Книга "Анна Каренина". Страница 44
казалось, взглядом
Мальчик этот чаще всех других был помехой их отношений. Когда он былтут, ни Вронский, ни Анна не только не позволяли себе говорить о чем-нибудь таком, чего бы они не могли повторить при всех, но они не позволялисебе даже и намеками говорить то, чего бы мальчик не понял. Они не сговаривались об этом, но это установилось само собою. Они считали бы оскорблением самих себя обманывать этого ребенка. При нем они говорилимежду собой как знакомые. Но, несмотря на эту осторожность, Вронскийчасто видел устремленный на него внимательный и недоумевающий взгляд ребенка и странную робость, неровность, то ласку, то холодность и застенчивость в отношении к себе этого мальчика. Как будто ребенок чувствовал,что между этим человеком и его матерью есть какое-то важное отношение,значения которого он понять не может
Действительно, мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить себе то чувство, которое он должениметь к этому человеку. С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясновидел, что отец, гувернантка, няня - все не только не любили, но с отвращением и страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили пронего, а что мать смотрела на него, как на лучшего друга
"Что же это значит? Кто он такой? Как надо любить его? Если я не понимаю, я виноват, или я глупый, или дурной мальчик", - думал ребенок; и отэтого происходило его испытующее, вопросительное, отчасти неприязненноевыражение, и робость, и неровность, которые так стесняли Вронского. Присутствие этого ребенка всегда и неизменно вызывало во Вронском то странное чувство беспричинного омерзения, которое он испытывал последнее время. Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, покоторому он быстро движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение не в его силах, что каждая минута удаляет его больше ибольше от должного направления и что признаться себе в отступлении - всеравно, что признаться в погибели
Ребенок этот с своим наивным взглядом на жизнь был компас, который показывал им степень их отклонения от того, что они знали, но не хотелизнать
На этот раз Сережи не было дома, она была совершенно одна и сидела натеррасе, ожидая возвращения сына, ушедшего гулять и застигнутого дождем
Она послала человека и девушку искать его и сидела ожидая. Одетая в белое с широким шитьем платье, она сидела в углу террасы за цветами и неслыхала его. Склонив свою чернокурчавую голову, она прижала лоб к холодной лейке, стоявшей на перилах, и обеими своими прекрасными руками, состоль знакомыми ему кольцами, придерживала лейку. Красота всей ее фигуры, головы, шеи, рук каждый раз, как неожиданностью, поражала Вронского
Он остановился, с восхищением глядя на нее. Но только что он хотел ступить шаг, чтобы приблизиться к ней, она уже почувствовала его приближение, оттолкнула лейку и повернула к нему свое разгоряченное лицо
- Что с вами? Вы нездоровы? - сказал он по-французски, подходя к ней
Он хотел подбежать к ней; но, вспомнив, что могли быть посторонние, оглянулся на балконную дверь и покраснел, как он всякий раз краснел,чувствуя, что должен бояться и оглядываться
- Нет, я здорова, - сказала она, вставая и крепко пожимая его протянутую руку. - Я не ждала... тебя
- Боже мой! какие холодные руки! - сказал он
- Ты испугал меня, - сказала она. - Я одна и жду Сережу, он пошел гулять; они отсюда придут
Но, несмотря на то, что она старалась быть спокойна, губы ее тряслись
- Простите меня, что я приехал, но я не мог провести дня, не видаввас, - продолжал он по-французски, как он всегда говорил, избегая невозможно-холодного между ними вы и опасного ты по-русски
- За что ж простить? Я так рада! - Но вы нездоровы или огорчены, - продолжал он, не выпуская ее руки инагибаясь над нею. - О чем вы думали? - Все об одном, - сказала она с улыбкой
Она говорила правду. Когда бы, в какую минуту ни спросили бы ее, о чемона думала, она без ошибки могла ответить: об одном, о своем счастье и освоем несчастье. Она думала теперь именно, когда он застал ее, вот очем: она думала, почему для других, для Бетси например (она знала еескрытую для света связь с Тушкевичем), все это было легко, а для нее такмучительно? Нынче эта мысль, по некоторым соображениям, особенно мучалаее. Она спросила его о скачках. Он отвечал ей и, видя, что она взволнована, стараясь развлечь ее, стал рассказывать ей самым простым тономподробности приготовления к скачкам
"Сказать или не сказать? - думала она, глядя в его спокойные ласковыеглаза. - Он так счастлив, так занят своими скачками; что не поймет этогокак надо, не поймет всего значения для нас этого события"
- Но вы не сказали, о чем вы думали, когда я вошел, - сказал он, перервав свой рассказ, - пожалуйста, скажите! Она не отвечала и, склонив немного голову, смотрела на него исподлобьявопросительно своими блестящими из-за длинных ресниц глазами. Рука ее,игравшая со рванным листом, дрожала. Он видел это, и лицо его выразилоту покорность, рабскую преданность, которая так подкупала ее
- Я вижу, что случилось что-то. Разве я могу быть минуту спокоен,зная, что у вас есть горе, которого я не разделяю? Скажите ради бога!умоляюще повторил он
"Да, я не прощу ему, если он не поймет всего значения этого. Лучше неговорить, зачем испытывать?" - думала она, все так же глядя на него ичувствуя, что рука ее с листком все больше и больше трясется
- Ради бога!- повторил он, взяв ее руку
- Сказать? - Да, да, да..
- Я беременна, - сказала она тихо и медленно
Листок в ее руке задрожал еще сильнее, но она не спускала с него глаз,чтобы видеть, как он примет это. Он побледнел, хотел что-то сказать, ноостановился, выпустил ее руку и опустил голову. "Да, он понял все значение этого события", - подумала она и благодарно пожала ему руку
Но она ошиблась в том, что он понял значение известия так, как она,женщина, его понимала. При этом известии он с удесятеренною силой почувствовал припадок этого странного, находившего на него чувства омерзения к кому-то; но вместе с тем он понял, что тот кризис, которого он желал, наступит теперь, что нельзя более скрывать от мужа, и необходимотак или иначе разорвать скорее это неестественное положение. Но, крометого, ее волнение физически сообщалось ему. Он взглянул на нее умиленным, покорным взглядом, поцеловал ее руку, встал и молча прошелся потеррасе
- Да, - сказал он, решительно подходя к ней. - Ни я, ни вы не смотрелина наши отношения как на игрушку, а теперь наша судьба решена. Необходимо кончить, - сказал он, оглядываясь, - ту ложь, в которой мы живем
- Кончить? Как же кончить, Алексей? - сказала она тихо
Она успокоилась теперь, и лицо ее сияло нежною улыбкой
- Оставить мужа и со5динить нашу жизнь
- Она соединена и так, - чуть слышно отвечала она
- Да, но совсем, совсем
- Но как, Алексей, научи меня, как? - сказала она с грустною насмешкойнад безвыходностью своего положения. - Разве есть выход из такого положения? Разве я не жена своего мужа? - Из всякого положения есть выход. Нужно решиться, - сказал он. - Вселучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я ведь вижу, как ты мучаешься всем, и светом, и сыном, и мужем
- Ах, только не мужем, - с простою усмешкой сказала она. - Я не знаю,я не думаю о нем. Его нет
- Ты говоришь неискренно. Я знаю тебя. Ты мучаешься и о нем
- Да он и не знает, - сказала она, и вдруг яркая краска стала выступать на ее лицо; щеки, лоб, шея ее покраснели, и слезы стыда выступилией на глаза. - Да и не будем говорить об нем
XXIII Вронский уже несколько раз пытался, хотя и не так решительно, как теперь, наводить ее на обсуждение своего положения и каждый раз сталкивался с тою поверхностностию и легкостью суждений, с которою она теперь отвечала на его вызов. Как будто было что-то в этом такое, чего она немогла или не хотела уяснить себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в себя и выступаладругая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор. Но нынче он решился высказать все
- Знает ли он, или нет, - сказал Вронский своим обычным твердым и спокойным тоном, - знает ли он, или нет, нам до этого дела нет. Мы не можем... вы не можете так оставаться, особенно теперь
- Что ж делать, по-вашему? - спросила она с тою же легкою насмешливостью. Ей, которая так боялась, чтоб он не принял легко ее беременность, теперь было досадно за то, что он из этого выводил необходимостьпредпринять что-то
- Объявить ему все и оставить его
- Очень хорошо; положим, что я сделаю это, - сказала она. - Вы знаете,что из этого будет? Я вперед все расскажу, - и злой свет зажегся в ее заминуту пред этим нежных глазах. - "А, вы любите другого и вступили с нимв преступную связь? (Она, представляя мужа, сделала, точно так, как этоделал Алексей Александрович, ударение на слове преступную.) Я предупреждал вас о последствиях в религиозном, гражданском и семейном отношениях
Вы не послушали меня. Теперь я не могу отдать позору свое имя... - исвоего сына, - хотела она сказать, но сыном она не могла шутить... - по
