Школьная библиотека

потрогивая струны, проговорил речитативом, чуть-чуть постукивая сапогом:

Круглолица, белолица,

Распевает, как синица,

Милая моя;

Она в платьице атласном,

Гарнитуровом прекрасном,

Очень хороша

Эта песня, казалось, вывела из себя Булкина; он взмахнул руками и,обращаясь ко всем, закричал:

- Все-то, братцы, все-то он врет! Ни одного слова не скажет вправду,все врет!

- Старичку Александру Петровичу! - проговорил Варламов, с плутоватымсмехом заглядывая мне в глаза, и чуть не полез со мной целоваться. Он былпьяненек. Выражение "Старичку такому-то... ", то есть такому-то моепочтение, употребляется в простонародье по всей Сибири, хотя бы относилоськ человеку двадцати лет. Слово "старичок" означает что-то почетное,почтительное, даже льстивое

- Ну что, Варламов, как поживаете?

- Да по деньку на день. А уж кто празднику рад, тот спозаранку пьян;вы уж меня извините! - Варламов говорил несколько нараспев

- И все-то врет, все-то он опять врет! - закричал Булкин, в каком-тоотчаянии стуча рукою по нарам. Но тот как будто слово дал не обращать нанего ни малейшего внимания, и в этом было чрезвычайно много комизму, потомучто Булкин привязался к Варламову совершенно ни с того ни с сего еще ссамого утра именно за то, что Варламов "все врет", как ему отчего-топоказалось. Он бродил за ним, как тень, привязывался к каждому его слову,ломал свои руки, обколотил их чуть не в кровь об стены и об нары и страдал,видимо страдал от убеждения, что Варламов "все врет"! Если б у него быливолосы на голове, он бы, кажется, вырвал их от огорчения. Точно он взял насебя обязанность отвечать за поступки Варламова, точно на его совестилежали все недостатки Варламова. Но в том-то и штука, что тот даже и неглядел на него

- Все врет, все врет, все врет! Ни одно-то слово его ни к чему неподходит! - кричал Булкин

- Да тебе-то что! - отвечали со смехом арестанты

- Я вам, Александр Петрович, доложу, что был я очень красив из себя иочень меня любили девки... - начал вдруг ни с того ни с сего Варламов

- Врет! Опять врет! - прерывает с каким-то визгом Булкин

Арестанты хохочут

- А я-то перед ними куражусь: рубаха на мне красная, шароварыплисовые; лежу себе, как этакой граф Бутылкин, ну то есть пьян, как швед,одно слово - чего изволите!

- Врет! - решительно подтверждает Булкин

- А в те поры был у меня от батюшки дом двухэтажный каменный. Ну, вдва-то года я два этажа и спустил, остались у меня одни ворота без столбов

Что ж, деньги - голуби: прилетят и опять улетят!

- Врет! - еще решительнее подтверждает Булкин

- Так уж я вот опомнясь и послал моим родичам отсюда слезницу; авосьденьжонок пришлют. Потому, говорили, я против родителев моих шел

Неуважительный был! Вот уж седьмой год, как послал

- И нет ответу? - спросил я, засмеявшись

- Да нет, - отвечал он, вдруг засмеявшись сам и все ближе и ближеприближая свой нос к самому моему лицу. - А у меня, Александр Петрович,здесь полюбовница есть..

- У вас? Любовница?

- Онуфриев даве и говорит: "Моя пусть рябая, нехорошая, да зато у нейнесколько одежи; а твоя хорошая, да нищая, с мешком ходит"

- Да разве правда?

- А и вправду нищая! - отвечал он и залился неслышнC смехом; вказарме тоже захохотали. Действительно, все знали, что он связался скакой-то нищей и выдал ей в полгода всего десять копеек

- Ну, так что ж? - спросил я, желая от него наконец отвязаться

Он помолчал, умильно посмотрел на меня и нежно произнес:

- Так вот не соблаговолите ли мне по сей причине на косушку? Я ведь,Александр Петрович, все чай пил сегодня, - прибавил он в умилении, принимаяденьги, - и так я этого чаю нахлестался, что одышка взяла, а в брюхе как вбутылке болтается..

Меж тем как он принимал деньги, нравственное расстройство Булкина,казалось, дошло до последних пределов. Он жестикулировал, как отчаянный,чуть не плакал

- Люди божии! - кричал он, обращаясь ко всей казарме в исступлении, смотрите на него! Все врет! Что ни скажет, все-то, все-то, все-то врет!

- Да тебе-то что? - кричат ему арестанты, удивляясь на его ярость, несообразный ты человек!

- Не дам соврать! - кричит Булкин, сверкая глазами и стуча из всейсилы кулаком по нарам, - не хочу, чтоб он врал!

Все хохочут. Варламов берет деньги, откланивается мне и, кривляясь,спешит из казармы, разумеется к целовальнику. И тут, кажется, он в первыйраз замечает Булкина

- Ну, пойдем! - говорит он ему, останавливаясь на пороге, точно он ивпрямь был ему на что-то нужен. - Набалдашник! - прибавляет он спрезрением, пропуская огорченного Булкина вперед себя и вновь начинаятренькать на балалайке..

Но что описывать этот чад! Наконец кончается этот удушливый день

Арестанты тяжело засыпают на нарах. Во сне они говорят и бредят еще больше,чем в другие ночи. Кой-где еще сидят за майданами. Давно ожидаемый праздникпрошел. Завтра опять будни, опять на работу..

XI

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

На третий день праздника, вечером, состоялось представление в нашемтеатре. Предварительных хлопот по устройству, вероятно, было много, ноактеры взяли все на себя, так что все мы, остальные, и не знали: в какомположении дело? что именно делается? даже хорошенько не знали, что будетпредставляться. Актеры все эти три дня, выходя на работу, старались какможно более добыть костюмов. Баклушин, встречаясь со мной, толькоприщелкивал пальцами от удовольствия. Кажется, и на плац-майора нашелпорядочный стих. Впрочем, нам было совершенно неизвестно, знал ли он отеатре. Если знал, то позволил ли его формально или только решился молчать,махнув рукой на арестантскую затею и подтвердив, разумеется, чтоб все былопо возможности в порядке? Я думаю, он знал о театре, не мог не знать; новмешиваться не хотел, понимая, что может быть хуже, если он запретит:арестанты начнут шалить, пьянствовать, так что гораздо лучше, есличем-нибудь займутся. Я, впрочем, предполагаю в плац-майоре такоерассуждение единственно потому, что оно самое естественное, самое верное издравое. Даже так можно сказать: если б у арестантов не было на праздникахтеатра или какого-нибудь занятия в этом роде, то его следовало самомуначальству выдумать. Но так как наш плац-майор отличался совершеннообратным способом мышления, чем остальная часть человечества, то оченьнемудрено, что я беру большой грех на себя, предполагая, что он знал отеатре и позволил его. Такому человеку, как плац-майор, надо было вездекого-нибудь придавить, что-нибудь отнять, кого-нибудь лишить права - однимсловом, где-нибудь произвести распорядок. В этом отношении он был известенв целом городе. Какое ему дело, что именно от этих стеснений в острогемогли выйти шалости? На шалости есть наказания (рассуждают такие, как нашплац-майор), а с мошенниками-арестантами строгость и беспрерывное,