Школьная библиотека

молодому атлету, чьи "венки", хочется верить, будут "долговечнеедевичьих". Подобные обязательства не терпят легкого или пренебрежительного ксебе отношения. Джейн сказала, что пыталась после трагедии объясниться сШейдами, а позже написала Сибил длинное письмо, но ответа не получила. Ясказал, слегка щеголяя слэнгом, который начал в последнее время осваивать:"Да уж известное дело!"

Строки 403-404: "Восемь тридцать. Включу." (Тут время начало двоиться.)

Отсюда и до строки 474 перемежаются в синхронном развитии дветемы: телевизор в гостиной Шейдов и, так сказать, повторный просмотрдействий Гэзель (уже подернутых затемнением) с момента появления Питера назаглазном свиданьи (406-407) и его извинений по поводу поспешногоотбытия (426-428) до поездки Гэзель в автобусе (445-447 и457-460), в завершенье которой сторож находит ее тело(474-477). Тему Гэзель я выделил курсивом.

В целом весь этот кусок представляется мне слишком разработанным ирастянутым, в особенности оттого, что прием синхронизации уже заезженФлобером и Джойсом до смерти. В остальном эта часть поэмы отличаетсяизысканностью рисунка

Строка 408: Рука злодея

10 июля, в день, когда Джон Шейд записал эти слова, а возможно и всамую ту минуту, когда он принялся за тридцать третью карточку (строки406-416), Градус катил в прокатном автомобиле из Женевы в Лэ, где, поего сведениям, Одон, закончивший съемки фильмы, отдыхал на вилле своегостарого друга, американца Джозефа С. Лавендера (фамилия происходит от"laundry" -- "прачешная", а не от "laund" -- "прогалина"). Нашемублистательному интригану сообщили, что Джо Лавендер коллекционируетхудожественные фотографии той разновидности, что зовется у французов"ombrioles". Ему, правда, не сказали, что это в точности такое, и онмысленно отмахнулся от них, сочтя за "абажуры с пейзажами". Идиотскийзамысел его сводился к тому, чтобы выдать себя за агента страсбургскоготорговца произведениями искусства и затем, выпивая с гостями Лавендера,постараться подобрать ключи к местопребыванию короля. Ему и в голову непришло, что Дональд Одон, с его абсолютным чутьем на подобные вещи, по тому,как Градус предъявляет перед рукопожатием пустую ладонь или кивает прикаждом глотке, и по множеству иных мелких повадок (которых сам Градусникогда в людях не замечал, но перенимал охотно) сразу поймет, что Градус,где бы он ни родился, наверняка подолгу жил среди низших земблянскихсословий, а стало быть он -- шпион, если только не хуже. Не сознавал Градуси того, что "ombrioles", собираемые Лавендером (я верю, что Джо не осудитменя за такую нескромность), сочетали изысканную красоту формы с крайнейнепристойностью содержания -- голые тела в кущах смоковниц, несоразмерныепылкости, тонные тени по ягодицам, а также женские крапленые прелести.

Из своего отеля в Женеве Градус пытался связаться с Лавендером потелефону, но услышал, что того до полудня беспокоить не велено. К полуднюГрадус уже катил и телефонировал снова, на сей раз из Монтре. Лавендеру онем уже доложили, не соблаговолит ли господин Дегре приехать к чаю? Онпозавтракал в приозерном кафе, прогулялся, приценился в сувенирной лавчонкек хрустальному жирафику, купил газету, прочитал ее на скамейке и, наконец,поехал дальше. Близ Лэ он запутался в крутых, извилистых и узких дорогах

Остановясь над виноградником у грубо намеченного входа в недостроенный дом,он увидал в направлении трех указательных пальцев троицы вольных каменщиковкрасную кровлю виллы Лавендера, высоко в восходящей зелени по другую сторонудороги. Он решил оставить машину и взобраться по каменным ступеням того, чтопредставлялось кратчайшим путем. Пока он карабкался вверх стиснутой стенамидорожкой, не упуская из виду кроличьей лапы тополя, то скрывавшей краснуюкрышу на вершине подъема, то вновь открывавшей, солнце отыскало в дождевыхтучах слабое место, и сразу драная прорва в них обросла сияющим ободком. Онощутил тягость и запах нового коричневого костюма, купленного в Копенгагенеи уже измятого. Пыхтя, поглядывая на часы и обмахиваясь мягкой, тоженовешенькой фетровой шляпой, он, наконец, долез до поперечного продолженияпетлистой дороги, оставленной им внизу. Пересекши ее, он миновал калитку,поднялся по гравистой тропке и оказался перед виллой Лавендера. Ее название,"Libitina", изображалось прописными буквами над одним из зарешеченныхсеверных окон, буквы были из черного провода, а точки над каждой из трех iхитроумно подделывались смолеными шляпками запорошенных мелом гвоздей,вколоченных в белый фасад. Этот прием и эти решетки на обращенных к северуокнах Градус и прежде встречал на швейцарских виллах, а невосприимчивость кклассическим мотивам не позволяла ему получить удовольствие от дани,уплаченной жутковатой жовиальностью Лавендера римской богине могил и трупов

Иное увлекло его внимание: из-за створки углового окна доносились звукирояля, мощная, мятежная музыка, которая по какой-то странной причине, -- какон сам мне после рассказывал, -- внушила ему мысль о возможности, им неучтенной, заставив руку его рвануться к заднему карману, ибо он изготовилсявстретить не Лавендера и не Одона, но самого одаренного псалмопевца -- КарлаВозлюбленного. Музыка прервалась, покамест Градус, смущенный причудливойформой дома, мялся перед остекленным крыльцом. Из боковой зеленой дверивозник пожилой прислужник в зеленом и повел его к другому входу. Изображаянепринужденность (не ставшую более натуральной после утомительныхрепетиций), Градус спросил сперва на дурном французском, затем на еще худшеманглийском и, наконец, на сносном немецком, много ли в доме гостей, но лакейлишь улыбнулся и с поклоном указал ему на музыкальный салон. Музыканта тутне было. Арфоподобный рокот еще исходил из рояля, на котором стояла, будтона бережку озерца с кувшинками, чета пляжных сандалий. С приоконной скамьиподнялась, сверкая стеклярусом, костлявая дама и представилась гувернанткойплемянника мистера Лавендера. Градус поведал, как ему не терпится увидатьсенсационную коллекцию мистера Лавендера, -- это было самое подходящееопределение для картинок, изображающих любодейства в плодовых садах, -- ногувернантка (которую король называл -- прямо в довольное лицо -"мадемуазель Белла" вместо "мадемуазель Блуд") поспешила признаться в полномсвоем неведеньи касательно увлечений и накоплений хозяина и предложила гостюосмотреть пока сад: "Гордон покажет вам свои любимые цветы", -- сказала онаи крикнула в соседнюю комнату: "Гордон!". С некоторой неохотой вышел оттудахудощавый, но крепкий на вид подросток лет четырнадцати-пятнадцати,окрашенный солнцем в нектариновые тона. На нем была одна только паховаяповязка в леопардовых пятнах. Коротко подрезанные волосы были немногосветлее кожи. На прелестном животном лице его выражались и замкнутость, илукавство. Наш озабоченный заговорщик этих подробностей не заметил, аостался при общем ощущении некоторого неприличия. "Гордон у нас музыкальныйкудесник", -- сказала мисс Блуд, и мальчика перекосило. "Гордон, вы покажетеэтому господину сад?" Мальчик нехотя согласился, прибавив, что он бы тогдауж и окунулся, если никто не против. Обув сандалии, он вывел гостя наружу

Светом и тенью шла эта странная пара: грациозный отрок, увитый по чресламчерным плющом, и убогий убийца в коричневом дешевом костюме, со сложеннойгазетой, торчавшей из левого кармана пиджака.

-- Вот Грот, -- сказал Гордон. -- Я как-то скоротал здесь ночку сдругом.

Градус проник равнодушным взором в мшистую нишу, где различалсянадувной матрац с темным пятном на оранжевом нейлоне. Алчными губами мальчикприпал к трубочке родниковой воды и вытер мокрые руки о свои черные плавки

Градус посмотрел на часы. Пошли дальше. "Вы еще ничего не видели" -- сказалГордон.

Хотя в доме имелось по меньшей мере с полдюжины ватерклозетов, мистерЛавендер, на добрую память о дедушкиной ферме в Делавере, установил подсамым высоким тополем своего роскошного сада деревенский нужник, а для особоизбранных гостей, коих чувство юмора умело это снести, снимал с крюка,удобно соседствующего с камином в бильярдной, красиво вышитый валик,изогнутый в форме сердца, чтобы гостю было что подложить под себя,усаживаясь на трон.

Дверь нужника стояла наотмашь, на внутренней ее стороне мальчишескаярука нацарапала углем: "Здесь был Король".

-- Неплохая визитная карточка, -- выдавив смешок, отметил Градус. -- Акстати, где он теперь, этот король?

-- А кто его знает, -- сказал мальчик, хлопнув себя по бокам в белыхтеннисных шортах, -- это было в прошлом году. Он, вроде, собирался наЛазурный берег, да только я не уверен.

Милый Гордон соврал и правильно сделал. Он отлично знал, что егоогромного друга нет уж больше в Европе, -- вот только не стоило миломуГордону упоминать о Ривьере, потому что это была правда, и потому чтоупоминание заставило Градуса, знавшего о тамошнем палаццо королевы Дизы,мысленно хлопнуть себя в лоб.

Дошли до плавательного бассейна. Градус, в глубоком раздумьи, опал вхолщовое кресло. Надо будет немедленно телеграмму в Управление. Затягиватьвизит ни к чему. С другой стороны, внезапный отъезд может навлечьподозрения. Кресло под ним крякнуло, он огляделся в поисках другого сиденья

Юный сатир уже смежил глаза и простерся навзничь на мраморном окаемебассейна, тарзанские трусики валялись, отброшенные, в траве. Градус сотвращением плюнул и поплелся обратно в дом. Тут же побежал со ступенейтеррасы старый слуга, сообщая на трех языках, что Градуса требуют ктелефону. Мистер Лавендер так ко времени и не управился, но хотел быпоговорить с господином Дегре. За обменом приветствиями наступила недолгаяпауза, и Лавендер спросил: "А вы, точно, не из поганых проныр этой трепанойфранцузской газетки?" "Что? -- спросил Градус, он так и выговорил -- "что"

"Пронырливый трепанный сучий потрох, а?" Градус повесил трубку.

Он вернулся к машине и въехал по склону горы повыше. Вот с этого изгибадороги дымчатым и светозарным сентябрьским днем, с рассекавшей видный междвух балясин простор прокосиной первой серебряной нити, смотрел король наискристые зыби Женевского озера и обнаружил для них антифонный отзыв -отблески станиолевых пугал в виноградниках на склоне горы. Стоя тут и уныло