервическую слабость: онсидел, как сидит бальзакова тридцатилетняя кокетка на своих пуховых креслахпосле утомительного бала. С первого взгляда на лицо его я бы не дал емуболее двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В егоулыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность;белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали егобледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можнобыло заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно,обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевногобеспокойства. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови быличерные - признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост убелой лошади. Чтоб докончить портрет, я скажу, что у него был немноговздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза; о глазах я долженсказать еще несколько слов

Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! - Вам не случалось замечатьтакой странности у некоторых людей?.. Это признак - или злого нрава, илиглубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-тофосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жарадушевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкойстали, ослепительный, но холодный; взгляд его - непродолжительный, нопроницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатлениенескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был стольравнодушно спокоен. Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, толькопотому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, надругого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как выо нем не услышите ни от кого, кроме меня, то поневоле должныдовольствоваться этим изображением. Скажу в заключение, что он был вообщеочень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особеннонравятся женщинам светским

Лошади были уже заложены; колокольчик по временам звенел под дугою, и лакейуже два раза подходил к Печорину с докладом, что все готово, а МаксимМаксимыч еще не являлся. К счастию, Печорин был погружен в задумчивость,глядя на синие зубцы Кавказа, и кажется, вовсе не торопился в дорогу. Яподошел к нему

- Если вы захотите еще немного подождать, - сказал я, - то будете иметьудовольствие увидаться с старым приятелем..

- Ах, точно! - быстро отвечал он, - мне вчера говорили: но где же он? - Яобернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи..

Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градомкатился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки,приклеились ко лбу его; колени его дрожали... он хотел кинуться на шеюПечорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул емуруку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его рукуобеими руками: он еще не мог говорить

- Как я рад, дорогой Максим Максимыч. Ну, как вы поживаете? - сказалПечорин

- А... ты?.. а вы? - пробормотал со слезами на глазах старик... - скольколет... сколько дней... да куда это?.

- Еду в Персию - и дальше..

- Неужто сейчас?.. Да подождите, дражайший!.. Неужто сейчас расстанемся?.

Столько времени не видались..

- Мне пора, Максим Максимыч, - был ответ

- Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы хотелосьвам сказать... столько расспросить... Ну что? в отставке?.. как?.. чтоподелывали?.

- Скучал! - отвечал Печорин, улыбаясь

- А помните наше житье-бытье в крепости? Славная страна для охоты!.. Ведь