Школьная библиотека

все равно, - подумала она. - Но в обществе заметили, и это тревожитего". - Ты нездоров, Алексей Александрович, - прибавила она, встала ихотела уйти в дверь; но он двинулся вперед, как бы желая остановить ее

Лицо его было некрасиво и мрачно, каким никогда не видала его Анна

Она остановилась и, отклонив голову назад, набок, начала своею быстроюрукой выбирать шпильки

- Ну-с, я слушаю, что будет, - проговорила она спокойно и насмешливо

- И даже с интересом слушаю, потому что желала бы понять, в чем дело

Она говорила и удивлялась тому натурально-спокойному, верному тону,которым она говорила, и выбору слов, которые она употребляла

- Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообщесчитаю это бесполезным и даже вредным, - начал Алексей Александрович. Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства - это дело твоей совести; но я обязан пред тобою,пред собой и пред богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару

- Ничего не понимаю. Ах, боже мой, и как мне на беду спать хочется! сказала она, быстро перебирая рукой волосы и отыскивая оставшиесяшпильки

- Анна, ради бога, не говори так, - сказал он кротко. - Может быть, яошибаюсь, но поверь, что то, что я говорю, я говорю столько же за себя,как и за тебя. Я муж твой и люблю тебя

На мгновение лицо ее опустилось, и потухла насмешливая искра во взгляде; но слово "люблю" опять возмутило ее. Она подумала: "Любит? Разве онможет любить? Если б он не слыхал, что бывает любовь, он никогда и неупотреблял бы этого слова. Он и не знает, что такое любовь"

- Алексей Александрович, право, я не понимаю, - сказала она. - Определи, что ты находишь..

- Позволь, дай договорить мне. Я люблю тебя. Но я говорю не о себе;главные лица тут - наш сын и ты сама. Очень может быть, повторяю, тебе,покажутся совершенно напрасными и неуместными мои слова; может быть, онивызваны моим заблуждением. В таком случае я прошу тебя извинить меня. Ноесли ты сама чувствуешь, что есть хоть малейшие основания, то я тебяпрошу подумать и, если сердце тебе говорит, высказать мне..

Алексей Александрович, сам не замечая того, говорил совершенно не то,что приготовил

- Мне нечего говорить. Да и... - вдруг быстро сказала она, с трудомудерживая улыбку, - право, пора спать

Алексей Александрович вздохнул и, не сказав больше ничего, отправилсяв спальню

Когда она вошла в спальню, он уже лежал. Губы его были строго сжаты, иглаза не смотрели на нее. Анна легла на свою постель и ждала каждую минуту, что он еще раз заговорит с нею. Она и боялась того, что он заговорит, и ей хотелось этого. Но он молчал. Она долго ждала неподвижно и ужезабыла о нем. Она думала о другом, она видела его и чувствовала, как еесердце при этой мысли наполнялось волнением и преступною радостью. Вдругона услыхала ровный и спокойный носовой свист. В первую минуту АлексейАлександрович как будто испугался своего свиста и остановился; но, переждав два дыхания, свист раздался с новою, спокойною ровностью

- Поздно, поздно, уж поздно, - прошептала она с улыбкой. Она долго лежала неподвижно с открытыми глазами, блеск которых, ей казалось, она сама в темноте видела

X С этого вечера началась новая жизнь для Алексея Александровича и дляего жены. Ничего особенного не случилось. Анна, как всегда, ездила всвет, особенно часто бывала у княгини Бетси и встречалась везде с Вронским. Алексей Александрович видел это, но ничего не мог сделать. На всепопытки его вызвать ее на объяснение она противопоставляла ему непроницаемую стену какого-то веселого недоумения. Снаружи было то же, но внутренние отношения их совершенно изменились. Алексей Александрович, стольсильный человек в государственной деятельности, тут чувствовал себя бессильным, Как бык, покорно опустив голову, он ждал обуха, который, ончувствовал, был над ним поднят. Каждый раз, как он начинал думать обэтом, он чувствовал, что нужно попытаться еще раз, что добротою, нежностью, убеждением еще есть надежда спасти ее, заставить опомниться, ион каждый день сбирался говорить с ней. Но каждый раз, как он начиналговорить с ней, он чувствовал, что тот дух зла и обмана, который владелею, овладевал и им, и он говорил с ней совсем не то и не тем тоном, каким хотел говорить. Он говорил с ней невольно своим привычным тоном подшучиванья над тем, кто бы так говорил. А в этом тоне нельзя было сказатьтого, что требовалось сказать ей. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

XI То, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одножеланье его жизни, заменившее ему все прежние желания; то, что для Анныбыло невозможною, ужасною и тем более обворожительною мечтою счастия, это желание было удовлетворено. Бледный, с дрожащею нижнею челюстью, онстоял над нею и умолял успокоиться, сам не зная, в чем и чем

- Анна! Анна!- говорил он дрожащим голосом. - Анна, ради бога!.

Но чем громче он говорил, тем ниже она опускала свою когда-то гордую,веселую, теперь же постыдную голову, и она вся сгибалась и падала с дивана, на котором сидела, на пол, к его ногам; она упала бы на ковер, если б он не держал ее

- Боже мой! Прости меня!- всхлипывая, говорила она, прижимая к своейгруди его руки

Она чувствовала себя столь преступною и виноватою, что ей оставалосьтолько унижаться и просить прощения: а в жизни теперь, кроме его, у нейникого не было, так что она и к нему обращала свою мольбу о прощении

Она, глядя на него, физически чувствовала свое унижение и ничего большене могла говорить. Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца,когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, былаих любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительноев воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда

Стыд пред духовною наготою своей давил ее и сообщался ему. Но, несмотряна весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятатьэто тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством

И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело,и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями ее лицо и плечи. Онадержала его руку и не шевелилась. Да, эти поцелуи - то, что куплено этимстыдом. Да, и эта одна рука, которая будет всегда моею, - рука моего сообщника. Она подняла эту руку и поцеловала ее. Он опустился на колена ихотел видеть ее лицо; но она прятала его и ничего не говорила. Наконец,как бы сделав усилие над собой, она поднялась и оттолкнула его. Лицо еебыло все так же красиво, но тем более было оно жалко

- Все кончено, - сказала она. - У меня ничего нет, кроме тебя. Помниэто

- Я не могу не помнить того, что есть моя жизнь. За минуту этогосчастья..

- Какое счастье!- с отвращением и ужасом сказала она, и ужас невольносообщился ему. - Ради бога, ни слова, ни слова больше

Она быстро встала и отстранилась от него

- Ни слова больше, - повторила она, и с странным для него выражениемхолодного отчаяния на лице она рассталась с ним. Она чувствовала, что вэту минуту не могла выразить словами того чувства стыда, радости и ужасапред этим вступлением в новую жизнь и не хотела говорить об этом, опошливать это чувство неточными словами. Но и после, и на друг9 и на третий день, она не только не нашла слов, которыми бы она могла выразитьвсю сложность этих чувств, но не находила и мыслей, которыми бы она самас собой могла обдумать все, что было в ее душе

Она говорила себе: "Нет, теперь я не могу об этом думать; после, когдая буду спокойнее". Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало;каждый раз, как являлась ей мысль о том, что она сделала, и что с нейбудет, и что она должна сделать, на нее находил ужас, и она отгоняла отсебя эти мысли

- После, после, - говорила она, - когда я буду спокойнее

Зато во сне, когда она не имела власти над своими мыслями, ее положение представлялось ей во всей безобразной наготе своей. Одно сновиденьепочти каждую ночь посещало ее. Ей снилось, что оба вместе были ее мужья,что оба расточали ей свои ласки. Алексей Александрович плакал, целуя ееруки, и говорил: как хорошо теперь! И Алексей Вронский был тут же, и онбыл также ее муж. И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы. Но это сновиденье, как кошмар, давило ее, иона просыпалась с ужасом

XII Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый развздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: "Так жекраснел и вздрагивал я, считая все погибшим, когда получил единицу зафизику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? Теперь, когдапрошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То жебудет и с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен"