Школьная библиотека

по утрам амбулаторную книгу, ожидая встретить фамилию жены внимательногослушателя моего монолога о сифилисе. Месяц я ждал его самого. И не дождалсяникого. И через месяц он угас в моей памяти, перестал тревожнть, забылся...Потому что шли новые и новые и каждый день моей работы в забытой глуши нес дляменя изумительные случаи, каверзные вещи, заставлявшие меня изнурять мой мозг,сотни раз теряться и вновь обретать присутствие духа и вновь окрыляться наборьбу.Теперь, когда прошло много лет, вдалеке от забытой облупленной белой больницы,я вспоминаю звездную сыпь на его груди. Где он? Что делает? Ах, я знаю, знаю.Если он жив, время от времени, он и его жена ездят в местную больницу. Жалуютсяна язвы на ногах. Я ясно представляю, как он разматывает портянки, ищетсочувствия. И молодой врач, мужчина или женщина, в беленьком штопаном халате,склоняется к ногам, давит пальцем кость выше язвы, ищет причины. Находит ипишет в книге: "Луес 3", потом спрашивает, не давали ли ему для лечения чернуюмазь.И вот тогда, как я вспоминаю его, он вспомнит меня, 17-й год, снег за окном ишесть паке2иков в вощеной бумаге, шесть неиспользованных липких комков.- Как же, как же, давал... - скажет он и поглядит, но уже без иронни, а счерноватой тревогой в глазах. И врач выпишет ему иодистый калий, быть может,назначит другое лечение. Так же, быть может, заглянет, как и я, в справочник...Привет вам, мой товарищ!"...еще, дражайшая супруга, передайте низкий поклон дяде Софрону Ивановичу. А,кроме того, дорогая супруга, счездите к нашему доктору, пока ему себе, как яуже полгода больной дурной болью сифилем. А на побывке у вас не открылся.Примите лечение.Супруг Ваш. Ан. Буков."Молодая женщнна зажала рот концом байкового платка, села на лавку и затрясласьот плача. Завитки ее светлых волос, намокшие от растаявшего снега, выбились налоб.- Подлец он? А?! - выкрикнула она.- Подпец, - твердо ответил я.Затем настало и самое трудное и мучительное. Нужно было успокоить ее. А какуспокоить? Под гул голосов, нетерпеливо ждущих в приемной, мы долгошептались...Где-то в глубине моей души, еще не притупившейся к человеческому страданию, яразыскал теплые слова. Прежде всего я постарался убить в ней страх. Говорил,что ничего еще ровно не известно и до исследования предаваться отчаянию нельзя.Да и после исследования ему не место: я рассказал о том, с каким успехом мылечим эту дурную болезнь - сифилис.- Подлец, подлец, - всхлипнула молодая женщнна и давилась слезами.- Подлец, - вторил я.Так довольно долго мы называли бранными словами "дражайшего супруга",побывавшего дома и отбывшего в город Москву.Наконец лицо женщины стало высыхать, остались лишь пятна, и тяжко набрякли векинад черными отчаянными глазами.- Что я буду делать? Ведь у меня двое детей, - говорила она сухим измученнымголосом.- Погодите, погодите,- бормотал я, - видно будет, что делать.Я позвал акушерку Пелагею Ивановну, втроем мы уединились в отдельной палате,где было гинекологическое кресло.- Ах, прохвост, а, прохвост, - сквозь зубы сипела Пелагея Ивановна. Женщннамолчала, глаза ее были, как две черные ямки, она всматривалась в окно - всумерки.Это был и один из самых внимательных осмотров в моей жизни. Мы с ПелагеейИвановной не оставили ни одной пяди тела. И нигде и ничего подозрительного я ненащел.- Знаете что, - сказал я, и мне страстно захотелось, чтобы надежды меня необманули и дальше не появилась бы нигде грозная твердая первичная язва, знаете что?.. Перестаньте волноваться! Есть надежда. Надежда. Правда, все ещеможет случиться, но сейчас у вас ничего нет.- Нет?! - сипло спросила женщина, - нет? - искры появились у нее в глазах, ирозовая краска тронула скулы. - А вдруг сделается?.. А?..- Я сам не пойму, - вполголоса сказал я Пелагее Ивановне, - судя по тому, чтоона рассказывала, должно у нее быть заражение, однако же, ничего нет.- Ничего нет, - как эхо откликнулась Пелагея Ивановна.Мы еще несколько минут шептались с женщиной о разных сроках, о разных интимныхвещах, и женщина получила от меня наказ ездить в больницу.Теперь я смотрел на женщину и видел, что это человек, перешибленный пополам.Надежда закралась в нее, потом тотчас умирала. Она еще раз всплакнула и ушлатемной тенью. С тех пор меч повис над женщнной. Каждую субботу беззвучнопоявлялась в амбулатории у меня. Она очень осунулась, резче выступили скулы,глаза запали и окружились тенями. Сосредоточеннан дума оттянула углы ее губкнизу. Она привычным жестом разматывала платок, затем мы уходили втроем впалату. Осматривали ее.Первые три субботы прошли, и опять ничего не нашли мы на ней. Тогда она сталаотходить понемногу. Живой блеск зарождался в глазах, лицо оживало,расправлялась стянутая маска. Наши шансы росли. Таяла опасность. На четвертуюсубботу я говорил уже уверенно. за моими плечами было около 90: заблагополучный исход. Прошел с лихвой первый 21-дневный знаменитый срок.Остались дальние случайные, когда язва развивается с громадным запозданием.Прошли, наконец, и эти сроки, и однажды, отбросив в таз сияющее зеркало, впоследний раз ощупал железы, я сказал женщнне:- Вы вне всякой опасности. Больше не приезжайте. Это - счастливый случай.- Ничего не будет?! - спросила она незабываемым голосом.- Ничего.Не хватит у меня уменья описать ее лицо. Помню только, как она поклонилась