Книга "Под знаком незаконнорожденных". Страница 39

старо-французском, стащили его, в чем он был, т.е. в одной лишь пижаме(белой), в тот же самый автомобиль, которым с такой сноровкой правил некогдапокойный д-р Александер.

Ему вручили программку церемонии очной ставки и через какой-то туннельпровели в центральный двор.

Когда он разглядел форму двора, выступ кровли там, над крыльцом,зияющую арку туннелеобразного входа, которой его провели, его вдруг осениланеосновательная в некотором роде и затруднительная для выраженияуверенность, что это двор его школы; правда, само здание изменилось, окна унего подросли и за ними виднелась стайка наемных лакеев из "Астории",сервирующих стол для сказочного банкета.

Он стоял в белой пижаме, босой, простоволосый мигал, озираясь посторонам. Он увидел множество неожиданного люда: у закопченной стены,отделяющей двор от мастерской старика-ворчуна-соседа, который никогда неперебрасывал мяч назад, стояла застылая и безмолвная группа стражников иорденоносных чиновных лиц, и среди них Падук -- царапал стену каблуком,скрестив на груди руки. В другой, смутной части двора несколько дурно одетыхмужчин и женщин "представляли заложников", как сообщала данная Кругупрограммка. Его свояченица сидела на качелях, пытаясь достать ступнямиземлю, а светлобородый муж ее как раз потянул за веревку, когда онарявкнула, чтобы он не шатал качели, неграциозно с них сковырнулась ипомахала Кругу рукой. Немного поодаль стояли Хедрон и Эмбер, и Руфель, ичеловек, которого Круг как-то не мог, ... и Максимов, и жена Максимова. Всемне терпелось поговорить с улыбающимся философом (никто ведь не знал, что сынего погиб, а сам он сошел с ума), но солдаты имели приказ и допускалипросителей только двойками.



Один из Старейшин, человек по имени Шамм, склонял к Падуку украшеннуюплюмажем главу и, полууказывая нервным перстом, как бы беря назад всякийсделанный им тычок и тут же прибегая к услугам какого-либо иного перста дляповторения жеста, пояснял Падуку вполголоса, что это тут происходит. Падуккивал, таращился в пустоту и кивал снова.

Профессор Руфель, нервный, угловатый, до крайности волосатый человечекс впалыми щечками и желтыми зубами, приблизился к Кругу вместе с...

-- Господи, Шимпффер! -- воскликнул Круг. -- Надо же встретиться именноздесь, после всех этих лет, -- погоди-ка ---

-- Четверть века, -- сказал грудным голосом Шимпффер.

-- Ну и ну, совсем как в былые времена, -- продолжал со смехом Круг. -А что до Жабы, так ---

Порыв ветра перевернул пустую и звонкую урну; маленький пыльный смерчпронесся по двору.

-- Меня избрали для переговоров, -- сказал Руфель. -- Положение вамизвестно. Я не стану задерживаться на деталях, потому что времени оченьмало. Мы хотим, чтобы вы поняли, -- мы не имеем намерения связывать васобещанием или как-то на вас влиять. Нам очень хочется жить, действительноочень, но мы не будем питать к вам злобы, какое бы---- Он закашлялся. Эмбер,все еще вдалеке, подскакивал и вытягивался, как Петрушка, пытаясь увидетьКруга над спинами и головами.

-- Никакой злобы, решительно никакой, -- поспешно продолжил Руфель. -В сущности, мы вполне поймем вас, если вы откажетесь поддаться---- Vyponimaete o chom rech? Daite zhe mne znak, shto vy ponimaete---- [Выпонимаете мои слова? Покажп2е мне знаком, что вы понимаете.].

-- Все в порядке, продолжайте, -- сказал Круг. -- Я просто пыталсявспомнить. Вас ведь арестовали, -- стойте, стойте, как раз перед тем, каккошка вышла из комнаты. Я полагаю-(Круг помахал Эмберу, чей крупный нос икрасные уши появлялись то тут, то там, между плечами и палачами.) -- Да, я,кажется, вспомнил.

-- Мы попросили профессора Руфеля говорить от нашего имени, -- сказалШимпффер.

-- Да, понимаю. Прекрасный оратор. Я слушал вас, Руфель, в лучшую вашупору, на высоком помосте, среди цветов и флагов. Отчего это яркие краски---

-- Друг мой, -- сказал Руфель, -- времени мало. Прошу вас, позвольтемне продолжить. Мы не герои. Смерть омерзительна. С нами две женщины, импредстоит разделить нашу участь. Наша жалкая плоть встрепенулась бы вбеспредельной радости, если бы вы снизошли до спасения наших жизней, продаввашу душу. Но мы не просим, чтобы вы продали вашу душу. Мы просто---

Круг, жестом прервав его, скорчил страшную рожу. Толпа замерла вбездыханном ожидании. Оглушительным чихом Круг разодрал тишину.

-- Глупые люди, -- сообщил он, вытирая ладонью нос, -- скажите намилость, чего вы боитесь? Ну какое все это имеет значение? Смешно! Вроде техребячьих забав, -- Ольга с мальчиком разыгрывали какие-то дурацкие сценки -она утонула, а он потерял то ли жизнь, то ли еще что в железнодорожномкрушении. Господи, да какое значение все это имеет?

-- Ладно, если все это не имеет значения, -- тяжко дыша, произнесРуфель, -- тогда скажите им, черт подери, что вы рады стараться и сделайтевсе, что они хотят, и нас не застрелят

-- Жуткое, понимаешь, положение, -- сказал Шимпффер, бывший когда-тообыкновенным храбрым рыжим мальчишкой, но приобретший теперь бледнуюодутловатую физиономию с веснушками под редкими волосами. -- Нам объяснили,что если ты не примешь условий правительства, значит, сегодня -- нашпоследний день. У меня в Аст-Лагоде большая фабрика спортивных товаров. Менявзяли среди ночи и запихали в тюрьму. Я законопослушный гражданин, мневообще непонятно, как это можно отвергать правительственные предложения, ноя понимаю, ты человек исключительный, ты можешь иметь исключительныепричины, и ты мне поверь, мне было бы страх как неловко, если бы я вдругзаставил тебя сделать что-то нечестное или глупое.

-- Круг, вы слышите, что мы вам говорим? -- резко спросил Руфель, и таккак Круг продолжал смотреть на них с благосклонной улыбкой на слегкаобвислых губах, они с ужасом поняли, что обращаются к умалишенному.

-- Khoroshen'koe polozhen'itze [милое дело], -- сказал Руфельостолбеневшему Шимпфферу.

Цветное фото, снятое минуты две погодя, показало следующее: справа(если стать лицом к выходу) около серой стены, в кресле, только чтовынесенном для него из дома, сидел, раздвинув ляжки, Падук. На нем былапятнистая (зеленая с коричневым) форма одного из любимых его полков. Лицоего под водозащитной фуражкой (изобретенной когда-то его отцом) было кактускло-розовое пятно. Он щеголял бутылочной формы коричневыми крагами. Шамм,величественная особа в медном нагруднике и широкополой черного бархата шляпес белым пером, склонялся к надутому малютке-диктатору, что-то емурассказывая. Трое других Старейшин стояли вблизи, обернутые в черные плащи,как кипарисы, как террористы. Несколько ладных молодых людей в опереточнойформе, вооруженных пятнистыми (коричневыми с зеленым) автоматическимипистолетами, защитным полукругом обступали эту группу. На стене позадиПадука, как раз над его головой, уцелела надпись мелом, непечатное слово,нацарапанное каким-то школьником; этот серьезный недосмотр совершенноиспортил правую часть картинки. Слева, посреди двора, без шляпы, c жесткимии темными поседевшими кудрями, шевелившимися на ветру, в просторной белойпижаме с шелковым поясом, босиком, словно древний святой, маячил Круг

Стража нацелила ружья на Руфеля с Шимпффером, которые пытались ей что-товнушить. Ольгина сестра с судорогой на лице и старательной беспечностью вовзоре втолковывала своему бестолковому муженьку, чтобы он сделал два шагавперед и занял местечко получше, тогда они смогут следующими добраться доКруга. На заднем плане медицинская сестра делала укол Максимову: старикзавалился, и жена его, встав на колени, обертывала ему ноги своей чернойшалью (с обоими очень дурно обращались в тюрьме). Хедрон, или вернее, оченьодаренный имперсонатор (сам Хедрон вот уже несколько дней, как покончил ссобой), покуривал данхилловскую трубку. Эмбер, дрожащий (очертаниясмазались), несмотря на каракулевое пальто, воспользовался препирательствамимежду охраной и первой двойкой и подобрался почти уже к самому Кругу. Можетедвигаться.

Руфель всплеснул руками. Эмбер поймал Круга за локоть, и Круг проворнообернулся к другу.

-- Обожди минуту, -- сказал Круг. -- Не начинай жаловаться, покамест яне улажу это недоразумение. Потому что, видишь ли, вся эта "очная ставка" -сплошное недоразумение. Мне нынче ночью приснился сон, да, сон ... А, всеравно, называть ли его сном или презренным обманом зрения, -- знаешь, изэтих косых лучей в келье отшельника -- ты посмотри на мои босые ноги -холодные, как мрамор, конечно -- однако -- О чем бишь я? Послушай, ты нетакой болван, как остальные, верно? Ты ведь не хуже меня понимаешь, чтобояться тут нечего?

-- Адам, милый, -- сказал Эмбер, -- не будем входить в такие мелочи,как страх. Я готов умереть... Однако есть одна вещь, которой я дольшетерпеть не намерен, c'est la tragédie des cabinets, она меня убивает. Тызнаешь, у меня на редкость капризный желудок, а они выводят меня на какой-тосальный сквозняк, в инфернальную грязь, один раз в день на одну минуту

C'est atroce. Я предпочитаю расстрел на месте.

Поскольку Руфель и Шимпффер продолжали упорствовать и уверялистражников, что они не закончили разговора с Кругом, один из солдат воззвалк Старейшинам, и подошел Шамм, и мягко заговорил.

-- Так не годится, -- сказал он с очень четкой дикцией (единственносилой воли он излечил себя в молодости от взрывчатого заикания). -Программу надлежит выполнять без болтовни и сумятицы. Давайте, прекращайте

Сообщите же им (он повернулся к Кругу), что вас избрали министромобразования и юстиции, и что в этом качестве вы возвращаете им их жизни.

-- У тебя фантастически прекрасный нагрудник, -- промурлыкал Круг, ибыстро двигая всеми десятью пальцами, забарабанил по выпуклой железяке.

-- Дни наших щенячьих игр на этом дворе давно миновали, -- строгозаметил Шамм.

Круг потянулся к шлему Шамма и расторопно переместил его на своилоконы.

Это была котиковая девчоночья шапка. Мальчишка, заикаясь от гнева,






Возможно заинтересуют книги: