Школьная библиотека

шагреневой гусеницей, вцепившейся в сучок и выгнувшей шею. Большая блеклаяфотография (1894) -- примерно с дюжину усатых мужчин в трико и сискусственными конечностями (у некоторых недоставало двух рук и одной ноги)-- и ярко раскрашенная картинка с плоскодонкой на Миссисиппи украшали однуиз панелей.

-- Ну-с, -- сказал Квист, -- определенно рад вас видеть.

Рукопожатие.

-- Это Турок дал мне ваш адрес, -- произнес приветливый антиквар, когдаони с Кругом уселись в кресла в глубине магазина. -- Прежде чем мы придем ккакому-то соглашению, я вам хочу сказать со всей прямотой: всю мою жизнь язанимаюсь контрабандой -- опиум, бриллианты, старые мастера... Теперь вот -люди. Делаю это единственно для того, чтобы оплачивать мои приватныепотребности и непотребства, впрочем, делаю хорошо.

-- Да, -- сказал Круг, -- да, понимаю. Какое-то время назад я пыталсянайти Турока, но он уезжал по делам.

-- Ну да, он получил ваше красноречивое письмо аккурат перед арестом.

-- Да, -- сказал Круг, -- да. Так он арестован. Этого я не знал.

-- Я в контакте со всей его группой, -- объяснил Квист и слегкапоклонился.

-- Скажите, -- сказал Круг, -- а нет ли у вас сведений о моих друзьях-- Максимовых, Эмбере, Хедроне?

-- Никаких, хоть мне и не трудно вообразить, насколько тошнотворнымдолжен им показаться тюремный режим. Позвольте мне обнять вас, профессор.

Он склонился вперед и на старинный манер запечатлел поцелуй на левомплече Круга. Слезы бросились Кругу в глаза. Квист сдержанно кашлянул ипродолжал:

-- Однако давайте не забывать, что я -- суровый делец и, стало быть,выше этих... излишних излияний. Верно, я хочу вас спасти, но я также хочуполучить за спасение деньги. Вам придется выплатить мне две тысячи крун.

-- Это не много, -- сказал Круг.

-- Во всяком случае, -- сухо вымолвил Квист, -- этого хватит заплатитьхрабрецам, провожающим через границу моих трепещущих клиентов.

Он поднялся, вытащил откуда-то ящик с турецкими папиросами, предложилодну Кругу (тот отказался), прикурил, тщательно разместил горящую спичку вморской перламутровой раковине, заменявшей пепельницу, так, чтобы спичкапродолжала гореть. Концы ее скрючились, почернели.

-- Прошу простить, -- сказал он, -- за то, что поддался порывупривязанности и экзальтации. Видите этот шрам?

Он показал изнанку ладони.

-- Я получил его, -- сказал он, -- на поединке, в Венгрии, четыре годаназад. Мы дрались на кавалерийских саблях. Несмотря на несколько ран, я всеже сумел убить моего противника. Значительный был человек -- блестящий ум,нежное сердце, но он имел несчастье в шутку отозваться о моей младшей сестрекак о "cette petite Phryné qui se croi Ophélie". Бедняжка, видите ли, быларомантична -- пыталась утопиться в его плавательном бассейне.

Он покурил в молчании.

-- И нет никакой возможности вытащить их оттуда? -- спросил Круг.

-- Откуда? А, понимаю. Нет. Моя организация иного типа. На нашемпрофессиональном жаргоне мы называемся fruntgenz [пограничные гуси], а неturmbrokhen [взломщики тюрем]. Стало быть, вы готовы заплатить мне сколько язапрошу? Bene. А уцелела бы ваша готовность, потребуй я все ваши деньги?

-- Определенно, -- сказал Круг. -- Любой иностранный университетвозместил бы мне эти расходы.

Квист рассмеяляF и с некоторой застенчивостью принялся выуживатькомочек ваты из пузырька с какими-то таблетками.

-- Знаете что? -- сказал он с ужимкой. -- Будь я agent provocateur(каковым, разумеется, я не являюсь), я сейчас сделал бы такой вывод: Мадамка(предположим, что такова ваша кличка в департаменте сыска) норовит покинутьстрану, чего бы это ему не стоило.

-- И, видит Бог, вы были бы правы, -- сказал Круг.

-- Вам, кроме всего прочего, придется сделать мне лично особый подарок,-- продолжал Квист. -- Именно, библиотеку вашу, ваши рукописи, каждыйисписанный вами листок бумаги. Оставляя страну, вы должны быть голы, какчервь дождевой.

-- Отлично, -- сказал Круг. -- Я сберегу для вас содержимое моеймусорной корзины.

-- Ну, -- сказал Квист, -- тогда, похоже, все.

-- Когда вы сможете все подготовить? -- спросил Круг.

-- Подготовить что?

-- Мое бегство.

-- А, это. Ну, -- а вы разве спешите?

-- Да. Ужасно спешу. Я хочу увести отсюда ребенка.

-- Ребенка?

-- Да, восьмилетнего мальчика.

-- Да, конечно, у вас же ребенок

Повисла странная пауза. Тусклая краснота медленно заливала лицо Квиста

Он уставился в пол. Сгреб мягкой клешней щеки и рот, потянул, подергал

Какого же дурака они сваляли! Ну, уж теперь-то новый чин ему обеспечен.

-- Мои клиенты, -- проговорил Квист, -- вынуждены пешком проходить подвадцати миль через заросли ежевики и клюквенные трясины. Остальное времяони лежат в кузове грузовика и каждый толчок отзывается у них в костях. Пищаскудная, скверная. Отправление естественных нужд приходится откладыватьчасов на десять, а то и дольше. Вы человек крепкий, вам это по силам. Норазумеется, о ребенке и речи быть не может.

-- "О, я уверен, он будет тих, как мышь, -- сказал Круг. -- И я смогутащить его, пока в состоянии буду тащиться сам.

-- Был день, -- пробормотал Квист, -- вы не смогли протащить его парумиль до станции.

-- Прошу прощения?

-- Я говорю: будет день, вы не сможете дотащить его даже отсюда достанции. Впрочем, это не важно. Вы представляете себе опасности?

-- Смутно. Но я все равно не смог бы бросить моего малыша.

Снова пауза. Квист навертел клочок ваты на спичечную головку и принялсязондировать внутренние тайники своего левого уха. Удовлетворенно обозрелизвлеченное золото.

-- Ладно, -- сказал он. -- Посмотрим, что можно сделать. Нам,разумеется, придется поддерживать связь.

-- Мы могли бы условиться о встрече, -- предложил Круг, подымаясь изкресла и высматривая свою шляпу. -- Я имею в виду, вам ведь могут загодяпотребоваться какие-то деньги. Да, я вижу. Под столом. Благодарю вас.

-- Не стоит, -- сказал Квист. -- Что бы вы сказали о следующей неделе?Вторник устроит? Около пяти пополудни?

-- Прекрасно.

-- Могли бы вы встретить меня на мосту Нептуна? Скажем, у двадцатогофонаря?

-- С удовольствием.

-- К вашим услугам. Должен признаться, недолгая наша беседа чудеснейшимобразом прояснила для меня всю ситуацию. Жаль, что вы не можете задержатьсяподольше.

-- Я содрогаюсь, -- сказал Круг, -- при мысли о долгой обратной дороге

Мне придется потратить на возвращение не один час.

-- А, но я могу показать вам путь покороче, -- сказал Квист. -Обождите минуту. Очень короткий и не лишенный приятности путь.

Он подошел к изножию изогнутой лестницы и, задрав голову, позвал:

-- Мак!

Ответа не было. Он ждал, приподняв лицо, -- теперь отчасти повернутое кКругу, -- но на Круга не смотрящее; мигая, прислушиваясь.

-- Мак!

Ответа все не было, и подождав немного, Квист решил сам поднятьсянаверх за нужной ему вещью.

Круг разглядывал валявшиеся по полке скудные вещицы: старый ржавыйвелосипедный звонок, бурую теннисную ракету, вставочку из слоновой кости скрохотным хрусталиком на конце. Он заглянул в него, прикрыв один глаз, иувидал киноварный закат и черный мост. Gruss aus Padukbad.

По лестнице, попрыгивая и напевая, спустился Квист со связкой ключей вруке. Он выбрал самый блестящий из них и отпер потайную дверцу подлестницей. Молча указал на длинный проход. Старые афиши и голенастыеводопроводные трубы тянулись вдоль тускло освещенных стен.

-- Ну что ж, огромное вам спасибо, -- сказал Круг.

Но Квист уже захлопнул за ним дверь. Круг шагал по проходу, незастегнув плаща, сунув руки в карманы штанов. Тень провожала его, похожая нанегра-носильщика, ухватившего слишком много баулов.

Наконец он пришел к другой двери -- из грубых досок, грубо сколоченныхвоедино. Он толкнул ее и вышел в свой собственный задний двор. Назавтрапоутру он спустился сюда, чтобы посмотреть на этот выход глазами входящего

Однако выход был теперь умело замаскирован, сливаясь частью с какими-тодосками, подпиравшими забор, частью с дверцей пролетарского нужника. Рядом,сидя на нескольких кирпичах, приписанные к его дому скорбные сыщики иизвестного сорта шарманщик играли в chemin de fer; замызганная девятка пиквалялась у них в ногах на усыпанной пеплом земле и, одновременно с укусомнетерпеливого желания, он увидел станционный перрон и игральную карту,оживлявшую вместе с кусками апельсиновой кожуры угольный сор между рельсами,под пульмановским вагоном, пока еще ждущим его в слиянии лета и дыма, ночерез минуту готовым ускользнуть со станции, мимо, мимо, в сказочные туманыневероятных Каролин. И провожая его вдоль темнеющих топей, неотлучно маяча ввечернем эфире, скользя телеграфными проводами, целомудренный, как водныйзнак на веленевой бумаге, летящий плавно, словно прозрачный клубочек клеток,косо плывущий в истомленных глазах, лимонно-бледный близнец лампиона,сияющего над головой пассажира, будет таинственно странствовать по бирюзовымландшафтам в окне