Школьная библиотека

-- Опасная все-таки вещь--автомобиль,--проговорил Францнеопределенно. Теперь уже пора было откланяться.

Марта заметила и одобрила его нерешительность. -- Вам вкакую сторону?--спросила она, переместив зонтик из правой рукив левую. Очень подходящие он купил очки... Смышленый мальчик...

-- Я сам не знаю,-- сказал Франц и грубоватоухмыльнулся.-- Собственно говоря, я как раз пришелпосоветоваться с Дядей насчет комнаты.--Это первое "дядя" вышлоу него неубедительно, и он решил не повторять его некотороевремя, чтобы дать слову созреть. Марта рассмеялась, плотояднообнажав зубы. -- Я тоже могу помочь,-- сказала она.-Объясните, в чем дело?

Они незаметно двинулись и теперь медленно шли по широкойпанели, на которой, там и сям, как старые кожаные перчатки,лежали сухие листья. Франц оживился, высморкался и сталрассказывать о комнатах.

-- Это неслыханно,-- прервала Марта,-- неужели пятьдесятпять? Я уверена, что .можно поторговаться.

Франц про себя подумал, что дело в шляпе, но решил неспешить.

-- Там хозяин-- эдакий тугой старикашка. Сам черт его непроймет...

-- Знаете что?--вдруг сказала Марта--я бы не прочь пойтитуда, поговорить.

Франц от удовольствия зажмурился. Везло. Необыкновенновезло. Не говоря уж, что весьма хороню получается -- гулять поулицам с этой красногубой дамой в кротовом пальто. Резкийосенний воздух, лоснящаяся мостовая, шипение шин, вот она -настоящая жизнь. Только бы еще новый костюм, пылающий галстук,-- и тогда полное счастье. Он подумал, что бы такое сказатьприятное, почтительное...

-- Я все еще не могу забыть, как это мы странновстретились в поезде. Невероятно!

-- Случайность,-- сказала Марта, думая о своем.-- Вотчто,-- вдруг заговорила она, когда они стали подниматься покрутой лестнице на пятый этаж.-- Мне не хочется, чтобы мужзнал, что я вам помогла... Нет, тут никакой загадки нет; мнепросто не хочется,-- вот и все.

Франц поклонился. Его дело -- сторона. Однако он спросилсебя, лестно ли то, что она сказала, или обидно? Решить трудно.

На звонок долго никто не приходил. Франц вслушался,-- неслышно ли приближающихся шагов. Все было тихо. Оттого особеннонеожиданным показалось, когда дверь отпахнулась. Старичок всером, с бритым, мятым лицом и густыми, закрученными бровями,молча впустил их.

-- Я к вам опять,-- сказал Франц,-- я хотел бы еще разпосмотреть комнату.

Старичок в знак согласия приложил руку к груди и быстро,совершенно беззвучно, пошел по длинному, темноватому коридору.

"Бог знает, какие дебри",-- брезгливо подумала Марта, и ейопять почудилась озорная улыбка мужа: меня журила, а самапомогаешь, меня журила, а сама...

Впрочем, комната оказалась светленькой, довольно чистой: улевой стены деревянная, должно быть скрипучая, кровать,рукомойник, печка; справа--два стула, соломенное кресло спотугами на грацию; небольшой стол посредине; комод в углу; наодной стене зеркало с флюсом, на другой портрет женщины в однихчулках.

Франц с надеждой посмотрел на Марту, она указала зонтикомна правую пустоватую стену и каким-то деревянным голосомспросила, не глядя на старичка:

-- Почему вы убрали кушетку, тут очевидно что-то раньшестояло.

-- Кушетку просидели, она в починке,--глухо сказалстаричок и склонил голову набок.

-- Вы ее потом поставите,--заметила Марта и, подняв глаза,включила на миг электричество. Старичок тоже поднял глаза.

-- Так,-- сказала Марта и опять протянула зонтик: -Постельное белье есть?

-- Постельное белье? -- удивленно переспросил старичок;потом, склонив голову на другой бок, поджал губы и, подумав,ответил: -- да, белье найдется. -- А как насчет услуг, уборки?

Старичок ткнул себя пальцем в грудь. -- Все--я,--сказалон.--Все--я. Только я. Марта подошла к окну, посмотрела наулицу, потом прошлась обратно

-- Сколько же вы хотите? --спросила она равнодушно.

-- Пятьдесят пять,-- бодро ответил старичок.

-- Это как,-- с электричеством, с утренним кофе?

-- Господин служит? -- поинтересовался старичок, кивнув всторону Франца.

-- Да,-- поспешно сказал Франц. -- Пятьдесят пять завсе,-- сказал старичок.

-- Это дорого,-- сказала Марта.

-- Это недорого,--сказал старичок.

-- Это чрезвычайно дорого,-- сказала Марта. Старичокулыбнулся.

-- Ну что ж,-- вздохнула Марта и повернулась к двери.

Франц почувствовал, что комната вот-вот сейчас навсегдауплывет. Он помял шляпу, стараясь поймать взгляд Марты.

-- Пятьдесят пять,--задумчиво повторил старичок.

-- Пятьдесят,-- сказала Марта. Старичок открыл рот и сноваплотно закрыл его.

-- Хорошо,-- сказал он наконец,-- но только, чтобы тушитьне позже одиннадцати.

-- Конечно,-- вмешался Франц,-- конечно... Я это вполнепонимаю...

-- Вы когда хотите въехать? --спросил старичок.

-- Сегодня, сейчас,--сказал Франц.--Вот только привезучемодан из гостиницы.

-- Маленький задаток? -- предложил старичок с тонкойулыбочкой.

Улыбалась как будто и вся комната. Она была уже не чужая

Когда Франц опять вышел на улицу, у него в сознании осталась отнее неостывшая впадина, которую она выдавила в ворохе мелкихвпечатлений. Марта, прощаясь с ним на углу, увидела благодарныйблеск за его круглыми стеклами. И потом, направляясь вфотографический магазин отдать дюжины две еще не прозревшихтирольских снимков, она с законным торжеством вспоминаларазговор.

Заморосило. Ловя влажность, широко распахнулись дверицветочных магазинов. Морось перешла в сильный дождь. Мартестало смутно и беспокойно,-- оттого что нельзя было найтитаксомотор, оттого что капли норовили попасть под зонтик,смывая пудру с носа, оттого что и вчерашний день, и сегодняшнийбыли какие-то новые, нелепые, и в них смутно проступали ещенепонятные, но значительные очертания. И как будто тоттемноватый раствор, в котором будут плавать и проясняться горыТироля,--этот дождь, эта тонкая дождевая сырость проявляла в еедуше лоснистые образы. Снова промокший, веселый, синеглазыйгосподин, случайнейший знакомый мужа, под таким же дождемторопливо говорил ей о волнении, о бессонницах и прошагал мимо,и исчез за углом памяти. Снова в ее бидермайеровской гостинойтот дурак художник, томный хлыщ с грязными ногтями присосался кее голой шее, и она не сразу оторвала его. И снова,-- и этотобраз был недавний,--иностранный делец с замечательнойсиневатой сединой вдоль пробора шептал, играя ее рукой, чтоона, конечно, придет к нему в номер, и она улыбалась и смутножалела, что он иностранец. Вместе с ними, с этими людьми,быстро-быстро холодноватыми ладонями прикасавшимися к ней, онапришла домой, дернула плечом и легко отбросила их, какотбросила в угол раскрытый мокрый зонтик.

-- Я--дура,--сказала она,-- в чем дело? О чем мнетревожиться? Это случится рано или поздно. Иначе не может быть.

Все стало как-то сразу легко, ясно, отчетливо. Она судовольствием выругала Фриду за то, что пес наследил на ковре;она съела кучу мелких сандвичей за чаем; она деловито позвонилав кассу кинематографа, чтобы оставили ей два билета напремьеру, в пятницу, и решила пойти со старухой Грюн, когдаоказалось, что Драйер в тот вечер занят. А Драйер действительнобыл очень занят. Он так увлекся неожиданным предложением однойчужой фирмы, шелковистыми переговорами с ней, и телефоннымиперестрелками, и дипломатической плавностью важных совещаний,что в продолжение нескольких дней не вспоминал о Франце

Вернее, вспоминал о нем,--да не вовремя,-- когда млелзолотистым призраком, по шею в теплой ванне, когда мчался изконторы на фабрику, когда курил в постели папиросу, раньше чемпотушить свет; Франц мелькал, Драйер мысленно ему обещал, чтоим займется немного погодя, и тотчас начинал думать о другом.

. И Францу от этого было не легче. Когда первое приятноеволнение новоселья прошло,-- а прошло оно скоро,-- Франц