Книга "Анна Каренина". Страница 175
"Я вас не держу, - мог сказать он. - Вы можете идти куда хотите. Вы нехотели разводиться с вашим мужем, вероятно, чтобы вернуться к нему. Вернитесь. Если вам нужны деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей?" Все самые жестокие слова, которые мог сказать грубый человек, он сказал ей в ее воображении, и она не прощала их ему, как будто он действительно сказал их
"А разве не вчера только он клялся в любви, он, правдивый и честныйчеловек? Разве я не отчаивалась напрасно уж много раз?" - вслед за темговорила она себе
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у неедва часа, Анна провела в сомнениях о том, все ли кончено, или есть надежда примирения, и надо ли ей сейчас уехать, или еще раз увидать его
Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою коммату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: "Если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то,значит, все кончено, и тогда я решу, что мне делать!.." Она вечером слышала остановившийся стук его коляски, его звонок, егошаги и разговор с девушкой: он поверил тому, что ему сказали, не хотелбольше ничего узнавать и пошел к себе. Стало быть, все было кончено
И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь кней, наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся вее сердце злой дух вел с ним, ясно и живо представилась ей
Теперь было все равно: ехать или не ехать в Воздвиженское, получитьили не получить от мужа развод - все было ненужно. Нужно было одно - наказать его
Когда она налила себе обычный прием опиума и подумала о том, что стоило только выпить всю склянку, чтобы умереть, ей показалось это так легкои просто, что она опять с наслаждением стала думать о том, как он будетмучаться, раскаиваться и любить ее память, когда уже будет поздно. Оналежала в постели с открытыми глазами, глядя при свете одной догоравшейсвечи на лепной карниз потолка и на захватывающую часть его тень от ширмы, и живо представляла себе, что он будет чувствовать, когда ее уже небудет и она будет для него только одно воспоминание. "Как мог я сказатьей эти жестокие слова? - будет говорить он. - Как мог я выйти из комнаты, не сказав ей ничего? Но теперь ее уж нет. Она навсегда ушла от нас
Она там..." Вдруг тень ширмы заколебалась, захватила весь карниз, весьпотолок, другие тени с другой стороны рванулись ей навстречу; на мгновение тени сбежали, но потом с новой быстротой надвинулись, поколебались,слились, и все стало темно.. "Смерть!" - подумала она. И такой ужас нашел на нее, что она долго не могла понять, где она, и долго не могладрожащими руками найти спички и зажечь другую свечу вместо той, котораядогорела и потухла. "Нет, все - только жить! Ведь я люблю его. Ведь онлюбит меня! Это было и пройдет", - говорила она, чувствуя, что слезы радости возвращения к жизни текли по ее щекам. И, чтобы спастись от своегостраха, она поспешно пошла в кабинет к нему
Он спал в кабинете крепким сном. Она подошла к нему и, сверху освещаяего лицо, долго смотрела на него. Теперь, когда он спал, она любила еготак, что при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, чтоесли б он проснулся, то он посмотрел бы на нее холодным, сознающим своюправоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о своей любви, онадолжна бы была доказать ему, как он был виноват пред нею. Она, не разбудив его, вернулась к себе и после второго приема опиума к утру заснулатяжелым, неполным сном, во все время которого она не переставалачувствовать себя
Утром страшный кошмар, несколько раз повторявшийся ей в сновиденияхеще до связи с Вронским, представился ей опять и разбудил ее. Старичок свзлохмаченной бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговариваябессмысленные французские слова, и она, как и всегда при этом кошмаре(что и составляло его ужас) чувствовала, что мужичок этот не обращает нанее внимания, но делает это какое-то страшное дело в железе над нею. Иона проснулась в холодном поту
Когда она встала, ей, как в тумане, вспомнился вчерашний день
"Была ссора. Было то, что бывало уже несколько раз. Я сказала, что уменя голова болит, и он не входил. Завтра мы едем, надо видеть его и готовиться к отъезду", - сказала она себе. И, узнав, что он в кабинете,она пошла к нему. Проходя по гостиной, она услыхала, что у подъезда остановился экипаж, и, выглянув в окно, увидала карету, из которой высовывалась молодая девушка в лиловой шляпке, что-то приказывая звонившемулакею. После переговоров в передней кто-то вошел наверх, и рядом с гостиной послышались шаги Вронского. Он быстрыми шагами сходил по лестнице
Анна опять подошла к окну. Вот он вышел без шляпы на крыльцо и подошел ккарете. Молодая девушка в лиловой шляпке передала ему пакет. Вронский,улыбаясь, сказал ей что-то. Карета отъехала; он быстро взбежал назад полестнице
Туман, застилавший все в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства сновой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как онамогла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним в его доме. Онавошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему свое решение
- Это Сорокина с дочерью заезжала и привезла мне деньги и бумаги отmaman. Я вчера не мог получить. Как твоя голова, лучше? - сказал он спокойно, не желая видеть и понимать мрачного и торжественного выражения еелица
Она молча пристально смотрела на него, стоя посреди комнаты. Он взглянул на нее, на мгновенье нахмурился и продолжал читать письмо. Она повернулась и медленно пошла из комнаты. Он еще мог вернуть ее, но онадошла до двери, он все молчал, и слышен был только звук шуршания перевертываемого листа бумаги
- Да, кстати, - сказал он в то время, как она была уже в дверях, завтра мы едем решительно? Не правда ли? - Вы, но не я, - сказала она, оборачиваясь к нему
- Анна, эдак невозможно жить..
- Вы, но не я, - повторила она
- Это становится невыносимо! - Вы... вы раскаетесь в этом, - сказала она и вышла
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова,он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепкосжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-тораздражила его. "Я пробовал все, - подумал он, - остается одно - не обращать внимания", и он стал собираться ехать в город и опять к матери,от которой надо было получить подпись на доверенности
Она слышала звуки его шагов по кабинету и столовой. У гостиной он остановился. Но он не повернул к ней, он только отдал приказание о том,чтоб отпустили без него Войтову жеребца. Потом она слышала, как подаликоляску, как отворилась дверь, и он вышел опять. Но вот он опять вошел всени, и кто-то взбежал наверх. Это камердинер вбегал за забытыми перчатками. Она подошла к окну и видела, как он не глядя взял перчатки и, тронув рукой спину кучера, что-то сказал ему. Потом, не глядя в окна, онсел в свою обычную позу в коляске, заложив ногу на ногу, и, надевая перчатку, скрылся за углом
XXVII "Уехал! Кончено!" - сказала себе Анна, стоя у окна; и в ответ на этотвопрос впечатления мрака при потухшей свече и страшного сна, сливаясь водно, холодным ужасом наполнили ее сердце
"Нет, это не может быть!" - вскрикнула она и, перейдя комнату, крепкопозвонила. Ей так страшно теперь было оставаться одной, что, не дожидаясь прихода человека, она пошла навстречу ему
- Узнайте, куда поехал граф, - сказала она
Человек отвечал, что граф поехал в конюшни
- Они приказали доложить, что если вам угодно выехать, то коляска сейчас вернется
- Хорошо. Постойте. Сейчас я напишу записку. Пошлите Михайлу с запиской в конюшни. Поскорее
Она села и написала: "Я виновата. Вернись домой, надо объясниться. Ради бога приезжай, мнестрашно"
Она запечатала и отдала человеку
Она боялась оставаться одна теперь и вслед за человеком вышла из комнаты и пошла в детскую
"Что ж, это не то, это не он! Где его голубые глаза, милая и робкаяулыбка?" - была первая мысль ее, когда она увидала свою пухлую, румянуюдевочку с черными вьющимися волосами, вместо Сережи, которого она, призапутанности своих мыслей, ожидала видеть в детской. Девочка, сидя устола, упорно и крепко хлопала по нем пробкой и бессмысленно глядела намать двумя смородинами - черными глазами. Ответив англичанке, что онасовсем здорова и что завтра уезжает в деревню, Анна подсела к девочке истала пред нею вертеть пробку с графина. Но громкий, звонкий смех ребенка и движение, которое она сделала бровью, так живо ей напомнили Вронского, что, удерживая рыдания, она поспешно встала и вышла. "Неужели всекончено? Нет, это не может быть, - думала она. - Он вернется. Но как онобъяснит мне эту улыбку, это оживление после того, как он говорил с ней?Но и не объяснит, все-таки поверю. Если я не поверю, то мне остается одно, - а я не хочу"
Она посмотрела на часы. Прошло двенадцать минут. "Теперь уж он получилзаписку и едет назад. Недолго, еще десять минут... Но что, если он неприедет? Нет, этого не может быть. Надо, чтобы он не видел меня с заплаканными глазами. Я пойду умоюсь. Да, да, причесалась ли я, или нет?" спросила она себя. И не могла вспомнить. Она ощупала голову рукой. "Да,я причесана, но когда, решительно не помню". Она даже не верила своей
