Школьная библиотека

Старичок был военный, делавший две кампании. Он знал, что такое военный человек, и, по виду и разговору этих господ, по ухарству, с которымони прикладывались к фляжке дорогой, он считал их за плохих военных

Кроме того, он был житель уездного города, и ему хотелось рассказать,как из его города пошел один солдат бессрочный, пьяница и вор, которогоникто уже не брал в работники. Но, по опыту зная, что при теперешнемнастроении общества опасно высказывать мнение, противное общему, и вособенности осуждать добровольцев, он тоже высматривал Катавасова

- Что ж, там нужны люди. Говорят, сербские офицеры никуда не годятся

- О, да, а эти будут лизие, - сказал Катавасов, смеясь глазами. И онизаговорили о последней военной новости, и оба друг перед другом скрылисвое недоумение о том, с кем назавтра ожидается сражение, когда турки,по последнему известию, разбиты на всех пунктах. И так, оба не высказавсвоего мнения, они разошлись

Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал СергеюИвановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, чтоони были отличные ребята

На большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамыподнесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет; но все это былоуже гораздо слабее и меньше, чем в Москве

IV Во время остановки в губернском городе Сергей Иванович не пошел в буфет, а стал ходить взад и вперед по платформе

Проходя в первый раз мимо отделения Вронского, он заметил, что окнобыло задернуто. Но, проходя в другой раз, он увидал у окна старую графиню. Она подозвала к себе Кознышева

- Вот еду, провожаю его до Курска, - сказала она

- Да, я слышал, - сказал Сергей Иванович, останавливаясь у ее окна изаглядывая в него. - Какая прекрасная черта с его стороны!- прибавил он,заметив, что Вронского в отделении не было

- Да после его несчастья что ж ему было делать? - Какое ужасное событие! - сказал Сергей Иванович

- Ах, что я пережила! Да заходите... Ах, что я пережила! - повторилаона, когда Сергей Иванович вошел и сел с ней рядом на диване. - Этогонельзя себе представить! Шесть недель он не говорил ни с кем и ел толькотогда, когда я умоляла его. И ни одной минуты нельзя было оставить егоодного. Мы отобрали все, чем он мог убить себя; мы жили в нижнем этаже,но нельзя было ничего предвидеть. Ведь вы знаете, он уже стрелялся разиз-за нее же, - сказала она, и брови старушки нахмурились при этом воспоминании. - Да, она кончила, как и должна была кончить такая женщина

Даже смерть она выбрала подлую, низкую

- Не нам судить, графиня, - со вздохом сказал Сергей Иванович, - но японимаю, как для вас это было тяжело

- Ах, не говорите! Я жила у себя в именье, и он был у меня. Приносятзаписку. Он написал ответ и отослал. Мы ничего не знали, что она тут жебыла на станции. Вечером, я только ушла к себе, мне моя Мери говорит,что на станции дама бросилась под поезд. Меня как что-то ударило! Я поняла, что это была она. Первое, что я сказала: не говорить ему. Но ониуж сказали ему. Кучер его там был и все видел. Когда я прибежала в егокомнату, он был уже не свой - страшно было смотреть на него. Он ни словане сказал и поскакал туда. Уж F не знаю, что там было, но его привезликак мертвого. Я бы не узнала его. Prostration complete, говорил доктор

Потом началось почти бешенство

- Ах, что говорить!- сказала графиня, махнув рукой. - Ужасное время!Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-тоотчаянные. Это все что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себяпогубила и двух прекрасных людей - своего мужа и моего несчастного сына

- А что ее муж? - спросил Сергей Иванович

- Он взял ее дочь. Алеша в первое время на все был согласен. Но теперьего ужасно мучает, что он отдал чужому человеку свою дочь. Но взять назад слово он не может. Каренин приезжал на похороны. Но мы старались,чтоб он не встретился с Алешей. Для него, для мужа, это все-таки легче

Она развязала его. Но бедный сын мой отдался весь ей. Бросил все карьеру, меня, и тут-то она еще не пожалела его, а нарочно убила егосовсем. Нет, как ни говорите, самая смерть ее - смерть гадкой женщиныбез религии. Прости меня бог, но я не могу не ненавидеть память ее, глядя на погибель сына

- Но теперь как он? - Это бог нам помог - эта сербская война. Я старый человек, ничего вэтом не понимаю, но ему бог это послал. Разумеется, мне, как матери,страшно; и главное, говорят, ce n'est pas tres bien vu a Petersbourg. Ночто же делать! Одно это могло его поднять. Яшвин - его приятель - он всепроиграл и собрался в Сербию. Он заехал к нему и уговорил его. Теперьэто занимает его. Вы, пожалуйста, поговорите с ним, мне хочется егоразвлечь. Он так грустен. Да на беду еще у него зубы разболелись. А вамон будет очень рад. Пожалуйста, поговорите с ним, он ходит с этой стороны

Сергей Иванович сказал, что он очень рад, и перешел на другую сторонупоезда

V В косой вечерней тени кулей, наваленных на платформе, Вронский в своемдлинном пальто и надвинутой шляпе, с руками в карманах, ходил, как зверьв клетке, на двадцати шагах быстро поворачиваясь. Сергею Ивановичу, когда он подходил, показалось, что Вронский его видит, но притворяется невидящим. Сергею Ивановичу это было все равно. Он стоял выше всяких личных счетов с Вронским

В эту минуту Вронский в глазах Сергея Ивановича был важный деятель длявеликого дела, и Кознышев считал своим долгом поощрить его и одобрить

Он подошел к нему

Вронский остановился, вгляделся, узнал и, сделав несколько шаговнавстречу Сергею Ивановичу, крепко-крепко пожал его руку

- Может быть, вы и не желали со мной видеться, - сказал Сергей Иваныч,- но не могу ли я вам быть полезным? - Ни с кем мне не может быть так мало неприятно видеться, как с вами,- сказал Вронский. - Извините меня. Приятного в жизни мне нет

- Я понимаю и хотел предложить вам свои услуги, - сказал Сергей Иванович, вглядываясь в очевидно страдающее лицо Вронского. - Не нужно ли вамписьмо к Ристичу, к Милану? - О нет! - как будто с трудом понимая, сказал Вронский. - Если вам всеравно, то будемте ходить. В вагонах такая духота. Письмо? Нет, благодарювас; для того чтоб умереть, не нужно рекомендаций. Нешто к туркам... сказал он, улыбнувшись одним ртом. Глаза продолжали иметь сердито-страдающее выражение

- Да, но вам, может быть, легче вступить в сношения, которые все-такинеобходимы, с человеком приготовленным. Впрочем, как хотите. Я очень радбыл услышать о вашем решении. И так уж столько нападков на добровольцев,что такой человек, как вы, поднимает их в общественном мнении

- Я, как человек, - сказал Вронский, - тем хорош, что жизнь для меняничего не стоит. А что физической энергии во мне довольно, чтобы врубиться в каре и смять или лечь, - это я знаю. Я рад тому, что есть зачто отдать мою жизнь, которая мне не то что не нужна, но постыла. Кому-нибудь пригодится. - И он сделал нетерпеливое движение скулой от неперестающей, ноющей боли зуба, мешавшей ему даже говорить с тем выражением, с которым он хотел

- Вы возродитесь, предсказываю вам, - сказал Сергей Иванович, чувствуясебя тронутым. - Избавление своих братьев от ига есть цель, достойная исмерти и жизни. Дай вам бог успеха внешнего - и внутреннего мира, - прибавил он и протянул руку

Вронский крепко пожал протянутую руку Сергея Ивановича

- Да, как орудие, я могу годиться на что-нибудь. Но, как человек, я развалина, - с расстановкой проговорил он

Щемящая боль крепкого зуба, наполнявшая слюною его рот, мешала ему говорить. Он замолк, вглядываясь в колеса медленно и гладко подкатывавшегося по рельсам тендера

И вдруг совершенно другая, не боль, а общая мучительная внутренняя неловкость заставила его забыть на мгновение боль зуба. При взгляде натендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он невстречался после своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то естьто, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутоепосреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутаяназад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами нависках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшеестранное, жалкое в губах и ужасное в остановившихся незакрытых глазах,выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово - о том, чтоон раскается, - которое она во время ссоры сказала ему

И он старался вспомнить ее такою, какою она была тогда, когда он впервый раз встретил ее тоже на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и дающею счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он старался вспоминать лучшие минуты снею, но эти минуты были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому не нужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал чувствовать боль зуба, и рыдания искривили его лицо

Пройдя молча два раза подле кулей и овладев собой, он спокойно обратился к Сергею Ивановичу: