Школьная библиотека

оборвать увлекательнейшую беседу, чтобы предаться этой забаве, и конечно, смоей стороны было бы грубостью отказаться с ним поиграть. Вот некоторые излучших моих результатов: "брак-вред" в три хода, "пол-муж" -- в четыре и"родить-зарыть" (с "добить" посередке) -- в шесть ходов

Строка 821: А кто убил балканского царя?

Страх как хочется сообщить, что в черновике читается:

А кто убил земблянского царя?

-- но, увы, это не так: карточки с черновым вариантом Шейд не сохранил

Строка 830: Сибил

Эта изысканная рифма возникает как апофеоз, как венец всей Песни,синтезирующий контрапунктические аспекты ее "нездешнего колокола"

Строки 835-838: Теперь за Красотой следить хочу

Песнь, начатая 19 июля на шестьдесят восьмой карточке, открываетсяобразцовым шейдизмом: лукавым ауканьем нескольких фраз в дебрях переносов

На деле, обещания, данные в этих четырех строках, так и осталисьневыполненными, -- лишь эхо ритмических заклинаний уцелело в строках915 и 923-924 (разрешившихся свирепым выпадом в строках925-930). Поэт, будто вспыльчивый кочет, хлопочет крылами,изготовляясь к всплеску накатывающего вдохновения, но солнце так и невсходит. Взамен обещанной буйной поэзии мы получаем парочку шуток, толикусатиры и, в конце Песни, чудное сияние нежности и покоя

Строки 840-872: два способа писанья

В сущности -- три, если вспомнить о наиважнейшем способе: положиться наотблески и отголоски подсознательного мира, на его "немые команды" (строка871)

Строка 873: лучший срок

В то время, как мой дорогой друг начинал этой строкой стопку карточек,которую ему предстояло исписать 20 июля (с семьдесят первой по семьдесятвосьмую, последняя строка -- 948), Градус всходил в аэропорту Орли наборт реактивного самолета, пристегивал ремень, читал газету, возносился,парил, пачкал небеса

Строки 887-888: Коль мой биограф будет слишком сух или несведущ

Слишком сух? Или несведущ? Знал бы мой бедный друг загодя, кто станетего биографом, он обошелся бы без этих оговорок. На самом деле, я даже имелудовольствие свидетельствовать (одним мартовским утром) обряд, описанный имв следующих строках. Я собрался в Вашингтон и перед самым отъездом вспомнил,что он просил меня что-то такое выяснить в Библиотеке Конгресса. В моемсознании и посейчас отчетливо звучит неприветливый голос Сибил: "Но Джон неможет принять вас, он сидит в ванне", -- и хриплый рев Джона из ваннойкомнаты: "Да пусть войдет, Сибил, не изнасилует же он меня!". Однако ни я,ни он -- не сумели припомнить, что именно мне надлежало узнать

Строка 894: король

В первые месяцы Земблянской революции портреты короля частенькопоявлялись в Америке. Время от времени какой-нибудь университетскийприставала, обладатель настырной памяти, или клубная дама из тех, что вечнопривязывались к Шейду и к его чудаковатому другу, спрашивали меня сглуповатой многозначительностью, обыкновенной в подобных случаях, говорил лимне кто-либо, до чего я похож на несчастного монарха. Я отвечал в том духе,что "все китайцы на одно лицо", и старался переменить разговор. Но вотоднажды, в гостиной преподавательского клуба, где я посиживал в кругуколлег, мне довелось испытать особенно стеснительны9 натиск. Заезжийнемецкий лектор из Оксфорда без устали твердил -- то в голос, то шепотом, -об "абсолютно неслыханном" сходстве, а когда я небрежно заметил, что всезембляне, отпуская бороду, становятся похожи один на другого, -- и что всущности название "Зембла" происходит не от испорченного русского слова"земля", а от "Semblerland" -- страна отражений или подобий, -- моймучитель сказал: "О да, но король Карл не носил бороды, и все же вы с нимсовсем на одно лицо! Я имел честь [добавил он] сидеть в нескольких ярдах откоролевской ложи на Спортивном фестивале в Онгаве в пятьдесят шестом году,мы там были с женой, она родом из Швеции. У нас есть дома его фотография, аее сестра коротко знала мать одного из его пажей, очень интересная былаженщина. Да неужели же вы не видите [чуть ли не дергая Шейда за лацкан]поразительного сходства их черт, -- верхняя часть лица и глаза, о да, глазаи переносица?"

-- Отнюдь, сэр, -- сказал Шейд, переложив ногу на ногу и по обыкновениюслегка откачнувшись в кресле перед тем, как что-то изречь, -- ни малейшегосходства. Сходства -- это лишь тени различий. Различные люди усматриваютразличные сходства и сходные различия.

Добрейший Неточка, во всю эту беседу хранивший на удивление несчастныйвид, тихо заметил, как тягостна мысль, что такой "приятный правитель" скореевсего погиб в заключении.

Тут в разговор ввязался профессор физики. Он был из так называемых"розовых" и веровал во все, во что веруют так называемые "розовые" (впрогрессивное образование, в неподкупность всякого, кто шпионит для русских,в радиоактивные осадки, порождаемые исключительно взрывами, производимымиСША, в существование в недавнем прошлом "эры Маккарти", в советскиедостижения, включая "Доктора Живаго", и в прочее в том же роде): "Вашисожаления безосновательны, -- сказал он. -- Как известно, этот жалкийправитель сбежал, переодевшись монахиней, но какова бы ни была или ни естьего участь, народу Земблы она безразлична. История отвергла его -- вот и всяего эпитафия".

Шейд: "Истинная правда, сэр. В должное время история отвергает всякого

Но мертв король или жив не менее вас и Кинбота, давайте все-таки с уважениемотноситься к фактам. Я знаю от него [указывая на меня], что широкораспространенные бредни насчет монахини -- это всего лишь пошлаяпроэкстремистская байка. Экстремисты и их друзья, чтобы скрыть свой конфуз,выдумывают разный вздор, а истина состоит в том, что король ушел из дворца,пересек горы и покинул страну не в черном облачении поблекшей старой девы,но, словно атлет, затянутым в алую шерсть".

-- Странно, странно, -- пробормотал немецкий гость, благодарянаследственности (предки его обитали в ольховых лесах) один только иуловивший жутковатую нотку, звякнувшую и затихшую.

Шейд (улыбнувшись и потрепав меня по колену): "Короли не умирают, онипросто исчезают, -- а, Чарли?"

-- Кто это сказал? -- резко, будто спросонья, спросил невежественный иоттого всегда подозрительный глава английского отделения.

-- Да вот, хоть меня возьмите, -- продолжал мой бесценный друг,игнорируя мистера Х., -- про меня говорили, что я похож по крайности начетверых: на Сэмюеля Джонсона, на прекрасно восстановленного прародителячеловека из Экстонского музея и еще на двух местных жителей, в том числе -на ту немытую и нечесанную каргу, что разливает по плошкам картофельное пюрев кафетерии Левин-холла.

-- Третья ведьма, -- изящно уточнил я, и все рассмеялись.

-- Я бы сказал, -- заметил мистер Пардон (американская история), -- чтов ней больше сходства с судьей Гольдсвортом ("Один из нас", -- вставил Шейд,кивая), особенно, когда он злобится на весь свет после плотного обеда.

-- Я слышал, -- поспешно начал Неточка, -- что Гольдсворты прекраснопроводят время...

-- Какая жалость, я ничего не могу доказать, -- бормотал настырныйнемецкий гость. -- Вот если бы был портрет. Нет ли тут где-нибудь...

-- Наверняка, -- сказал молодой Эмеральд, вылезая из кресла.

Тут ко мне обратился профессор Пардон:

-- А мне казалось, что вы родились в России, и что ваша фамилия -- этоанаграмма, полученная из Боткин или Бодкин?

Кинбот: "Вы меня путаете с каким-то беглецом из Новой Земблы"(саркастически выделив "Новую").

-- Не вы ли говорили, Чарльз, что kinbote означает на вашемязыке "цареубийца"? -- спросил мой дражайший Шейд.

-- Да, губитель королей, -- ответил я (страстно желая пояснить, чтокороль, утопивший свою подлинную личность в зеркале изгнания, в сущности, иесть цареубийца).

Шейд (обращаясь к немецкому гостю): "Профессор Кинбот -- авторзамечательной книги о фамилиях. Кажется [ко мне], существует и английскийперевод?"

-- Оксфорд, пятьдесят шестой, -- ответил я.

-- Но русский язык вы все-таки знаете? -- спросил Пардон. -- Я,помнится, слышал на днях, как вы разговаривали с этим... как же его... оГосподи (старательно складывает губы).

Шейд: "Сэр, мы все испытываем страх, подступаясь к этому имени"(смеется).

Профессор Харлей: "Держите в уме французское название шины -punoo".

Шейд: "Ну, сэр, боюсь, вы всего лишь пнули препятствие" (оглушительносмеется).

-- Покрышкин, -- скаламбурил я. -- Да, -- продолжал я, обращаясь кПардону, -- разумеется, я говорю по-русски. Видите ли, этот язык был в ходуpar excellence{11}, и гораздо более французского, во всяком случае, средиземблянской знати и при Дворе. Теперь, конечно, все изменилось. Теперьименно в низших сословиях силком насаждают русскую речь.

-- Но ведь и мы пытаемся преподавать в школах русский язык, -- сказал"розовый"