Школьная библиотека

нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленнымосвобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу..."

III

Мечеть Омара цветет над нищей и нагой Иудеей во всем богатстве и великолепии своих палевых кафель, голубых фаянсов, черно-синего купола,громадного мраморного двора и тысячелетних кипарисов

Даже из-за Мертвого моря, с первых уступов Моава, видна она. В знойном неоглядном просторе открываются оттуда огнем горящие на юге и теряющиеся в блеске неба и солнца воды, поглотившие Содом и Гоморру; за ними- таинственная светоносная Аравия. На севере, в глубине бесконечных извилистых долин, - Иерихон. Маленьким оазисом темнеет он в пустыне, услоистого подножья Иудейских гор. Выше, среди их голых желто-серых перевалов и впадин, как модель аравийской крепости, лежит Иерусалим - итускло блестят над ним купола мечети и Гроба. И от Аравии, из-за Иордана, с морских побережий - отовсюду стекаются к стенам и святыням этойкрепости пути поклонников всех стран и народов. Мечеть - первая КеблаИслама. Сам пророк заповедал молиться, обратясь лицом к Камню Мориа, ныне покрытому ею: Мекка стала Кеблой позднее, уже после его смерти. И"пилигрим, вступивший за священную ограду мечети и поклонившийся Камню,один получает награду, равную награде тысячи мучеников, ибо здесь молитвы его так близки к Богу, как если бы он молился на небе"

Черномазый араб-часовой, в феске и синей турецкой форме, с карабиномна плече, медленно бродил возле старых крепостных ворот, когда мы, спустясь по улице Давида, несмело остановились возле них. Еще очень недавновеликих трудов стоило не только войти, но даже заглянуть во двор Святилища, а сто лет тому назад за это платили жизнью. Теперь часовой толькопокосил своими голубоватыми белками, только блеснул огненно-черным зрачком

Близился полдень, странным металлическим светом блистали (в пролетыдлинной отдельно стоящей прямо против ворот колоннады) грани этой огромной мечети, вознесенной на мраморный помост среди ослепительно-белогопростора каменного двора. Древние кипарисы стражами стояли возле нее

Несколько ветхозаветных олив раскидывались там и сям своими серебристо-пыльными пущами над плитами двора, проросшего тонкою бледно-зеленойтравой. Под одной из олив, прямо, по-женски, вытянув ноги, сидели двеблагочестивые мусульманки, закутанные в легкие бледно-розовые покрывала

Голуби, трепеща и свистя крыльями, падали порою на горячие ступени помоста. Но казалось, что уже давно-давно не ступала в этом светлом дворенога человеческая, - что в каком-то заповедном царстве растут эти черныекартинные деревья и блистают чистотой эти каменные плиты. Мертвенно-холодно сияли вечно-свежие краски мечети, возвышавшейся в своем азиатскомвеликолепии среди света и зноя, под слегка аспидным аравийским небом

Она царит надо всем, что вокруг нее, и вся на фоне этого неба. Еедлинный восьмиугольник, весь из золотистых мраморов, и нежно-лазурныйбарабан, поддерживающий купол, все это немного приземисто по сравнению свеличиной темно-синего свинцового полушария, рубчатого сарацинского купола, увенчанного необычно большим золотым серпом луны с соединяющимисяострыми концами. По-аравийски сумрачная вверху, по-дамасски блистающаяинкрустациями снизу, мечеть резко глядит в пролеты колоннады

Мы поднялись на помост. И тогда мечеть еще ослепительнее предсталаперед нами своей громадой. Почти правильная полусфера купола чуть-чутьзаострена на вершине, чуть-чуть вогнута у основания - и кажется легкой

Верхний карниз барабана и пространство между его окнами - все в лазурныхи белых майоликах, испещренных золотою вязью куфических надписей. Широкая, блистающая полировкою лента белых и лазурных изразцов, тоже вся взолотой вязи, идет и над большими полукруглыми окнами по стене самоговосьмиугольника

Худой, живоглазый мулла быстро распахнул дверь, и, разутые, скользяпо желтым камышовым циновкам, вступили мы в прохладу и сумрак, слабоозаренный голубым и розовым светом драгоценных разноцветных стекол. "Чтоэто кажется странным в этой мечети?" - думал я, пока глаза мои привыклик ее полусвету. И, наконец, понял: ах, то, что нет в ней обычного простора!

Простора нет потому, что стоит в ней восьмиугольная колоннада: восемьшироких столпов и шестнадцать колонн, соединенных архитравом. Пролетымежду ними - арками. Как старинная парча, покрывает эти столпы и архитрав блеклая зелень, матовое серебро и золото мозаики, переносящей мысльк Византии. Византийскими капителями увенчаны и колонны

Но мало того: за этой аркадой высится вторая - круг из четырех столпов и двенадцати колонн, поддерживающий барабан с куполом, круг колонняшмовых и порфировых - наследие Соломона и Адриана. И уже совсем необычно то, что с великим изумлением видишь в этом круге, за этими колоннами,за соединяющей их невысокой бронзовой решеткой: под зеленым шелковымбалдахином, нарушая всякое представление о всяческой человеческой постройке, тяжко и грубо чернеет дикая морщинистая глыба гигантского камня!Купол выстлан внутри той же матовой зелено-золотой парчой мозаики. Сказочно-разноцветное сияние льют рубиновые, сапфировые, топазовые стекла

Неясно блистает весь храм мраморами и загорающимися гранями хрусталя нанесметных люстрах. Тонким ароматом кипариса и розовой воды напоен прохладный сумрак... Зачем же так первобытно вторглась в этот божественныймолитвенный чертог сама природа?

Талмуд говорит:

"Камень Мориа, скала, на которой первый человек принес первую жертвуБогу, есть средоточие мира. Скалу Мориа, что была покрыта некогда храмомСоломона, а ныне хранима мечетью Омара, положил в основание вселеннойсам Бог"

Древние книги и легенды Иудеи и Аравии говорят:

"В Иерусалиме Бог сказал Скале: ты - основание, от коего начал я создание мира... От тебя воскреснут сыны человеческие из мертвых"

"Сойдя в пещеру под Скалой, Медшир-ед-Дан видел чудо чудес: колеблющаяся глыба Скалы, ничем и никем не поддерживаемая, висела в высоте, подобно парящему орлу"

Магомет - в ночь своего путешествия из Медины в Иерусалим на верблюдице Молнии - "стал своей священной стопою на Скалу Мориа, раскачивающуюся между небом и землею". Был взмах, почти достигший врат рая, - и Скала издала крик радости. Но пророк повелел ей молчать - и вошел во вратарая. А Скала вновь пала к земле - и вновь вознеслась - и в движении своем пребывает и доныне: "не мешаясь с прахом и не смея преступить неба"

Кабалистические книги говорят:

"Адонаи-Господь воздвиг в Бездне Камень и начертал на Камне имя святое. Когда поднимаются воды Бездны до Камня, они отбегают вспять в ужасе. Когда произносится ложное слово, Камень погружается в воды - и смываются буквы святого имени. Но ангел Азариэла, имеющий 17 ключей к таинству святого имени, снова пишет его на Камне, и оно снова гонит прочьводы"

"В дни пророков Камень был внутри святилища храма Соломона, и первосвященник ставил на нем курящуюся кадильницу. На нем же стоял и КовчегЗавета, урна с манной и лежал вечно цветущий жезл Аарона. Ныне КовчегЗавета скрыт в тайниках под Камнем, где сохранял его от врагов сам Соломон, которому Камень давал неземную силу: с него видел царь весь мир открая и до края - и понимал язык птиц и зверей"

Но вот в день падения храма, в девятое число месяца Аба, Камень Жизниостанавливается. Сила его иссякает. Тайну Тайн, неизреченные письмена,означающие святое имя, прочел Иисус. И к нему же перешла и сила Камня

"Иисус, воспринявший силу его, творил чудеса этой силой". Где же теперьсилы Камня?

После Иисуса, говорит Ислам, сила Камня перешла к пророку. И прав Ислам: пророк дал "движение" Камню. "Но недолго сияло солнце Ислама вовсей славе своей". Что же готовит миру будущее?

1908

ШЕОЛ

В сумерки, проходя по базару в Яффе, я нечаянно поднял глаза и увиделтонкий серп луны. Закрывались в полумраке рядов лавочки, проносили отфонтана последние кувшины. Собаки, горбясь и сливаясь с темнотой внизу,подбирали остатки торга. Неожиданно дошла откуда-то нежная сладость цветущего дерева. Я поднял глаза и увидел в легком и прозрачном небе вихорпальмы, а над ним - острый, чистый, тонкий "лук Астарты"

На берегу, под городской стеной, тянуло теплым ветром с неоглядноймелкой зыби взморья. Чуть видные, мягко и красиво намазанные сизой мутьюоблака терялись на закате... "Сумерки, море, угол ханаанско-аравийскихберегов..." - подумал я. Над стеной, в старом каменном домишке, зияетчерная оконная дыра без стекол. Слышно, как там, в каморке без огня, укладываются спать и, плача, ссорятся дети. На западе, над лиловатой тьмойморя, склоняется покрасневший, меркнущий и теряющийся в небе полумесяц

И так пустынны сумерки над гаванью бесследно исчезнувшего с лица землиХанаана, так все просто и бедно вокруг, точно я один в мире, у его безлюдного начала..

На другой день я покинул Яффу. Убирали трапы, вечерело. Жаркое солнцесклонялось к золотому морю. Рейд стоял как зеркало, рифы обнажились, отдыхали, белые чайки, плававшие над кормой, казались огромными. В упоросвещенная Яффа, громоздясь на холме перед нами, переливалась зеркальнымотражением воды и вся была цвета банана. Задрожала, поворачиваясь, корма, забурлил винт - и Яффа тронулась. Но я не спускал с нее глаз до техпор, пока она, все отдаляясь, не слилась, наконец, с песками на юге, фи