Школьная библиотека

намереваясь напрямик высказать Кругу свое неодобрение, -- и тянул время,рассуждая о политике.

-- Молочник утром рассказывал мне, -- говорил он, -- что по всейдеревне висят плакаты, призывающие население непринужденно ликовать послучаю восстановления полного порядка. Предложен и распорядок праздника. Намнадлежит собираться в наших обычных воскресных пристанищах -- то есть вкафе, в клубах, в помещениях наших обществ -- и хором петь, прославляяПравительство. Во все районы назначены распорядители ballonov. Непонятно,правда, что прикажете делать тем, кто и петь не умеет, и ни в какихсообществах не состоит.

-- Он мне сегодня приснился, -- сказал Круг. -- Видимо, только так мойстарый школьный товарищ и может надеяться нынче связаться со мной.

-- Как я понимаю, вы с ним не очень ладили в школе?

-- Ну, это еще надо обдумать. Я его определенно терпеть не мог, воттолько вопрос -- взаимно ли? Помню один странный случай. Внезапно погас свет-- короткое замыкание или что-то в этом роде.

-- Да, это бывает. Попробуйте варенье. Ваш сын очень его оценил.

-- Я сидел в классе и читал, -- продолжал Круг. -- Бог его знает,почему это было вечером. Жаба вскользнул в класс и копался в парте, там унего хранились сладости. Тут-то свет и погасни. Я откинулся на прислон,сижу, жду, темнота полнейшая. Вдруг чувствую, что-то коснулось моей руки,мягкое и мокрое. Поцелуй Жабы. Он успел удрать прежде, чем я его сцапал.

-- Весьма, я бы сказал, сентиментально, -- заметил Максимов.

-- И противно, -- добавил Круг.

Он намаслил булку и принялся пересказывать подробности собрания на домуу президента. Максимов тоже присел, поразмыслил с минуту, потом, резконагнувшись, пнул корзиночку с knakerbrodom, подогнав ее ближе к тарелкеКруга, и сказал:

-- Я вам хочу кое-что сказать. Вы, вероятно, рассердитесь, услышав моислова, скажете, что я лезу не в свое дело, но я уж рискну навлечь на себяваше неудовольствие. Потому что это действительно очень и очень серьезно имне все равно, облаете вы меня или нет. Ia, sobstvenno, uzhe vchera khotel[мне следовало бы поднять этот вопрос еще вчера], да Анна решила, что выслишком устали. Однако откладывать этот разговор на потом безрассудно.

-- Валяйте, -- сказал Круг, надкусывая и пригибаясь: варенье норовилоупасть.

-- Я вполне понимаю ваш отказ иметь с этой публикой дело. Я, наверное,повел бы себя точно так же. Они опять попытаются заполучить вашу подпись, ивы опять им откажете. С этим все ясно.

-- Совершенно верно, -- сказал Круг.

-- Хорошо. Теперь, поскольку с этим ясно, уясняется и еще кое-что. Тоесть ваше положение при новом режиме. Тут есть одна необычная сторона, я,собственно, и хотел сказать, что вы, похоже, не понимаете связанной с нейопасности. Иными словами, как только эквилисты потеряют надежду добиться отвас сотрудничества, они вас арестуют.

-- Глупости, -- сказал Круг

-- Вот именно. Давайте назовем это предположительное происшествиесовершеннейшей глупостью. Да только совершеннейшая глупость -- этоестественная и логическая часть правления Падука. Вам стоило бы держать этов уме, друг мой, и обзавестись каким-то средством защиты, наскольконеправдоподобной ни кажется вам опасность.

-- Yer un dah [вздор и дребедень], -- сказал Круг. -- Он так и будетлизп2ь в темноте мою руку. Я необорим. Необорим бурливый морской вал[volna], отхлынув, волнует гурьбу голышей. Но кряжист Круг -- и с ним ничегоне случится. Две или три упитанные нации (та, что синеет на карте, и другая,коричнево-желтая), от которых мой Жаба жаждет добиться признания, займов, -чего там еще может желать расстрелянная страна от раскормленного соседа, -эти нации будут попросту игнорировать его вместе с его правительством, ежелион посмеет... докучать мне. Что, недурно я вас облаял?

-- Дурно. У вас романтические, детские и полностью ложные представленияо практической политике. Можно представить себе, что он простит вам идеи,выраженные в ваших прежних работах. Можно даже представить, что он снесетналичие выдающегося ума среди народа, которому по его собственным законамполагается быть столь же простым, как наипростейший из граждан. Но для того,чтобы все это себе представить, нам придется оговорить попытку с его сторонынайти вам особое применение. А вот если из нее ничего не выйдет, он непосмотрит на заграничное общественное мнение, с другой стороны, и ни одногосударство о вас хлопотать не станет, если посчитает почему-либо выгоднымиметь дело с этой страной.

-- А иностранные академии заявят протест. И предложат баснословныесуммы, мой вес в Ra, чтобы купить мне свободу.

-- Вы можете веселиться, сколько вашей душе угодно, но я все же хотелбы знать, -- послушайте, Адам, что вы намерены делать? Я хочу сказать, выведь не думаете, что вам разрешат читать лекции, или печатать ваши работы,или поддерживать связь с учеными и издателями за границей, -- или все-такидумаете?

-- Не думаю. Je resterai coi.

-- Мой французский ограничен, -- сухо сказал Максимов.

-- Я затаюсь, -- сказал Круг (начиная испытывать страшную скуку). -- Вдолжное время тот разум, какой у меня пока сохранился, сплетется вкакую-нибудь досужую книгу. Правду сказать, плевал я на все их университеты

Давид что, на улице?

-- Но дорогой вы мой, они же не оставят вас в покое! В этом-то все идело. Я или любой другой обыватель может и должен сидеть спокойно, но вы -никоим образом. Вы одна из очень немногих знаменитостей, рожденных нашейстраной в нынешние времена, и...

-- И каковы же другие светила этого загадочного созвездия? -осведомился Круг, скрещивая ноги и просовывая уютную ладонь между бедром иколеном.

-- Ладно: всего одна. По этой самой причине они и хотят, чтобы вы былидеятельны как только возможно. Они на все пойдут, чтобы заставить васподдержать их образ мысли. Слог, begonia [блеск] будут, разумеется, ваши

Падук удовольствуется простой подготовкой программы.

-- А я останусь глух и нем. Право, голубчик, все это -- журнализм свашей стороны. Я хочу остаться один.

-- Один -- неуместное слово, -- вспыхнув, воскликнул Максимов -- Вы неодин! У вас ребенок.

-- Бросьте, бросьте, -- сказал Круг. -- Давайте-ка, пожалуйста ---

-- Нет, не давайте. Я вас предупреждал, что не испугаюсь вашего гнева.

-- Ну хорошо. И что же я, по-вашему, должен сделать? -- со вздохомспросил Круг, наливая себе еще чашку чуть теплого кофе.

-- Немедленно покинуть страну.

Тихо потрескивала печь, и квадратные часы с двумя васильками на белом,голом деревянном циферблате отщелкивали мелкие секунды. Окно попробовалоулыбнуться. Слабый всплеск солнца расплылся на дальнем холме и обнаружил сбессмысленной ясностью избушку и с ней три сосны на противоположном склоне,казалось, они шагнули вперед и отступили снова, едва изнуренное солнце впалоопять в забытье.

-- Я не вижу нужды покидать ее прямо сейчас, -- проговорил Круг. -Если они будут слишком уж ко мне приставать, я, вероятно, так и сделаю, носейчас -- единственный ход, над которым я думаю -- это длинная рокировка,чтобы защитить моего короля.

Максимов поднялся и снова сел, на другой стул.

-- Я вижу, трудненько будет заставить вас уяснить свое положение. Прошувас, Адам, раскиньте мозгами: ни сегодня, ни завтра -- никогда Падук невыпустит вас за границу. Но сейчас вы еще могли бы бежать, как бежалиБеренц, Марбель и прочие; завтра это будет уже невозможным, границыстягивают все туже и туже, к тому времени, когда вы надумаете, ни единойщели уже не останется.

-- Ладно, а почему же тогда вы не бежите? -- проворчал Круг.

-- Мое положение иное, -- тихо ответил Максимов. -- И вы хорошо этознаете. Мы слишком стары с Анной, и к тому же я -- образцовый среднийчеловек и никакой угрозы правительству не представляю. Вы же здоровы, какбык, и все в вас -- преступно.

-- Даже сочти я разумным покинуть страну, я ни малейшего представленияне имею, как это сделать.

-- Идите к Туроку, он имеет, он вас сведет с нужными людьми. Это станетв порядочную сумму, но вам она по карману. Я тоже не знаю, как это делается,но я знаю, что сделать это можно и делалось уже. Подумайте о спокойной жизнив цивилизованной стране, о возможности работать, об образовании, доступномдля вашего мальчика. В нынешних ваших обстоятельствах...

Он осекся. После ужасной неловкости, возникшей вчера за ужином, онобещал себе не затрагивать больше темы, которой этот странный вдовец избегалс таким стоицизмом.

-- Нет, -- сказал Круг. -- Нет. Мне сейчас не до этого [ne do tovo]. Свашей стороны очень мило так хлопотать обо мне [obo mne], но ей-ей [pravo],вы преувеличиваете опасность. Разумеется [koneshno], я подумаю о вашемпредложении. Не будем [bol'she] больше об этом говорить. Что там Давидделает?

-- Ладно, по крайности [po krainei mere] вы знаете, что я на этот счетдумаю, -- сказал Максимов, берясь за исторический роман, читанный им припоявлении Круга. -- Но мы еще не кончили с вами. Я напущу на вас Анну,нравится вам это или нет. Может, ей повезет больше. Давид, по-моему, с ней вогороде. Второй завтрак в час.

Ночью штормило; ночь мотало, она задыхалась в грубых струях дождя; вокоченении холодного тихого утра промокшие бурые астры стояли расстроеннымирядами, и капли ртути пятнали едко пахнущие лиловые листья капусты, вкоторых между их крупными жилами черви насверлили уродливых дыр. Давид,замечтавшись, сидел в тачке, а маленькая старая дама пыталась протолкнуть еепо расквашенной глине дорожки. "Ne mogoo! [Не могу!]" -- со смехом вскричала