Школьная библиотека

особенно для господина Голядкина, который и без того уже едва духпереводил. Вымокшая и отяжелевшая шинель его пронимала все его членыкакою-то неприятно теплою сыростью и тяжестью своею подламывала и без тогоуже сильно ослабевшие ноги его. Какая-то лихорадочная дрожь гуляла острымии едкими мурашками по всему его телу; изнеможение точило из него холодныйболезненный пот, так что господин Голядкин позабыл уже при сем удобномслучае повторить с свойственною ему твердостью и решимостью свою любимуюфразу, что оно и все-то авось, может быть, как-нибудь, наверно, непременновозьмет да и уладится к лучшему. "Впрочем, это все еще ничего покамест", прибавил крепкий и не унывающий духом герой наш, отирая с лица своего каплихолодной воды, струившейся по всем направлениям с полей круглой и до тоговзмокшей шляпы его, что уже вода не держалась на ней. Прибавив, что это всееще ничего, герой наш попробовал было присесть на довольно толстыйдеревянный обрубок, валявшийся возле кучи дров на дворе Олсуфья Ивановича

Конечно, об испанских серенадах и о шелковых лестницах нечего уже былодумать; но об укромном уголке, хотя и не совсем теплом, но зато уютном искрытном, нужно же было подумать. Сильно соблазнял его, мимоходом сказать,тот самый уголок в сенях квартиры Олсуфья Ивановича, где прежде еще, почтив начале сей правдивой истории, выстоял свои два часа наш герой, междушкафом и старыми ширмами, между всяким домашним и ненужным дрязгом, хламоми рухлядью. Дело в том, что и теперь господин Голядкин стоял и выжидал ужецелые два часа на дворе Олсуфья Ивановича. Но относительно укромного иуютного прежнего уголка существовали теперь некоторые неудобства, прежде несуществовавшие. Первое неудобство - то, что, вероятно, это место теперьзамечено и приняты насчет его некоторые предохранительные меры со времениистории на последнем бале у Олсуфья Ивановича; а во-вторых, должно же былождать условного знака от Клары Олсуфьевны, потому что непременно должен жебыл существовать какой-нибудь этакой знак условный. Так всегда делалось, и,"дескать, не нами началось, не нами и кончится". Господин Голядкин тут же,кстати, мимоходом припомнил какой-то роман, уже давно им прочитанный, гдегероиня подал условный знак Альфреду совершенно в подобном жеобстоятельстве, привязав к окну розовую ленточку. Но розовая ленточкатеперь, ночью, и при санкт-петербургском климате, известном своею сыростьюи ненадежностию, в дело идти не могла и, одним словом, была совсемневозможна. "Нет, тут не до шелковых лестниц, - подумал герой наш, - а ялучше здесь так себе, укромно и втихомолочку... я лучше вот, например,здесь стану", - и выбрал местечко на дворе, против самых окон, около кучискладенных дров. Конечно, на дворе ходило много посторонних людей,форейторов, кучеров; к тому же стучали колеса и фыркали лошади и т.д.; новсе-таки место было удобное: заметят ли, не заметят ли, а теперь по крайнеймере выгода та, что дело происходит некоторым образом в тени и господинаГолядкина не видит никто; сам же он мог видеть решительно все. Окна былисильно освещены; был какой-то торжественный съезд у Олсуфья Ивановича

Музыки, впрочем, еще не было слышно. "Стало быть, это не бал, а так, покакому-нибудь другому случаю съехались, - думал, отчасти замирая, геройнаш. - Да сегодня ли, впрочем? - пронеслось в его голове. - Не ошибка ли вчисле? Может быть, все может быть... Оно, вот это, как может быть все.. Оноеще, может быть, вчера было письмо-то написано, а ко мне не дошло, и потомуне дошло, что Петрушка сюда замешался, шельмец он такой! Или завтранаписано, то есть, что я... что завтра нужно было все сделать, то есть скаретой-то ждать..." Тут герой наш похолодел окончательно и полез в свойкарман за письмом, чтоб справиться. Но письма, к удивлению его, неоказалось в кармане. "Как же это? - прошептал полумертвый господинГолядкин, - где же это я оставил его? Стало быть, я его потерял? - этогоеще недоставало! - простонал он наконец в заключение. - Ну, если оно внедобрые руки теперь попадет? (Да, может, попало уже!) Господи! что изэтого воспоследует! Будет такое, что уж... Ах ты, судьба ты мояненавистная!" Тут господин Голядкин как лист задрожал при мысли, что, можетбыть, неблагопристойный близнец его, набрасывая ему шинель на голову, имелименно целью похитить письмо, о котором как-нибудь там пронюхал от враговгосподина Голядкина. "К тому же он перехватывает, -EFодумал герой наш, доказательством же... да что доказательством!.." После первого припадка истолбняка ужаса кровь бросилась в голову господина Голядкина. Со стоном искрежеща зубами, схватил он себя за горячую голову, опустился на свойобрубок и начал думать о чем-то... Но мысли как-то ни о чем не вязались вего голове. Мелькали какие-то лица, припоминались, то неясно, то резко,какие-то давно забытые происшествия, лезли в голову какие-то мотивыкаких-то глупых песен... Тоска, тоска была неестественная! "Боже мой! подумал, несколько очнувшись, герой наш, подавляя глухое рыдание в груди, подай мне твердость духа в неистощимой глубине моих бедствий! Что пропал я,исчез совершенно - в этом уж нет никакого сомнения, и это все в порядкевещей, ибо и быть не может никаким другим образом. Во-первых, я месталишился, непременно лишился, никак не мог не лишиться... Ну, да положим,оно и уладится как-нибудь там. Деньжонок же моих, положим, и достанет напервый раз; там - квартиренку другую какую-нибудь, мебелишки какой-нибудьнужно же... Петрушки же, во-первых, не будет со мной. Я могу и безшельмеца... этак от жильцов; ну, хорошо! И входишь и уходишь, когда мнеугодно, да и Петрушка не будет ворчать, что поздно приходишь, - вот онокак; вот почему от жильцов хорошо... Ну, да положим, это все хорошо; толькокак же я все не про то говорю, вовсе не про то говорю?" Тут мысль онастоящем положении опять озарила память господина Голядкина. Он оглянулсякругом. "Ах ты, господи бог мой! Господи бог мой! да о чем же это я теперьговорю?" - подумал он, растерявшись совсем и хватая себя за свою горячуюголову...

- Нешто скоро, сударь, изволите ехать? - произнес голос над господиномГолядкиным. Господин Голядкин вздрогнул; но перед ним стоял его извозчик,тоже весь до нитки измокший и продрогший, от нетерпения и от нечего делатьвздумавший заглянуть к господину Голядкину за дрова.

- Я, мой друг, ничего... я, мой друг, скоро, очень скоро, а тыподожди...

Извозчик ушел, ворча себе под нос. "Об чем же он это ворчит? - думалсквозь слезы господин Голядкин. - Ведь я его нанял же на вечер, ведь я,того... в своем праве теперь... вот оно как! на вечер нанял, так и дело сконцом. Хоть и так простоишь, все равно. Все в моей воле. Воле'н ехать иволе'н не ехать. И что вот здесь за дровами стою, так и это совсемничего... и не смеешь ничего говорить; дескать, барину хочется за дровамистоять, вот он и стоит за дровами... и чести ничьей не марает, - вот онокак! Вот оно как, сударыня вы моя, если только это вам хочется знать. А вхижине, сударыня вы моя, дескать, так и так, в наш век никто не живет. Оновот что! А без благонравия в наш промышленный век, сударыня вы моя, невозьмешь, чему сами теперь служите пагубным примером... Дескать, повытчикомнужно служить и в хижине жить, на морском берегу. Во-первых, сударыня вымоя, на морских берегах нет повытчиков, а во-вторых, и достать его нам свами нелезя, повытчика-то. Ибо, положим, примерно сказать, вот я просьбуподаю, являюсь - дескать, так и так, в повытчики, дескать, того... и отврага защитите... а вам скажут, сударыня, дескать, того... повытчиковмного, и что вы здесь не у эмигрантки Фальбала', где вы благонравиюучились, чему сами служите пагубным примером. Благонравие же, сударыня,значит дома сидеть, отца уважать и не думать о женишках прежде времени

Женишки же, сударыня, в свое время найдутся, - вот оно как! Конечно, разнымталантам, бесспорно, нужно уметь, как-то: на фортепьянах иногда поиграть,по-французски говорить, истории, географии, закону божию и арифметике, вот оно как! - а больше не нужно. К тому же и кухня; непременно в областьве'дения всякой благонравной девицы должна входить кухня! А то что тут?во-первых, красавица вы моя, милостивая моя государыня, вас не пустят, апустят за вами погоню, и потом под сюркуп, в монастырь. Тогда что, сударынявы моя? тогда мне-то что делать прикажете? прикажете мне, сударыня вы моя,следуя некоторым глупым романам, на ближний холм приходить и таять вслезах, смотря на хладные стены вашего заключения, и, наконец, умереть,следуя привычке некоторых скверных немецких поэтов и романистов, так ли,сударыня? Да, во-первых, позвольте сказать вам по-дружески, что дела так неделаются, а во-вторых, и вас, да и родителей-то ваших посек бы препорядочноза то, что французские-то книжки вам давали читать; ибо французские книжкидобру не научат. Там яд... яд тлетворный, сударыня вы моя! Или вы думаете,позвольте спросить вас, или вы думаете, что, дескать, так и так, убежимбезнаказанно, да и того.. дескать, хижинку вам на берегу моря; да иворковать начнем и об чувствах разных рассуждать, да так и всю жизньпроведем, в довольстве и счастии; да потом заведется птенец, так мы итого... дескать, так и так, родитель наш и статский советник, ОлсуфийИванович, вот, дескать, птенец завелся, так вы по сему удобному случаюснимите проклятие да благословите чету? Нет, сударыня, и опять-таки такиедела так не делаются, и первое дело то, что воркования не будет, неизвольте надеяться. Нынче муж, сударыня вы моя, господин, и добрая,благовоспитанная жена должна во всем угождать ему. А нежностей, сударыня,нынче не любят, в наш промышленный век; дескать, прошли времена Жан-ЖакаРуссо. Муж, например, нынче приходит голодный из должности, - дескать,душенька, нет ли чего закусить, водочки выпить, селедочки съесть? так увас, сударыня, должны быть сейчас наготове и водочка, и селедочка. Мужзакусит себе с аппетитом, да на вас и не взглянет, а скажет; поди-тка,дескать, на кухню, котеночек, да присмотри за обедом, да разве-разве внеделю разок поцелует, да и то равнодушно... Вот оно как по-нашему-то,сударыня вы моя! да и то, дескать, равнодушно!.. Вот оно как будет, еслитак рассуждать, если уж на то пошло, что таким-то вот образом начать надело смотреть... Да и я-то тут что? меня-то, сударыня, в ваши капризы зачемподмешали? "Дескать, благодетельный, за меня страждущий и всячески милыйсердцу моему человек и так далее". Да, во-первых, я, сударыня вы моя, я длявас не гожусь, сами знаете, комплиментам не мастер, дамские там разныераздушенные пустячки говорить не люблю, селадонов не жалую, да и фигурою,признаться, не взял. Ложного-то хвастовства и стыда вы в нас не найдете, апризнаемся вам теперь во всей искренности. Дескать, вот оно как, обладаем