Школьная библиотека

Я случайно погляделся в зеркало. Взбудораженное лицо мое мнепоказалось до крайности отвратительным: бледное, злое, подлое, с лохматымиволосами. "Это пусть, этому я рад, - подумал я, - я именно рад, чтопокажусь ей отвратительным; мне это приятно..."

VI

... Где-то за перегородкой, как будто от какого-то сильного давления,как будто кто-то душил их, - захрипели часы. После неестественно долгогохрипенья последовал тоненький, гаденький и как-то неожиданно частый звон, точно кто-то вдруг вперед выскочил. Пробило два. Я очнулся, хоть и не спал,а только лежал в полузабытьи

В комнате узкой, тесной и низкой, загроможденной огромным платянымшкафом и забросанной картонками, тряпьем и всяческим одежным хламом, - былопочти совсем темно. Огарок, светивший на столе в конце комнаты, совсемпотухал, изредка чуть-чуть вспыхивая. Через несколько минут должна быланаступить совершенная тьма

Я приходил в себя недолго; все разом, без усилий, тотчас же мневспомнилось, как будто так и сторожило меня, чтоб опять накинуться. Да и всамом забытьи все-таки в памяти постоянно оставалась как будто какая-тоточка, никак не забывавшаяся, около которой тяжело ходили мои сонные грезы

Но странно было: все, что случилось со мной в этот день, показалось мнетеперь, по пробуждении, уже давным-давно прошедшим, как будто я ужедавно-давно выжил из всего этого

В голове был угар. Что-то как будто носилось надо мной и менязадевало, возбуждало и беспокоило. Тоска и желчь снова накипали и искалиисхода. Вдруг рядом со мной я увидел два открытые глаза, любопытно и упорноменя рассматривавшие. Взгляд был холодно-безучастный, угрюмый, точно совсемчужой; тяжело от него было

Угрюмая мысль зародилась в моем мозгу и прошла по всему телу каким-тоскверным ощущением, похожим на то, когда входишь в подполье, сырое изатхлое. Как-то неестественно было, что именно только теперь эти два глазавздумали меня начать рассматривать. Вспомнилось мне тоже, что в продолжениедвух часов я не сказал с этим существом ни одного слова и совершенно несчел этого нужным; даже это мне давеча почему-то нравилось. Теперь же мневдруг ярко представилась нелепая, отвратительная, как паук, идея разврата,который без любви, грубо и бесстыже, начинает прямо с того, чем настоящаялюбовь венчается. Мы долго смотрели так друг на друга, но глаз своих онаперед моими не опускала и взгляду своего не меняла, так что мне сталонаконец отчего-то жутко

- Как тебя зовут? - спросил я отрывисто, чтоб поскорей кончить

- Лизой, - ответила она почти шепотом, но как-то совсем неприветливо иотвела глаза

Я помолчал

- Сегодня погода... снег... гадко! - проговорил я почти про себя,тоскливо заложив руку за голову и смотря в потолок

Она не отвечала. Безобразно все это было

- Ты здешняя? - спросил я через минуту, почти в сердцах, слегкаповоротив к ней голову

- Нет

- Откуда?

- Из Риги, - проговорила она нехотя

- Немка?

- Русская

- Давно здесь?

- Где?

- В доме

- Две недели. - Она говорила все отрывистее и отрывистее. Свечкасовершенно потухла; я не мог уже различать ее лица

- Отец и мать есть?

- Да... нет... есть

- Где они?

- Там... в Риге

- Кто они?

- Так..

- Как так? Кто, какого звания?

- Мещане

- Ты все с ними жила?

- Да

- Сколько тебе лет?

- Двадцать

- Зачем же ты от них ушла?

- Так

Это так означало: отвяжись, тошно. Мы замолчали

Бог знает почему я не уходил. Мне самому становилось все тошнее итоскливее. Образы всего прошедшего дня как-то сами собой, без моей воли,беспорядочно стали проходить в моей памяти. Я вдруг вспомнил одну сцену,которую видел утром на улице, когда озабоченно трусил в должность

- Сегодня гроб выносили и чуть не уронили, - вдруг проговорил я вслух,совсем и не желая начинать разговора, а так, почти нечаянно

- Гроб?

- Да, на Сенной; выносили из подвала

- Из подвала?

- Не из подвала, а из подвального этажа... ну знаешь, внизу... издурного дома... Грязь такая была кругом... Скорлупа, сор... пахло... мерзкобыло

Молчание

- Скверно сегодня хоронить! - начал я опять, чтобы только не молчать

- Чем скверно?

- Снег, мокрять... (Я зевнул.)

- Все равно, - вдруг сказала она после некоторого молчания

- Нет, гадко... (Я опять зевнул.) Могильщики, верно, ругались, оттогочто снег мочил. А в могиле, верно, была вода

- Отчего в могиле вода? - спросила она с каким-то любопытством, новыговаривая еще грубее и отрывочнее, чем прежде. Меня вдруг что-то началоподзадоривать

- Как же, вода, на дне, вершков на шесть. Тут ни одной могилы, наВолковом, сухой не выроешь

- Отчего?