Школьная библиотека

она и отмахнула с виска прядь серебристых тонких волос. Давид выскочил изтачки. Круг, не глядя на Анну Петровну, сказал, что он не поймет, не слишкомли зябко, чтобы мальчик гулял без пальто, и Анна Петровна ответила, чтобелый свитер его достаточно толст и уютен. Почему-то Ольга никогда особенноне любила Анну Петровну со сладкой ее безгреховностью.

-- Я хочу пройтись с ним подальше, -- сказал Круг. -- Он, наверное, вамуже надоел. Завтрак в час, я правильно понял?

То, что он говорил, слова, которыми воспользовался, все это не имелозначения; он продолжал избегать ее храброго, доброго взора, которого,чувствовал он, ему не снести, и слушал свой голос, сцеплявший пустяковыезвуки в молчании съежившегося мира.

Она стояла, глядя на них, пока сын и отец, взявшись за руки, шли кдороге. Неподвижная, перебирая ключи и наперсток в обвислых карманах черногоджемпера.

Ломанные коралловые гроздья рябины там и сям валялись на коричневой,как шоколад, дороге. Ягоды сморщились и замарались, но даже будь они сочнымии чистыми, ты определенно не смог бы их есть. Варенье другое дело. Нет, я жесказал: нет. "Попробовать" -- это и значит съесть. Несколько кленов в сыромбезмолвном лесу, которым тащилась дорога, сохранили красочную листву, ноберезы были уже совершенно голы. Давид оскользнулся и с величайшимприсутствием духа продлил скольжение, чтобы со смаком сесть на липкую землю

Вставай, вставай. Но он посидел с минуту, в притворном ошеломлении глядявверх смеющимися глазами. Волосы у него были влажные и горячие. Вставай

Конечно, это сон, думал Круг, эта тишь, таинственная усмешка поздней осени,так далеко от дома. Почему мы именно здесь, не где-то еще? Больное солнцеопять попыталось вдохнуть жизнь в белесое небо: секунду-другую две волнистыетени -- призрак К и призрак Д -- брели на теневых ходулях, подражаячеловечьему шагу, после истаяли. Пустая бутылка. Хочешь, сказал он, поднимиэту скотомическую бутылку и брякни ею о ствол. Она разорвется с прекраснымзвоном. Но бутылка упала целехонькой в ржавые волны папоротника и пришлосьвыуживать ее самому, потому что там было слишком мокро для дурно выбраннойобувки Давида. Попробуй еще. Она не желала биться. Ладно, дай-ка я сам

Видишь тот столб с плакатом "Охота запрещена"? В него он с силой запустилзеленую водочную бутылку. Он был большой тяжелый человек. Давид попятился

Бутылка взорвалась, как звезда.

Вышли на открытое место. А это что за бездельник сидит на заборе? Вбольших сапогах, в форменной фуражке, но на крестьянина не похож

Ухмыльнулся и сказал: "Доброго утречка, профессор". "Доброго утра и вам", -не останавливаясь, ответил Круг. Должно быть, один из тех, кто снабжаетМаксимовых ягодами и дичью.

Dachi справа от дороги в большинстве опустели. Впрочем, кое-гдесохранялись пока остатки отпускной жизни. Перед одним крыльцом черный сундукс латунными заклепами, пара узлов и беспомощного вида велосипед сперебинтованными педалями стоял, сидели и лежал, дожидаясь какой-нибудьподводы, и мальчик в городском костюмчике в последний раз скорбными взмахамираскачивался между стволов двух сосен, видавших лучшие времена. Чуть поодальдве пожилые женщины с заплаканными лицами хоронили убитую из милосердиясобаку вместе со старым крокетным шаром, хранившим следы ее молодых игривыхзубов. В другом саду сидел за мольбертом белобородый уолтуитменовидныйстарик в охотничьем облаченье, и хоть времени было четверть одиннадцатогоневзрачного утра, угольно-алый полосатый закат плескался по холсту, и в негоон вставлял деревья и всякую всячину, которую днем раньше помешало емудописать наступление сумерек. В сосновой рощице слева, на скамейке, девушка,выпрямив спину, быстро говорила (возмездие... бомбы... трусы... ох, Фокус,будь я мужчиной), с нервными жестами отчаяния и смятения обращаясь кстуденту в синей фуражке, а тот сидел, свесив голову, и тыкал в клочкибумаги, в автобусные билеты, в сосновые иглы, в кукольный или рыбий глаз, вмягкую землю кончиком тонкого, туго спеленутого зонта, принадлежащего егобледной подруге. Но в прочем бойкий когда-то курорт казался заброшен; ставнибыли закрыты; валялась в канаве колесами кверху скомканная младенческаяколяска, и столбы телеграфа, безрукие увальни, гудели в скорбном согласии скровью, ухающей в голове.

Дорога пошла под уклон, и показалась деревня с накрытой туманомпустошью с одного боку и с озером Мал? р -- с другого. Плакаты, упомянутыемолочником, сообщали приятный оттенок цивилизованности и гражданскойзрелости смиренному этому селенью, придавленному обомшелыми кровлями

Несколько костлявых крестьянок и дети их со вздутыми животами собрались уобщинного дома, приятно украшенного к предстоящему празднику; слева, из оконпочтовой конторы, и из полицейского участка справа чиновники в мундирахвзирали на благочестивое это дело острыми, умными глазками, полнымиприятного предвкушения. Неожиданно ожил со звуком, похожим на вопльноворожденного, только что установленный громковещатель и тут же угас.

-- Там игрушки, -- отметил Давид, указав через дорогу на маленькую, ноэклектичную лавку, в которой было все -- от бакалеи до русских валенок.

-- Прекрасно, -- сказал Круг, -- давай посмотрим, что там имеется

Но едва нетерпеливый ребенок в одиночку двинулся через дорогу, какбольшой черный автомобиль на полном ходу вылетел со стороны шоссе, и Круг,рванувшись вперед, отдернул Давида, и автомобиль прогремел, оставив за собоюзвенящий след и исковерканную курицу.

-- Мне больно, -- сказал Давид.

Круг, ощущая слабость в коленях, поторопил Давида, чтобы тот не заметилмертвой птицы.

-- Да сколько же раз... -- говорил Круг.

Среди дешевых кукол и консервных банок Давид немедленно угляделмаленькое подобие смертоубийственного экипажа (колыханья которого ещеотдавались у Круга под ложечкой, хоть к этому времени сама машина, верно,уже достигла места, где сидел на заборе лодырь-сосед, и даже его миновала)

Пыльный и обшарпанный, он обладал, однако, снимающимися покрышками,заслужившими одобренье Давида, и был особенно любезен ему тем, что отыскалсяв таком захолустье. Круг попросил у молодого румяного бакалейщика карманнуюфляжку коньяку (Максимовы пили лишь чай). Пока он расплачивался за нее и замашинку, которую Давид осторожно катал взад-вперед по прилавку, носовые тонаЖабы, величаво усиленные, ворвались снаружи. Бакалейщик застыл, внимая,уставясь в гражданственном восторге на флаги, украсившие общинное здание,которое вместе с полоской белесого неба виднелось в проеме двери.

-- ... и тем, кто верит мне, как себе самому, -- проревелгромковещатель заканчивая фразу.

Треск рукоплесканий, последовавший за этим, был предположительнопрерван мановением кисти оратора.

-- Отныне, -- продолжал жутко раздувшийся тиранозавр, -- путь кповальному счастью открыт. Вы обретете его, собратья, в пылком сопряженьедруг с другом, уподобясь счастливым мальчикам в наполненной шепотом спальне,подстроив мысли ваши и чувства к мыслям и чувствам гармоничного большинства;вы обретете его, сограждане, выполов с корнем высокоумные представления,которых не разделяет и не должно разделять наше общество; вы обретете его, оюноши, когда растворите личности ваши в мужественном единении сГосударством; тогда и только тогда будет достигнута цель. Ваши бредущиеощупью индивидуальности станут взаимосменяемыми, и вместо того, чтобыкорчиться в тюремной камере беззаконного эго, ваша нагая душа соприкоснетсяс душою каждого из людей, населяющих эту землю; о нет, больше того, каждыйсможет найти себе приют в растяжимом внутреннем Я любого из граждан иперепархивать от одного к другому до той поры, когда вы уже не будете знать,кто вы, Петр или Иоанн, -- так плотно сомкнут вас объятия Государства, такрадостно будете вы крум карум ---

Речь потонула в клохтанье. Наступило оглушительное молчанье: видать,деревенское радио еще не достигло полной боеспособности.

-- Что за дивный голос, хоть на булку намазывай, -- заметил Круг.

Того, что за этим последовало, он никак уж не ожидал: бакалейщикподмигнул.

-- Боже милостивый, -- сказал Круг, -- ясный луч из мрачных туч!

Подмигиванье, однако, содержало в себе некий намек. Круг обернулся

Прямо за ним стоял солдат-эквилист.

Впрочем, тому был нужен всего лишь фунт семечек. Круг и Давид осмотреликартонный домик, стоявший в углу на полу. Давид присел на корточки, чтобызаглянуть через окна внутрь. Но окна оказались просто нарисованными настене. Он медленно встал, продолжая смотреть на домик, и машинально сунулладошку в лапу Круга.

Они вышли из лавки и, чтобы избегнуть однообразия возвратной дороги,решили пройтись вдоль озера, а там тропинкой, петляющей в лугах, обогнутьлес и вернуться к максимовской даче.

Уж не спасти ли меня норовил этот дурень? От чего? От кого? Простите, янеоборим. Собственно, не намного глупее предложения отпустить бороду иперейти границу.

Мне нужно уладить массу дел, прежде чем я начну размышлять о политике,-- если эту околесицу и впрямь можно назвать политикой. И если, сверх того,через пару недель или несколько позже какой-нибудь нетерпеливый обожатель неприхлопнет Падука. Недопонимание, так сказать, перекос духовного людоедства,которое сам же бедняжка и насаждал. Интересно также (по крайности можеткого-то заинтересовать, -- любопытного в этом вопросе мало), что извлекли изего элоквенции селяне. Вероятно, смутные воспоминания о церкви. Преждевсего, нужно найти ему хорошую няню -- няню из книжки с картинками, добрую,мудрую и безупречно чистую. Потом придется выдумать что-то о тебе, любовьмоя. Представим, что белый больничный поезд с белым дизельным тепловозомувез тебя через туннели в приморские горы. Там ты поправляешься. Но писатьты пока не можешь, потому что пальцы твои еще очень слабы. Лунным лучам неудержать и белого карандаша. Картинка мила, но долго ли она продержится наэкране? Мы ожидаем нового слайда, но у владельца волшебного фонаря ни одногоне осталось в запасе. Позволить ли теме долгой разлуки разрастаться, покаона не разразится слезами? Сказать ли (изящно тасуя обеззараженные белыесимволы), что поезд -- это Смерть, а санатория -- Рай? Или оставить картинку