Книга "Село Степанчиково и его обитатели". Страница 50

выписывал он из столицы своего племянника и сватал его к этой девице,как не для того, чтоб обмануть и нас, и легкомысленного племянника, амежду тем втайне продолжать преступнейшее из намерений?" Нет, полковник,если кто утвердил во мне мысль, что взаимная любовь ваша преступна, тоэто вы сами, и одни только вы! Мало того, вы преступник и перед этой девицей, ибо ее, чистую и благонравную, через вашу же неловкость и эгоистическую недоверчивость вы подвергли клевете и тяжким подозрениям!

Дядя молчал, склонив голову: красноречие Фомы, видимо, одержало верхнад всеми его возражениями, и он уже сознавал себя полным преступником

Генеральша и ее общество молча и с благоговением слушали Фому, а Перепелицына с злобным торжеством смотрела на бедную Настеньку

- Пораженный, раздраженный, убитый, - продолжал Фома, - я заперся сегодня на ключ и молился, да внушит мне бог правые мысли! Наконец положиля: в последний раз и публично испытать вас. Я, может быть, слишком горячо принялся, может быть, слишком предался моему негодованию; но за благороднейшие побуждения мои вы вышвырнули меня из окошка! Падая из окошка, я думал про себя: "Вот так-то всегда на свете вознаграждается добродетель!" Тут я ударился оземь и затем едва помню, что со мною дальшеслучилось!


Визги и стоны прервали Фому Фомича при этом трагическом воспоминании

Генеральша бросилась было к нему с бутылкой малаги в руках, которую онатолько что перед этим вырвала из рук воротившейся Прасковьи Ильиничны,но Фома величественно отвел рукой и малагу и генеральшу

- Остановитесь! - вскричал он, - мне надо кончить. Что случилось после моего падения - не знаю. Знаю только одно, что теперь, мокрый и готовый схватить лихорадку, я стою здесь, чтоб составить ваше обоюдноесчастье. Полковник! по многим признакам, которых я не хочу теперь объяснять, я уверился наконец, что любовь ваша была чиста и даже возвышенна,хотя вместе с тем и преступно недоверчива. Избитый, униженный, подозреваемый в оскорблении девицы, за честь которой я, как рыцарь средних веков, готов пролить до капли всю кровь мою, - я решаюсь теперь показатьвам, как мстит за свои обиды Фома Опискин. Протяните мне вашу руку, полковник!


- С удовольствием, Фома! - вскричал дядя, - и так как ты вполнеобъяснился теперь о чести благороднейшей особы, то... разумеется... воттебе рука моя, Фома, вместе с моим раскаянием..

И дядя с жаром подал ему руку, не подозревая еще, что из этого выйдет

- Дайте и вы вашу руку, - продолжал Фома слабым голосом, раздвигаядамскую сбившуюся около него толпу и обращаясь к Настеньке

Настенька смутилась, смешалась и робко смотрела на Фому

- Подойдите, подойдите, милое мое дитя! Это необходимо для вашегосчастья, - ласково прибавил Фома, все еще продолжая держать руку дяди всвоих руках

- Что это он затевает? - проговорил Мизинчиков

Настя, испуганная и дрожащая, медленно подошла к Фоме и робко протянула ему свою ручку

Фома взял эту ручку и положил ее в руку дядя

- Соединяю и благословляю вас, - произнес он самым торжественным голосом, - и если благословение убитого горем страдальца может послужитьвам в пользу, то будьте счастливы. Вот как мстит Фома Опискин! Урра!

Всеобщее изумление было беспредельно. Развязка была так неожиданна,что на всех нашел какой-то столбняк. Генеральша как была, так и осталасьс разинутым ртом и с бутылкой малаги в руках. Перепелицына побледнела изатряслась от ярости. Приживалки всплеснули руками и окаменели на своихместах. Дядя задрожал и хотел что-то проговорить, но не мог. Настя побледнела, как мертвая, и робко проговорила, что "это нельзя"... - но ужебыло поздно. Бахчеев первый - надо отдать ему справедливость - подхватилура Фомы Фомича, за ним я, за мною, во весь свой звонкий голосок, Сашенька, тут же бросившаяся обнимать отца; потом Илюша, потом Ежевикин;после всех уж Мизинчиков

- Ура! - крикнул другой раз Фома, - урра! И на колени, дети моегосердца, на колени перед нежнейшею из матерей! Просите ее благословения,и, если надо, я сам преклоню перед нею колени, вместе с вами..

Дядя и Настя, еще не взглянув друг на друга, испуганные и, кажется,не понимавшие, что с ними делается, упали на колени перед генеральшей;все столпились около них; но старуха стояла как будто ошеломленная, совершенно не понимая, как ей поступить. Фома поEг и этому обстоятельству: он сам повергся перед своей покровительницей. Это разом уничтожило все ее недоумения. Заливаясь слезами, она проговорила наконец,что согласна. Дядя вскочил и стиснул Фому в объятиях

- Фома, Фома!.. - проговорил он, но голос его осекся, и он не могпродолжать

- Шампанского! - заревел Степан Алексеевич. - Урра!

- Нет-с, не шампанского-с, - подхватила Перепелицына, которая уже успела опомниться и сообразить все обстоятельства, а вместе с тем и последствия, - а свечку богу зажечь-с, образу помолиться, да образом и благословить-с, как всеми набожными людьми исполняется-с..

Тотчас же все бросились исполнять благоразумный совет; подняласьужасная суетня. Надо было засветить свечу. Степан Алексеевич подставилстул и полез приставлять свечу к образу, но тотчас же подломил стул итяжело соскочил на пол, удержавшись, впрочем, на ногах. Нисколько нерассердившись, он тут же с почтением уступил место Перепелицыной. Тоненькая Перепелицына мигом обделала дело: свеча зажглась. Монашенка иприживалки начали креститься и класть земные поклоны. Сняли образ Спасителя и поднесли генеральше. Дядя и Настя снова стали на колени, и церемония совершилась при набожных наставлениях Перепелицыной, поминутноприговаривавшей: "В ножки-то поклонитесь, к образу-то приложитесь, ручку-то у мамаши поцелуйте-с!" После жениха и невесты к образу почел себяобязанным приложиться и господин Бахчеев, причем тоже поцеловал у матушки-генеральши ручку. Он был в восторге неописанном

- Урра! - закричал он снова. - Вот теперь так уж выпьем шампанского!

Впрочем, и все были в восторге. Генеральша плакала, но теперь уж слезами радости: союз, благословленный Фомою, тотчас же сделался в глазахее и приличным и священным, - а главное, она чувствовала, что Фома Фомичотличился и что теперь уж останется с нею на веки веков. Все приживалки,по крайней мере с виду, разделяли всеобщий восторг. Дядя то становилсяперед матерью на колени и целовал ее руки, то бросался обнимать меня,Бахчеева, Мизинчикова и Ежевикина. Илюшу он чуть было не задушил в своихобъятиях. Саша бросилась обнимать и целовать Настеньку, ПрасковьяИльинична обливалась слезами. Господин Бахчеев, заметив это, подошел кней - к ручке. Старикашка Ежевикин расчувствовался и плакал в углу, обтирая глаза своим клетчатым, вчерашним платком. В другом углу хныкалГаврила и с благоговением смотрел на Фому Фомича, а Фалалей рыдал вовесь голос, подходил ко всем и тоже целовал у всех руки. Все были подавлены чувством. Никто еще не начинал говорить, никто не объяснялся; казалось, все уже было сказано; раздавались только радостные восклицания

Никто не понимал еще, как это все вдруг так скоро и просто устроилось

Знали только одно, что все это сделал Фома Фомич и что это факт насущныйи непреложный

Но еще и пяти минут не прошло после всеобщего счастья, как вдруг между нами явилась Татьяна Ивановна. Каким образом, каким чутьем могла онатак скоро, сидя у себя наверху, узнать про любовь и про свадьбу? Онавпорхнула с сияющим лицом, со слезами радости на глазах, в обольстительно изящном туалете (наверху она-таки успела переодеться) и прямо, сгромкими криками, бросилась обнимать Настеньку

- Настенька, Настенька! ты любила его, а я и не знала, - вскричалаона. - Боже! они любили друг друга, они страдали в тишине, втайне! ихпреследовали! Какой роман! Настя, голубчик мой, скажи мне всю правду:неужели ты в самом деле любишь этого безумца?

Вместо ответа Настя обняла ее и поцеловала

- Боже, какой очаровательный роман! - и Татьяна Ивановна захлопала отвосторга в ладоши. - Слушай, Настя, слушай, ангел мой: все эти мужчины,все до единого - неблагодарные, изверги и не стоят нашей любви. Но, мо






Возможно заинтересуют книги: