Школьная библиотека

зору свое имя", и еще что-нибудь в таком роде, - добавила она. - Вообщеон скажет со своею государственною манерой и с ясностью и точностью, чтоон не может отпустить меня, но примет зависящие от него меры остановитьскандал. И сделает спокойно, аккуратно то, что скажет. Вот что будет

Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится, - прибавилаона, вспоминая при этом Алексея Александровича со всеми подробностямиего фигуры, манеры говорить и его характера и в вину ставя ему все, чтотолько могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего за тустрашную вину, которою она была пред ним виновата

- Но, Анна, - сказал Вронский убедительным, мягким голосом, стараясьуспокоить ее, - все-таки необходимо сказать ему, а потом уж руководитьсятем, что он предпримет

- Что ж, бежать? - Отчего ж и не бежать? Я не вижу возможности продолжать это. И не длясебя, - я вижу, что вы страдаете

- Да, бежать, и мне сделаться вашею любовницей? - злобно сказала она

- Анна! - укоризненно-нежно проговорил он

- Да, - продолжала она, - сделаться вашею любовницей и погубить все..

Она опять хотела сказать: сына, но не могла выговорить этого слова

Вронский не мог понять, как она, со своею сильною, честною натурой,могла переносить это положение обмана и не желать выйти из него; но онне догадывался, что главная причина этого было то слово сын, которогоона не могла выговорить. Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, чтоона сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы все оставалосьпо-старому и чтобы можно было забыть про страшный вопрос, что будет ссыном

- Я прошу тебя, я умоляю тебя, - вдруг совсем другим, искренним и нежным тоном сказала она, взяв его за руку, - никогда не говори со мной обэтом! - Но, Анна..

- Никогда. Предоставь мне. Всю низость, весь ужас своего положения язнаю; но это не так легко решить, как ты думаешь. И предоставь мне, ислушайся меня. Никогда со мной не говори об этом. Обещаешь ты мне?.

Нет, нет, обещай!.

- Я все обещаю, но я не могу быть спокоен, особенно после того, что тысказала. Я не могу быть спокоен, когда ты не можешь быть спокойна..

- Я!- повторила она. - Да, я мучаюсь иногда; но это пройдет, если тыникогда не будешь говорить со мной об этом. Когда ты говоришь со мной обэтом, тогда только это меня мучает

- Я не понимаю, - сказал он

- Я знаю, - перебила она его, - как тяжело твоей честной натуре лгать,и жалею тебя. Я часто думаю, как для меня ты погубил свою жизнь

- Я то же самое сейчас думал, - сказал он, - как из-за меня ты моглапожертвовать всем? Я не могу простить себе то, что ты несчастлива

- Я несчастлива? - сказала она,приближаясь к нему и с восторженноюулыбкой любви глядя на него, - я - как голодный человек, которому далиесть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему,но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье..

Она услыхала голос возвращавшегося сына и, окинув быстрым взглядомтеррасу, порывисто встала. Взгляд ее зажегся знакомым ему огнем, онабыстрым движением подняла свои красивые, покрытые кольцами руки, взялаего за голову, посмотрела на него долгим взглядом и, приблизив свое лицос открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глазаи оттолкнула. Она хотела идти, но он удержал ее

- Когда? - проговорил он шепотом, восторженно глядя на нее

- Нынче, в час, - прошептала она и, тяжело вздохнув, пошла своим легким и быстрым шагом навстречу сыну

Сережу дождь застал в большом саду, и они с няней просидели в беседке

- Ну, до свиданья, - сказала она Вронскому. - Теперь скоро надо наскачки. Бетси обещала заехать за мной

Вронский, взглянув на часы, поспешно уехал

XXIV Когда Вронский смотрел на часы на балконе Карениных, он был так растревожен и занят своими мыслями, что видел стрелки на циферблате, но немог понять, который час. Он вышел на шоссе и направился, осторожно ступая по грязи, к своей коляске. Он был до такой степени переполненчувством к Анне, что и не подумал о том, который час и есть ли ему ещевремя ехать к Брянскому. У него оставалась, как это часто бывает, тольковнешняя способность памяти, указывающая, что вслед за чем решено сделать. Он подошел к своему кучеру, задремавшему на козлах в косой уже тени густой липы, полюбовался переливающимися столбами толкачиков-мошек,бившихся над плотными лошадьми, и, разбудив кучера, вскочил в коляску и велел ехать к Брянскому. Только отъехав верст семь, он настолькоопомнился, что посмотрел на часы и понял, что было половина шестого ичто он опоздал

В этот день было несколько скачек: скачка конвойных, потом двухверстная офицерская, четырехверстная и та скачка, в которой он скакал. Ксвоей скачке он мог поспеть, но если он поедет к Брянскому, то он толькотак приедет, и приедет, когда уже будет весь двор. Это было нехорошо. Ноон дал Брянскому слово быть у него и потому решил ехать дальше, приказавкучеру не жалеть тройки

Он приехал к Брянскому, пробыл у него пять минут и поскакал назад. Этабыстрая езда успокоила его. Все тяжелое, что было в его отношениях к Анне, вся неопределенность, оставшаяся после их разговора, все выскочилоиз его головы; он с наслаждением и волнением думал теперь о скачке, отом, что он все-таки поспеет, и изредка ожидание счастья свидания нынешней ночи вспыхивало ярким светом в его воображении

Чувство предстоящей скачки все более и более охватывало его, по меретого как он въезжал дальше и дальше в атмосферу скачек, обгоняя экипажиехавших с дач и из Петербурга на скачки

На его квартире никого уже не было дома: все были на скачках, и лакейего дожидался у ворот. Пока он переодевался, лакей сообщил ему,что уженачались вторые скачки, что приходило много господ спрашивать про него ииз конюшни два раза прибегал мальчик

Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже быливидны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящиенародом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время,как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синимпопоне, с кажущимися огромными, отороченными синим ушами, вели на гипподром

- Где Корд? - спросил он у конюха

- В конюшне, седлают

В отворенном деннике Фру-Фру уже была оседлана. Ее собирались выводить

- Не опоздал? - All right! Аll right! Все исправно, все исправно, - проговорил англичанин, - не будьте взволнованы

Вронский еще раз окинул взглядом прелестные, любимые формы лошади,дрожавшей всем телом, и, с трудом оторвавшись от этого зрелища, вышел избарака. Он подъехал к беседкам в самое выгодное время для того, чтобы необратить на себя ничьего внимания. Только что кончилась двухверстнаяскачка, и все глаза были устремлены на кавалергарда впереди и лейб-гусара сзади, из последних сил погонявших лошадей и подходивших к столбу. Изсередины и извне круга все теснились к столбу, и кавалергардская группасолдат и офицеров громкими возгласами выражала радость ожидаемого торжества своего офицера и товарища. Вронский незаметно вошел в серединутолпы почти в то самое время, как раздался звонок, оканчивающий скачки,и высокий, забрызганный грязью кавалергард, пришедший первым, опустившись на седло, стал спускать поводья своему серому, потемневшему от поту, тяжело дышавшему жеребцу

Жеребец, с усилием тыкаясь ногами, укоротил быстрый ход своего большого тела, и кавалергардский офицер, как человек, проснувшийся от тяжелогосна, оглянулся кругом и с трудом улыбнулся. Толпа своих и чужих окружилаего

Вронский умышленно избегал той избранной, великосветской толпы, которая сдержанно и свободно двигалась и переговаривалась пред беседками. Онузнал, что там была и Каренина, и Бетси, и жена его брата, и нарочно,чтобы не развлечься, не подходил к ним. Но беспрестанно встречавшиесязнакомые останавливали его, рассказывая ему подробности бывших скачек ирасспрашивая его, почему он опоздал

В то время как скакавшие были призваны в беседку для получения призови все обратились туда, старший брат Вронского, Александр, полковник сэксельбантами, невысокий ростом, такой же коренастый, как и Алексей, ноболее красивый и румяный, с красным носом и пьяным, открытым лицом, подошел к нему

- Ты получил мою записку? - сказал он. - Тебя никогда не найдешь

Александр Вронский, несмотря на разгульную, в особенности пьянуюжизнь, по которой он был известен, был вполне придворный человек

Он теперь, говоря с братом о неприятной весьма для него вещи, зная,что глаза многих могут быть устремлены на них, имел вид улыбающийся, какбудто он о чем-нибудь неважном шутил с братом

- Я получил и, право, не понимаю, о чем ты заботишься, - сказал Алексей

- Я о том забочусь, что сейчас мне было замечено, что тебя нет и что в