Школьная библиотека

Дуня села. Свидригайлов сел подле нее

- Все это от вас зависит, от вас, от вас одной, - начал он ссверкающими глазами, почти шепотом, сбиваясь и даже не выговаривая иныхслов от волнения

Дуня в испуге отшатнулась от него дальше. Он тоже весь дрожал

- Вы... одно ваше слово, и он спасен! Я ... я его спасу. У меня естьденьги и друзья. Я тотчас отправлю его, а сам возьму паспорт, два паспорта

Один его, другой мой. У меня друзья; у меня есть деловые люди... Хотите? Явозьму еще вам паспорт... вашей матери... зачем вам Разумихин? Я вас такжелюблю... Я вас бесконечно люблю. Дайте мне край вашего платья поцеловать,дайте! дайте! Я не могу слышать, как оно шумит. Скажите мне: сделай то, и ясделаю! Я все сделаю. Я невозможное сделаю. Чему вы веруете, тому и я будуверовать. Я все, все сделаю! Не смотрите, не смотрите на меня так! Знаетели, что вы меня убиваете..

Он начинал даже бредить. С ним что-то вдруг сделалось, точно ему вголову вдруг ударило. Дуня вскочила и бросилась к дверям

- Отворите! отворите! - кричала она чрез дверь, призывая кого-нибудь ипотрясая дверь рукао8. - Отворите же! Неужели нет никого?

Свидригайлов встал и опомнился. Злобная и насмешливая улыбка медленновыдавливалась на дрожавших еще губах его

- Там никого нет дома, - проговорил он тихо и с расстановками, хозяйка ушла, и напрасный труд так кричать: только себя волнуетепонапрасну

- Где ключ? Отвори сейчас дверь, сейчас, низкий человек!

- Я ключ потерял и не могу его отыскать

- А! Так это насилие! - вскричала Дуня, побледнела как смерть ибросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой

Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следилаза каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и стоялпротив нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мереснаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка непокидала его

- Вы сказали сейчас "насилие", Авдотья Романовна. Если насилие, тосами можете рассудить, что я принял меры. Софьи Семеновны дома нет; доКапернаумовых очень далеко, пять запертых комнат. Наконец, я по крайнеймере вдвое сильнее вас, и, кроме того, мне бояться нечего, потому что вам ипотом нельзя жаловаться: ведь не захотите же вы предать в самом деле вашегобрата? Да и не поверит вам никто: ну с какой стати девушка пошла одна кодинокому человеку на квартиру? Так что, если даже и братом пожертвуете, тои тут ничего не докажете: насилие очень трудно доказать, Авдотья Романовна

- Подлец! - прошептала Дуня в негодовании

- Как хотите, но заметьте, я говорил еще только в виде предположения

По моему же личному убеждению, вы совершенно правы: насилие - мерзость. Яговорил только к тому, что на совести вашей ровно ничего не останется, еслибы даже... если бы даже вы и захотели спасти вашего брата добровольно, так,как я вам предлагаю. Вы просто, значит, подчинились обстоятельствам, нусиле, наконец, если уж без этого слова нельзя. Подумайте об этом; судьбавашего брата и вашей матери в ваших руках. Я же буду ваш раб... всюжизнь... я вот здесь буду ждать..

Свидригайлов сел на диван, шагах в восьми от Дуни. Для нее уже не былони малейшего сомнения в его непоколебимой решимости. К тому же она егознала..

Вдруг она вынула из кармана револьвер, взвела курок и опустила руку сревольвером на столик. Свидригайлов вскочил с места

- Ага! Так вот как! - вскричал он в удивлении, но злобно усмехаясь, ну, это совершенно изменяет ход дела! Вы мне чрезвычайно облегчаете делосами, Авдотья Романовна! Да где это вы револьвер достали? Уж не господин лиРазумихин? Ба! Да револьвер-то мой! Старый знакомый! А я-то его тогда какискал!.. Наши деревенские уроки стрельбы, которые я имел честь вам давать,не пропали-таки даром

- Не твой револьвер, а Марфы Петровны, которую ты убил, злодей! У тебяничего не было своего в ее доме. Я взяла его, как стала подозревать, на чтоты способен. Смей шагнуть хоть один шаг, и клянусь, я убью тебя!

Дуня была в исступлении. Револьвер она держала наготове

- Ну, а брат? Из любопытства спрашиваю, - спросил Свидригайлов, всееще стоя на месте

- Донеси, если хочешь! Ни с места! Не сходи! Я выстрелю! Ты женуотравил, я знаю, ты сам убийца!.

- А вы твердо уверены, что я Марфу Петровну отравил?

- Ты! Ты мне сам намекал; ты мне говорил об яде... я знаю, ты за нимездил... у тебя было готово... Это непременно ты... подлец!

- Если бы даже это была и правда, так из-за тебя же... все-таки ты жебыла бы причиной

- Лжешь! (бешенство засверкало в глазах Дуни) лжешь, клеветник!

- Лгу? Ну, пожалуй, и лгу. Солгал. Женщинам про эти вещицы поминать неследует. (Он усмехнулся.) Знаю, что выстрелишь, зверок хорошенький. Ну истреляй!

Дуня подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшеюнижнею губкой, с сверкающими, как огонь, большими черными глазами, смотрелана него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его стороны

Никогда еще он не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из глаз еев ту минуту, когда она поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его сболью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел раздался. Пуля скользнула по еговолосам и ударилась сзади в стену. Он остановился и тихо засмеялся:

- Укусила оса! Прямо в голову метит... Что это? Кровь! - Он вынулплаток, чтоб обтереть кровь, тоненькою струйкой стекавшую по его прямомувиску; вероятно, пуля чуть-чуть задела по коже черепа. Дуня опустиларевольвер и смотрела на Свидригайлова не то что в страхе, а в каком-тодиком недоумении. Она как бы сама уж не понимала, что такое она сделала ичто это делается!

- Ну что ж, промах! Стреляйте еще, я жду, - тихо проговорилСвидригайлов, все еще усмехаясь, но как-то мрачно, - этак я вас схватитьуспею, прежде чем вы взведете курок!

Дунечка вздрогнула, быстро взвела курок и опять подняла револьвер

- Оставьте меня! - проговорила она в отчаянии, - клянусь, я опятьвыстрелю... Я... убью!.

- Ну что ж... в трех шагах и нельзя не убить. Ну а не убьете..

тогда... - Глаза его засверкали, и он ступил еще два шага

Дунечка выстрелила, осечка!

- Зарядили неаккуратно. Ничего! У вас там еще есть капсюль. Поправьте,я подожду

Он стоял пред нею в двух шагах, ждал и смотрел на нее с дикоюрешимостью, воспаленно-страстным, тяжелым взглядом. Дуня поняла, что онскорее умрет, чем отпустит ее. " И... и уж, конечно, она убьет его теперь,в двух шагах!.."

Вдруг она отбросила револьвер

- Бросила! - с удивлением проговорил Свидригайлов и глубоко перевелдух. Что-то как бы разом отошло у него от сердца, и, может быть, не однатягость смертного страха; да вряд ли он и ощущал его в эту минуту. Это былоизбавление от другого, более скорбного и мрачного чувства, которого бы он исам не мог во всей силе определить

Он подошел к Дуне и тихо обнял ее рукой за талию. Она не