Школьная библиотека

Но в это мгновение внезапный шум, раздавшийся из передней, и резкий,крикливый голос, спрашивающий Марью Александровну, заставил Зину вдругостановиться. Марья Александровна вскочила с места

- Ах, боже мой! - вскричала она, - черт несет эту сороку, полковницу!Да ведь я ж ее почти выгнала две недели назад! - прибавила она чуть не вотчаянии. - Но... но невозможно теперь не принять ее! Невозможно! Она,наверно, с вестями, иначе не посмела бы и явиться. Это важно, Зина! Мненадо знать... Ничем теперь не надо пренебрегать! Но как я вам благодарназа ваш визит! - закричала она, бросаясь навстречу вошедшей гостье. - Какэто вам вздумалось вспомнить обо мне, бесценная Софья Петровна? Какойо-ча-ро-ва-тельный сюрприз!

Зина убежала из комнаты

Глава VI

Полковница, Софья Петровна Фарпухина, только нравственно походила насороку. Физически она скорее походила на воробья. Это была маленькая пятидесятилетняя дама, с остренькими глазками, в веснушках и в желтых пятнах по всему лицу. На маленьком, иссохшем тельце ее, помещенном на тоненьких крепких воробьиных ножках, было шелковое темное платье, всегдашумевшее, потому что полковница двух секунд не могла пробыть в покое

Это была зловещая и мстительная сплетница. Она была помешана на том, чтоона полковница. С отставным полковником, своим мужем, она очень частодралась и царапала ему лицо. Сверх того, выпивала по четыре рюмки водкиутром и по стольку же вечером и до помешательства ненавидела Анну Николаевну Антипову, прогнавшую ее на прошлой неделе из своего дома, равнокак и Наталью Дмитриевну Паскудину, тому способствовавшую

- Я к вам только на минутку, mon ange, - защебетала она. - Я ведьнапрасно и села. Я заехала только рассказать, какие чудеса у нас делаются. Просто весь город с ума сошел от этого князя! Наши пройдохи - vouscomprenez! - его ловят, ищут, тащат его нарасхват, шампанским поят, - выне поверите! не поверите! Да как это вы решились его отпустить от себя?Знаете ли, что он теперь у Натальи Дмитриевны?

- У Натальи Дмитриевны! - вскричала Марья Александровна, привскакнувна месте. - Да ведь он к губернатору только поехал, а потом, может быть,к Анне Николаевне, и то ненадолго!

- Ну да, ненадолго; вот и ловите его теперь! Он губернатора дома незастал, потом к Анне Николаевне поехал, дал слово обедать у ней, а Наташка, которая теперь от нее не выходит, затащила его к себе до обедазавтракать. Вот вам и князь!

- А что ж... Мозгляков? Ведь он обещался..

- Дался вам этот Мозгляков! хваленый-то ваш... Да и он с ними тудаже! Посмотрите, если его в картишки там не засадят, - опять проиграется,как прошлый год проигрался! Да и князя тоже засадят; облупят как липку

А какие она вещи про вас распускает, Наташка-то! Вслух кричит, что вызавлекаете князя, ну там... для известных целей, - vous comprenez? Самаему толкует об этом. Он, конечно ничего не понимает, сидит, как мокрыйкот, да на всякое слово: "ну да! ну да!" А сама-то, сама-то! вывела своюСоньку - вообразите: пятнадцать лет, а все еще в коротеньком платье водит! все это только до колен, как можете себе представить... Послали заэтой сироткой Машкой, та тоже в коротеньком платье, только еще выше колен, - я в лорнет смотрела... На голову им надели какие-то красные шапочки с перьями, - уж не знаю, что это изображает и под фортепьянозаставила обеих пигалиц перед князем плясать казачка! Ну, вы знаете слабость этого князя? Он так и растаял: "формы", говорит, "формы!" В лорнетку на них смотрит, а они-то отличаются, две сороки! раскраснелись,ноги вывертывают, такой монплезир пошел, что люли, да и только! тьфу!Это - танец! Я сама танцевала с шалью, при выпуске из благородного пансиона мадам Жарни, - так я благородный эффект произвела! Мне сенаторыаплодировали! Там княжеские и графские дочери воспитывались! А ведь этопросто канкан! Я сгорела со стыда, сгорела, сгорела! Я просто не высидела!..

- Но... разве вы сами были у Натальи Дмитриевны? ведь вы..

- Ну да, она меня оскорбила на прошлой неделе. Я это прямо всем говорю. Mais, ma chere, мне захотелось хоть в щелочку посмотреть на этогокнязя, я и приехала. А то где ж бы я его увидала? Поехала бы я к ней,кабы не этот скверный князишка! Представьте себе: всем шоколад подают, амне нет, и все время со мной хоть бы слово. Ведь это она нарочно... Кадушка этакая! Вот я ж ей теперь! Но прощайте, mon ange, я теперь спешу,спешу... Мне надо непременно застать Акулину Панфиловну и ей рассказать... Только вы теперь так и проститесь с князем! Он уж у вас большене будет. Знаете - памяти-то у него нет, так Анна Николаевна непременнок себе его перетащит! Они все боятся, чтобы вы не того... понимаете?насчет Зины..

- Quelle horreur!

- Уж это я вам говорю! Весь город об этом кричит. Анна Николаевнанепременно хочет оставить его обедать, а потом и совсем. Это она вам впику делает, mon ange. Я к ней на двор в щелочку заглянула. Такая тамсуетня: обед готовят, ножами стучат... за шампанским послали. Спешите,спешите и перехватите его на дороге, когда он к ней поедет. Ведь он квам первой обещался обедать! Он ваш гость, а не ее! Чтоб над вами смеялась эта пройдоха, эта каверзница, эта сопля! Да она подошвы моей нестоит, хоть и прокурорша! Я сама полковница! Я в благородном пансионемадам Жарни воспитывалась... тьфу! Mais adieu, mon ange! У меня свои сани, а то бы я с вами вместе поехала..

Ходячая газета исчезла, Марья Александровна затрепетала от волнения,но совет полковницы был чрезвычайно ясен и практичен. Медлить было нечего, да и некогда. Но оставалось еще самое главное затруднение. МарьяАлександровна бросилась в комнату Зины

Зина ходила по комнате взад и вперед, сложив накрест руки, понуривголову, бледная и расстроенная. В глазах ее стояли слезы; но решимостьсверкала во взгляде, который она устремила на мать. Она поспешно скрыласлезы, и саркастическая улыбка появилась на губах ее

- Маменька, - сказала она, предупреждая Марью Александровну, - сейчасвы истратили со мною много вашего красноречия, слишком много. Но вы неослепили меня. Я не дитя. Убеждать себя, что делаю подвиг сестры милосердия, не имея ни малейшего призвания, оправдывать свои низости, которые делаешь для одного эгоизма, благородными целями - все это такое иезуитство, которое не могло обмануть меня. Слышите: это не могло меня обмануть, и я хочу, чтоб вы это непременно знали!

- Но, mon ange!.. - вскрикнула оробевшая Марья Александровна

- Молчите, маменька! Имейте терпение выслушать меня до конца. Несмотря на полное сознание того, что все это только одно иезуитство; несмотряна полное мое убеждение в совершенном неблагородстве такого поступка, я принимаю ваше предложение вполне, слышите: вполне, и объявляю вам, чтоготова выйти за князя и даже готова помогать всем вашим усилиям, чтобызаставить его на мне жениться. Для чего я это делаю? - вам не надознать. Довольно и того, что я решилась. Я решилась на все: я буду подавать ему сапоги, я буду его служанкой, я буду плясать для его удовольствия, чтоб загладить перед ним мою низость; я употреблю все на свете, чтоб он не раскаивался в том, что женился на мне! Но, взамен моегорешения, я требую, чтоб вы откровенно сказали мне: каким образом вы всеэто устроите? Если вы начали так настойчиво говорить об этом, то - я васзнаю - вы не могли начать, не имея в голове какого-нибудь определенногоплана. Будьте откровенны хоть раз в жизни; откровенность - непременноеусловие! Я не могу решиться, не зная положительно, как вы все это сделаете?

Марья Александровна была так озадачена неожиданным заключением Зины,что некоторое время стояла перед ней, немая и неподвижная от изумления,и глядела на нее во все глаза. Приготовившись воевать с упорным романтизмом своей дочери, сурового благородства которой она постоянно боялась, она вдруг слышит, что дочь совершенно согласна с нею и готова навсе, даже вопреки своим убеждениям! Следственно, дело принимало необыкновенную прочность, - и радость засверкала в глазах ее

- Зиночка! - воскликнула она в увлечении, - Зиночка! ты плоть и кровьмоя!

Больше она ничего не могла выговорить и бросилась обнимать свою дочь

- Ах, боже мой! я не прошу ваших объятий, маменька, - вскричала Зинас нетерпеливым отвращением, - мне не надо ваших восторгов! я требую от