Школьная библиотека

это Советская Россия. Он это понимает, и вся его ярость направлена наваше дорогое отечество... Русским я себя не считаю (добавил он торопливо), я интернационалист...

- Разумеется, - с презрительной усмешкой сказал Шельга.

- Наши взаимоотношения таковы: до некоторого времени мы работаемвместе...

- До двадцать восьмого...

Гарин быстро, с блестящими глазами, с юмором взглянул на Шельгу.

- Вы это высчитали? По газетам?

- Может быть...

- Хорошо... Пусть до двадцать восьмого. Затем неминуемо мы должнывгрызться друг другу в печенку... Если одолеет Роллинг - Советской России это будет вдвойне ужасно: мой аппарат окажется у него в руках и тогда с ним бороться будет вам чрезвычайно трудно... Так вот, тем самым,товарищ Шельга, что вы пробудете здесь с недельку в соседстве с пауками,вы страшно, неизмеримо увеличиваете возможность моей победы.

Шельга закрыл глаза. Гарин сидел у него в ногах и курил короткими затяжками. Шельга проговорил:

- На какой черт вам мое согласие, вы и без согласия продержите меняздесь, сколько влезет. Говорите уж прямо, что вам нужно...

- Давно бы так... А то-слово коммуниста... Ейбогу, давеча вы мне такбольно сделали, так досадно... Сейчас, кажется, вы уже начинаете разбираться. Мы с вами враги, правда... Но мы должны работать вместе... С вашей точки зрения я - выродок, величайший индивидуалист... Я, Петр Петрович Гарин, милостью сил, меня создавших, с моим мозгом, - не улыбайтесь,Шельга, - гениальным, да, да, с неизжитыми страстями, от которых мне исамому тяжело и страшно, с моей жадностью и беспринципностью, противопоставляю себя, буквально - противопоставляю себя человечеству.

- Ух ты, - сказал Шельга, - ну и сволочь...

- Именно: "Ух ты, сволочь", вы меня поняли. Я - сластолюбец, все секунды моей жизни я стремлюсь отдать наслаждению. Я бешено тороплюсь покончить с Роллингом, потому что теряю эти драгоценные секунды. Вы - там,в России, - воинствующая, материализированная идея. У меня нет никакойидеи, - сознательно, религиозно ненавижу всякую идею. Я поставил себецель: создать такую обстановку (подробно рассказывать не буду, вы утомитесь), окружить себя таким излишеством, - сады Семирамиды и прочий восточный вздор - чахлая фантазишка перед моим раем. Я призову всю науку,всю индустрию, все искусство служить мне. Шельга, вы понимаете, что ядля вас - опасность отдаленная и весьма фантастичная. Роллинг - опасность конкретная, близкая, страшная. Поэтому до известной точки мы с вами должны идти вместе, до тех пор, покуда Роллинг не будет растоптан

Большего я не прошу.

- В чем вы хотите, чтобы выразилась моя помощь? - сквозь зубы проговорил Шельга.

- Нужно, чтобы вы совершили небольшую прогулку по морю.

- Иными словами, вы хотите продолжать мой плен?

- Да.

- Что дадите за то, чтобы я не позвал на помощь первого попавшегосяполицейского, когда вы повезете меня к морю?

- Любую сумму.

- Не хочу никакой суммы!

- Ловко, - сказал Гарин и повертелся на тюфяке. - А за модель моегоаппарата согласитесь? (Шельга засопел.) Не верите? Обману, не отдам?Ну-ка, подумайте, - обману или нет? (Шельга дернул плечом.) То-то Идеяаппарата проста до глупости... Никакими силами я не смогу долго держатьее в секрете. Такова судьба гениальных изобретений. После двадцатьвосьмого во всех газетах будет описано действие инфракрасных лучей, инемцы, именно немцы, ровно через полгода построят точно такой же аппарат. Я ничем не рискую. Берите модель, везите ее в Россию. Да, кстати, уменя ваши паспорта и бумаги... Пожалуйста, они не нужны больше... Простите, что я в них порылся. Я страшно любопытен... Что это у вас за снимок татуированного мальчишки?

- Так, один беспризорный, - сейчас же ответил Шельга, понимая сквозьголовную боль, что Гарин подбирается к самому главному, для чего и пришел в подвал.

- На обороте карточки помечено двенадцатое число прошлого месяца,значит, вы снимали мальчишку накануне отъезда?.. И фотографию взяли ссобой, чтобы показать мне? В Ленинграде вы ее никому не показывали?

- Нет, - сквозь зубы ответил Шельга.

- А мальчишку куда дели? Так, так, я и не заметил, - тут даже имяпоставлено: Иван Гусев. В гребном клубе, что ли, снимали, на террасе?Узнаю, места знакомые... Что же вам мальчишка рассказывал? Манцев жив?

- Жив.

- Он нашел то, что они там искали?

- Кажется, нашел

- Вот видите, я всегда верил в Манцева.

Гарин рассчитал верно. У Шельги так устроена была голова, что вратьон никак не мог - и по брезгливости и потому еще, что лганье считал дешевкой в игре и в борьбе. Через минуту Гарин узнал всю историю появленияИвана в гребном клубе и все, что он рассказал о работах Манцева.

- Итак, - Гарин поднялся, весело потер руки, - если двадцать девятогоночью мы поедем на автомобиле, модель аппарата будет с нами, - вы укажете любое место, где мы аппаратик припрячем до времени... Так вот: достаточной будет для вас такая гарантия? Согласны?

- Согласен.

- Добиваться моей смерти не будете?

- В ближайшее время - не буду.

- Я прикажу перевести вас наверх, здесь слишком сыро, - поправляйтесь, пейте, кушайте всласть.

Гарин подмигнул и вышел.

- Ваше имя, фамилия?

- Ротмистр Кульневского полка Александр Иванович Волшин, - ответилширокоскулый офицер, вытягиваясь перед Гариным.

- На какие средства существуете?

- Поденная работа у генерала Субботина по разведению кроликов, двадцать су в день, харчи его. Был шофером, неплохо зарабатывал, однополчанеуговорили пойти делегатом на монархический съезд. На первом же заседаниисгоряча въехал в морду полковнику Шерстобитову, кирилловцу. Лишен полномочий и потерял службу.

- Предлагаю опасную работу. Крупный гонорар. Согласны?

- Так точно.

- Вы поедете в Париж. Получите рекомендацию. Будете зачислены наслужбу. С бумагами и мандатом выедете в Ленинград... Там вот по этой фотографии отыщете одного мальчишку...

Прошло пять дней. Ничто не нарушало покоя прирейнского небольшого городка К., лежащего в зеленой и влажной долине вблизи знаменитых заводовАнилиновой компании.

Ни извилистых улицах с узкими тротуарами с утра весело постукивалидеревянные подошвы школьников, раздавались тяжелые шаги рабочих, женщиныкатили детские колясочки в тень лип к речке... Из парикмахерской выходилпарикмахер в парусиновом жилете и ставил на тротуар стремянку. Подмастерье лез на нее чистить и без того сверкающую вывеску на штанге - медный тазик и белый конский хвост. В кофейне вытирали зеркальные стекла

Громыхала на огромных колесах телега с пустыми пивными бочками.

Это был старый, весь выметенный, опрятный городок, тихий в дневныечасы, когда солнце греет горбатую плиточную мостовую, оживающий неторопливыми голосами на закате, когда возвращаются с заводов рабочие и работницы, загораются огни в кофейнях и старичок фонарщик в коротком плаще,бог знает какой древности, идет, шаркая деревянными подошвами, зажигатьфонари.

Из ворот рынка выходили жены рабочих и бюргеров с корзинами. Прежде вкорзиночках лежали живность, овощи и фрукты, достойные натюрмортов Снайдерса. Теперь - несколько картофелин, пучочек луку, брюква и немного серого хлеба.

Странно. За четыре столетия черт знает как разбогатела Германия. Какую славу знали ее сыны. Какими надеждами светились голубые германскиеглаза. Сколько пива протекло по запрокинутым русым бородам. Сколько биллионов киловатт освободилось человеческой энергии...

И вот, все это напрасно. В кухоньках - пучочек луку на изразцовойдоске, и у женщин давнишняя тоска в голодных глазах.

Вольф и Хлынов, в пыльной обуви, с пиджаками, перекинутыми через руку, с мокрыми лбами, - перешли горбатый мостик и стали подниматься пошоссе под липами в К.

Солнце уходило за невысокие горы. В золотистом вечернем свете еще дымились трубы Анилиновой компании. Корпуса, трубы, железнодорожные пути,черепицы амбаров подходили по склонам холмов к самому городу.

- Там, я уверен, - сказал Вольф и указал рукой на красноватые скалы взакате, - если выбирать лучший пункт для обстрела заводов, я бы выбралтолько там.

- Хорошо, хорошо, но осталось только три дня, Вольф...

- Ну что ж, с южной стороны не может быть никакой опасности, - слишком отдаленно. Северный и восточный секторы обшарены до последнего камня. Три дня нам хватит.

Хлынов обернулся к засиневшим на севере лесистым долгам, глубокие тени лежали между ними. В той стороне Вольф и Хлынов облазили за эти пятьдней и ночей каждую впадину, где могла бы притаиться постройка, - дачаили барак, - с окнами на заводы.

Пять суток они не раздевались, спали в глухие часы ночи, привалившисьгде попало. Ноги перестали даже болеть. По каменистым дорогам, тропинкам, прямиком через овраги и заборы они исколесили кругом города по го