Книга "Анна Каренина". Страница 75
XXIII В понедельник было обычное заседание комиссии 2 июня. Алексей Александрович вошел в залу заседания, поздоровался с членами и председателем, как и обыкновенно, и сел на свое место, положив руку на приготовленные пред ним бумаги. В числе этих бумаг лежали ненужные ему справки инабросанный конспект того заявления, которое он намеревался сделать
Впрочем, ему и не нужны были справки. Он помнил все и не считал нужнымповторять в своей памяти то, что он скажет. Он знал, что, когда наступитвремя и когда он увидит пред собой лицо противника, тщетно старающеесяпридать себе равнодушное выражение, речь его выльется сама собой лучше,чем он мог теперь приготовиться. Он чувствовал, что содержание его речибыло так велико, что каждое слово будет иметь значение. Между тем, слушая обычный доклад, он имел самый невинный, безобидный вид. Никто не думал, глядя на его белые с напухшими жилами руки, так нежно длиннымипальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, ина его с выражением усталости набок склоненную голову, что сейчас из егоуст выльются такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая друг друга, и председателя требовать соблюденияпорядка. Когда доклад кончился, Алексей Александрович своим тихим тонкимголосом объявил, что он имеет сообщить некоторые свои соображения по делу об устройстве инородцев. Внимание обратилось на него. Алексей Александрович откашлялся и, не глядя на своего противника, но избрав, как онэто всегда делал при произнесении речей, первое сидевшее перед ним лицо- маленького смирного старичка, не имевшего никогда никакого мнения вкомиссии, начал излагать свои соображения. Когда дело дошло до коренногои органического закона, противник вскочил и начал возражать. Стремов,тоже член комиссии и тоже задетый за живое, стал оправдываться, - и вообще произошло бурное заседание; но Алексей Александрович восторжествовал, и его предложение было принято; были назначены три новые комиссии,и на другой день в известном петербургском кругу только и было речи, чтооб этом заседании. Успех Алексея Александровича был даже больше, чем оножидал
На другое утро, во вторник, Алексей Александрович, проснувшись, с удовольствием вспомнил вчерашнюю победу и не мог не улыбнуться, хотя и желал казаться равнодушным, когда правитель канцелярии, желая польститьему, сообщил о слухах, дошедших до него, о происшедшем в комиссии
Занимаясь с правителем канцелярии, Алексей Александрович совершеннозабыл о том, что нынче был вторник, день, назначенный им для приезда Анны Аркадьевны, и был удивлен и неприятно поражен, когда человек пришелдоложить ему о ее приезде
Анна приехала в Петербург рано утром; за ней была выслана карета по еетелеграмме, и потому Алексей Александрович мог знать о ее приезде. Нокогда она приехала, он не встретил ее. Ей сказали, что он еще не выходили занимается с правителем канцелярии. Она велела сказать мужу, что приехала, прошла в свой кабинет и занялась разбором своих вещей, ожидая, чтоон придет к ней. Но прошел час, он не приходил. Она вышла в столовую подпредлогом распоряжения и нарочно громко говорила, ожидая, что он придетсюда; но он не вышел, хотя она слышала, что он выходил к дверям кабинета, провожая правителя канцелярии. Она знала, что он, по обыкновению,скоро уедет по службе, и ей хотелось до этого видеть его, чтоб отношенияих были определены
Она прошлась по зале и с решимостью направилась к нему. Когда она вошла в его кабинет, он в вицмундире, очевидно готовый к отъезду, сидел умаленького стола на который облокотил руки, и уныло смотрел пред собой
Она увидала его прежде, чем он ее, и она поняла, что он думал о ней
Увидав ее, он хотел встать, раздумал, потом лицо его вспыхнуло, чегоникогда прежде не видала Анна, и он быстро встал и пошел ей навстречу,глядя не в глаза ей, а выше, на ее лоб и прическу. Он подошел к ней,взял ее за руку и попросил сесть
- Я очень рад, что вы приехали, - сказал он, садясь подле нее, и, очевидно желая сказать что-то, он запнулся. Несколько раз он хотел начатьговорить, но останавливался... Несмотря на то, что, готовясь к этомусвиданью, она учила себя презирать и обвинять его, она не знала, чтосказать ему, и ей было жалко его. И так молчание продолжалось довольнодолго. - Сережа здоров? - сказал он и, не дожидаясь ответа, прибавил: Я не буду обедать дома нынче, и сейчас мне надо ехать
- Я хотела уехать в Москву, - сказала она
- Нет, вы очень, очень хорошо сделали, что приехали, - сказал он иопять умолк
Видя, что он не в силах сам начать говорить, она начала сама
- Алексей Александрович, - сказала она, взглядывая на него и не опуская глаз под его устремленным на ее прическу взором, - я преступная женщина, я дурная женщина, но я то же, что я была, что я сказала вам тогда,и приехала сказать вам, что я не могу ничего переменить
- Я вас не спрашивал об этом, - сказал он, вдруг решительно и с ненавистью глядя ей прямо в глаза, - я так и предполагал. - Под влияниемгнева он, видимо, овладел опять вполне всеми своими способностями. - Но,как я вам говорил тогда и писал, - заговорил он резким, тонким голосом,- я теперь повторяю, что я не обязан этого знать. Я игнорирую это. Невсе жены так добры, как вы, чтобы так спешить сообщать столь приятноеизвестие мужьям. - Он особенно ударил на слове "приятное". - Я игнорируюэто до тех пор, пока свет не знает этого, пока мое имя не опозорено. Ипоэтому я только предупреждаю вас, что наши отношения должны быть такие,какие они всегда были, и что только в том случае, если вы компрометируете себя, я должен буду принять меры, чтоб оградить свою честь
- Но отношения наши не могут быть такими, как всегда, - робким голосомзаговорила Анна, с испугом глядя на него
Когда она увидала опять эти спокойные жесты, услыхала этот пронзительный, детский и насмешливый голос, отвращение к нему уничтожило в нейпрежнюю жалость, и она только боялась, но во что бы то ни стало хотелауяснить свое положение
- Я не могу быть вашею женой, когда я... - начала было она
Он засмеялся злым и холодным смехом
- Должно быть, тот род жизни, который вы избрали, отразился на вашихпонятиях. Я настолько уважаю или презираю и то и другое... я уважаю прошедшее ваше и презираю настоящее... что я был далек от той интерпретации, которую вы дали моим словам
Анна вздохнула и опустила голову
- Впрочем, не понимаю, как, имея столько независимости, как вы, - продолжал он, разгорячаясь, - объявляя мужу прямо о своей неверности и ненаходя в этом ничего предосудительного, как кажется, вы находите предосудительным исполнение в отношении к мужу обязанности жены? - Алексей Александрович! Что вам от меня нужно? - Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы велисебя так, чтобы ни свет, ни прислуга не могли обвинить вас... чтобы выне видали его. Кажется, это не много. И за это вы будете пользоватьсяправами честной жены, не исполняя ее обязанностей. Вот все, что я имеюсказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома
Он встал и направился к двери. Анна встала тоже Он, молча поклонившись, пропустил ее
XXIV Ночь, проведенная Левиным на копне, не прошла для него даром: то хозяйство, которое он вел, опротивело ему и потеряло для него всякий интерес. Несмотря на превосходный урожай, никогда не было или по крайней мере никогда ему не казалось, чтобы было столько неудач и столько враждебных отношений между им и мужиками, как нынешний год, и причина неудач иэтой враждебности была теперь совершенно понятна ему. Прелесть, которуюон испытывал в самой работе, происшедшее вследствие того сближение с мужиками, зависть, которую он испытывал к ним, к их жизни, желание перейтив эту жизнь, которое в эту ночь было для него уже не мечтою, но намерением, подробности исполнения которого он обдумывал, - все это так изменило его взгляд на заведенное у него хозяйство, что он не мог уже никакнаходить в нем прежнего интереса и не мог не видеть того неприятного отношения своего к работникам, которое было основой всего дела. Стадаулучшенных коров, таких же, как Пава, вся удобренная, вспаханная плугамиземля, девять равных полей, обсаженных лозинами, девяносто десятин глубоко запаханного навоза, рядовые сеялки и т. п. - все это было прекрасно, если б это делалось только им самим или им с товарищами, людьми, сочувствующими ему. Но он ясно видел теперь (работа его над книгой осельском хозяйстве, в котором главным элементом хозяйства должен былбыть работник, много помогла ему в этом), - он ясно видел теперь, что тохозяйство, которое он вел, была только жестокая и упорная борьба междуим и работниками, в которой на одной стороне, на его стороне, было постоянное напряженное стремление переделать все на считаемый лучшим образец, на другой же стороне - естественный порядок вещей. И в этой борьбеон видел, что, при величайшем напряжении сил с его стороны и безо всякого усилия и даже намерения с другой, достигалось только то, что хозяйство шло ни в чью и совершенно напрасно портились прекрасные орудия,прекрасная скотина и земля. Главное же - не только совершенно даром пропадала направленная на это дело энергия, но он не мог не чувствовать теперь, когда смысл его хозяйства обнажился для него, что цель его энергиибыла самая недостойная. В сущности, в чем состояла борьба? Он стоял закаждый свой грош (и не мог не стоять, потому что стоило ему ослабитьэнергию, и ему бы недостало денег расплачиваться с рабочими), а онитолько стояли за то, чтобы работать спокойно и приятно, то есть так, какони привыкли. В его интересах было то, чтобы каждый работник сработалкак можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы старался не сломать
