Школьная библиотека

опять-таки точку их соприкосновения (смерть)? Ибо мы согласились, -- мысогласились, не правда ли? -- что проблемы как таковые существуют, даже еслимир есть нечто, изготовленное из ничто и помещенное в ничто, изготовленноеиз нечто. Или "внутреннее" и "внешнее" -- это также иллюзия, и потому можносказать о высокой горе, что она выше другой на тысячу снов, а надежду иотчаяние легко нанести на карту в виде названных с их помощью заливов имысов?

Отвечай же! Ах, что за восхитительный вид: опасливый логик нащупываетпуть среди тернистых зарослей и волчьих капканов мышления, помечает деревоили утес (тут я прошел, с этим Нилом все ясно), оглядывается ("инымисловами") и осторожно пробует некую зыбкую почву (приступим теперь...);тормозит целый автобус замороченных им туристов у подножья метафоры илиПростого Примера (предположим, что лифт...); и вот, поднажав, преодолев всезатруднения, он наконец с триумфом выходит к самому первому из помеченных имдеревьев!

И стало быть, думал Круг, сверх всего остального я -- раб образов. Мыговорим, что одна вещь походит на какую-то другую, тогда как все, чего мы всущности жаждем, -- это описать нечто, ни на что на земле не похожее

Определенные картинки сознания настолько фальсифицированы концепцией"времени", что мы и впрямь уверовали в действительное существование вечноподвижного, сверкающего разрыва (точки перцепции) между нашейретроспективной вечностью, которой мы не в силах припомнить, и вечностьюперспективной, которую мы не в силах познать. На деле, мы не способныизмерить время, поскольку нет в Париже ящика с золотой секундой внутри;однако, со всей прямотой, -- разве ты не можешь представить себедлительность в несколько часов куда точнее, чем длительность в несколькомиль?

А теперь, дамы и господа, мы подходим к проблеме смерти. С той степеньюдостоверности, которая вообще достижима на практике, можно сказать, чтопоиск совершенного знания -- это попытка точки в пространстве и времениотождествить себя с каждой из прочих точек; смерть же -- это либо мгновенноеобретение совершенного знания (схожее, скажем, с мгновенным распадом плюща икамня, образовывавших круглый донжон, прежний узник которого поневоледовольствовался лишь двумя крохотными отверстиями, оптически сливавшимися водно; тогда как теперь, с исчезновением всяческих стен, он может обозреватьвесь округлый пейзаж), либо абсолютное ничто, nichto.

И это, фыркнул Круг, ты называешь новым классом мышления! Давай, удидальше.

Кто мог бы поверить, что этот могучий мозг станет настольконеупорядоченным? В прежние дни ему довольно было взяться за книгу, какотчеркнутые места и молниевидные сноски на полях едва ли не сами собойсходились в одно, и глядишь, готово эссе или новая глава, -- а нынче онпочти не в силах поднять тяжелый карандаш с плотного пыльного ковра, накоторый тот выпал из его обмякшей руки

15

Четвертого он рылся в старых бумагах и обнаружил перепечатку лекции оГенри Дойле, читанной им в Философском Обществе Вашингтона. Он перечиталпассаж, полемически процитированный им в связи с идеей субстанции: "Еслитело свежо и бело, мотивы свежести и белизны повторяются, взаимно сливаясь,в различных местах..." [Da mi basia mille.]

Пятого он пешком отправился в Министерство юстиции и потребовал приемав связи с арестом его друзей, но мало-помалу выяснилось, что присутствиепреобразовали в отель, а человек, принимаемый им за большого начальника, -это всего лишь старший лакей.

Восьмого, когда он показывал Давиду, как нужно тронуть катышек хлебакончиками двух перекрещенных пальцев, чтобы получить своего рода зеркальныйэффект осязания (ощущение второго катышка), Мариэтта положила ему на плечопо локоть голую руку и с интересом смотрела, все время поерзывая, щекочависок каштановой прядью и почесывая себе спицей бедро.

Десятого студент по имени Фокус пытался увидеться с ним, но допущен небыл, отчасти потому, что он никогда не позволял преподавательским деламбеспокоить его вне (в настоящее время не существующего) университетскогокабинета, главным же образом потому, что имелись причины полагать этогоФокуса правительственным шпионом.

Ночью двенадцатого ему приснилось, как он украдкой ублажаетсяМариэттой, покамест та сидит, слегка со0огаясь, у него на коленях во времярепетиции пьесы, в которой она играет роль его дочери.

Ночью тринадцатого он напился.

Пятнадцатого незнакомый голос уведомил его по телефону, что БланшХедрон, сестра его друга, контрабандой вывезена за границу и ныне пребываетв безопасности в Будафоке -- городе, расположенном, видимо, где-то вЦентральной Европе

Семнадцатого он получил удивительное письмо:

"Состоятельный сэр, двое Ваших друзей -- мосье Беренц и Марбель -сообщили моему заграничному агенту, что Вы желали бы приобрести шедеврТурока "Побег". Ежели бы Вы потрудились навестить мой магазин ("Brikabrak",улица Тусклой Лампы, 14) часов, примерно, в пять пополудни в понедельник,вторник или же пятницу, я был бы рад обговорить с Вами возможностьВашего..." -- большая клякса затмила конец предложения. Письмо былоподписано "Петр Квист, Антиквар".

После долгого изучения карты города он обнаружил улицу в егосеверо-западном углу. Он отложил лупу и снял очки. Издавая, по привычке,посещавшей его в подобных случаях, негромкие влажные звуки, он снова наделочки и попробовал выяснить, не сможет ли какой-либо из автобусных маршрутов(помеченных красным) доставить его туда. Да, это осуществимо. Как бывнезапной вспышкой, без всякой на то причины, он вспомнил, как Ольгаприподнимала левую бровь, разглядывая себя в зеркале.

Интересно, так бывает со всеми? Лицо, фраза, пейзаж, воздушный пузырекпрошлого внезапно всплывает, словно выпущенный из клетки мозга ребенкомголовного надзирателя, пока разум занимается совершенно иными делами. Нечтов этом же роде случается как раз перед тем, как заснуть, когда то, что тыдумаешь, что ты сейчас думаешь, -- это вовсе не то, что ты думаешь. Или двапараллельно идущих пассажирских поезда мысли, и один обгоняет другой.

Снаружи грубоватые грани воздуха чуть отдавали весной, хоть год толькоеще начался.

Удивительный новый закон требовал, чтобы всякий, кто садится в автобус,не только предъявлял паспорт, но также сдавал бы кондуктору подписанную иснабженную нумером фотографию. Процесс проверки соответствия обличия,подписи и нумера таковым же в паспорте был затяжным. Декрет указывал далее,что в случае, когда у пассажира отсутствует точная сумма для оплаты проезда(171/3 цента за милю), все уплаченное им сверх этойсуммы может быть возмещено ему в отдаленной почтовой конторе при условии,что он займет там очередь не позднее, чем через тридцать шесть часов послеоставления им автобуса. Выписывание замороченным кондуктором квитанций иналожение на них печатей имели результатом дальнейшие проволочки, апоскольку, в силу того же декрета, автобус останавливался только на техостановках, где изъявили желание сойти самое малое три пассажира, кпроволочкам добавлялась изрядная путаница. Несмотря на все эти меры,автобусы в те дни были порядком набиты.

И тем не менее Круг ухитрился добраться до цели: вместе с двумяподкупленными им (по десяти крун каждому) молодыми людьми, что помогли емусоставить потребное трио, он высадился именно там, где желал. Двое егокомпаньонов (честно признавшихся, что зарабатывают этим на жизнь) сразу жепогрузились в проезжавший трамвай (правила для которого были намногосложнее).

Пока он ехал, стемнело, и кривоватая улочка стала оправдывать свое имя

Он испытывал возбуждение, неуверенность, тревогу. Возможность бежать изПадукграда за границу представлялась ему как бы возвратом в прошлое, ибо впрошлом его страна была свободной страной. Если пространство и время едины,бегство и возвращение взаимно заменяют друг друга. Особое качество прошлого(блаженно неоцененное вовремя, пламя ее волос, голос ее, читающий малышу изкнижки об одушевленных зверушках), казалось, допускало подмену или хотя быподделку качеством той страны, в которой его малыш сможет расти вбезопасности, в мире, в свободе (длинный, длинный пляж, испещренный телами,ласковая лапушка с ее атласным чичисбеем), -- реклама чего-то американского,где-то виденная, как-то застрявшая в памяти). Господи, думал он, que j'aiété veule, мне следовало сделать это несколько месяцев назад, бедняга былсовершенно прав. Улица казалась заполненной книжными лавочками и тусклымизабегаловками. Вот оно. Изображения птиц и цветов, старые книги, фарфороваякошка в горошек. Круг вошел внутрь.

Владелец магазина, Петр Квист, был мужчиною средних лет, с загорелымлицом, приплюснутым носом, черными подбритыми усиками и волнистыми чернымиволосами. Одет он был просто, но опрятно -- в белый с синей полоской, легкийв стирке летний костюм. Когда Круг вошел, он прощался со старой дамой встаромодном сером боа из перьев. Прежде чем опустить voilette и выскочитьнаружу,. . дама метнула в Круга пронзительный взгляд

-- Знаете, кто она? -- спросил Квист.

Круг помотал головой.

-- Вдову покойного президента никогда не встречали?

-- Да, -- сказал Круг, -- встречал.

-- А сестру, -- ее встречать приходилось?

-- Вроде нет."

-- Ну, так это его сестра, -- небрежно сообщил Квист. Круг высморкалсяи, вытирая нос, окинул взглядом содержимое магазина: по-преимуществу книги

Куча томов Librairie Hachette (Мольер и тому подобное) -- гнусная бумага,разложившиеся обложки -- догнивала в углу. Прекрасная гравюра из какого-тоначала прошлого века труда о насекомых изображала глазчатого бражника с его