Книга "Бледное пламя". Страница 36
садовым столиком, и хрупкий мостик внезапно повис между бодрствующимбезразличием и спящей любовью. Но тут она шевельнулась, и он увидал, что этоуже не она, а бедная Флер де Файлер, собирающая бумаги, оставленные средичайной посуды. (Смотри примечание к строке 82.)
Когда во время нашей вечерней прогулки в мае или в июне 1959-го года яразвернул перед Шейдом весь этот чарующий материал, он, добродушно улыбаясь,оглядел меня и сказал: "Все это чудесно, Чарльз. Но возникают два вопроса
Откуда вы можете знать, что все эти интимные подробности относительно вашегожутковатого короля -- истинная правда? И если это правда, как можно печататьподобные личности о людях, которые, надо полагать, пока еще живы?"
-- Джон, дорогой мой, -- отвечал я учтиво и настоятельно, -- не нужнодумать о пустяках. Преображенные вашей поэзией, эти подробности станутправдой, и личности станут живыми. Поэт совершает над правдой обрядочищения, и она уже не способна причинять обиды и боль. Истинное искусствовыше ложной почтительности.
-- Конечно, конечно, -- сказал Шейд. -- Конечно, можно запрячь слова,словно ученых блох, и на них поедут другие блохи. А как же!
-- И сверх того, -- продолжал я, пока мы шли по дороге прямиком вогромный закат, -- как только будет готова ваша поэма, как только величиеЗемблы сольется с величием ваших стихов, я намереваюсь объявить вам конечнуюистину, чрезвычайный секрет, который вполне усмирит вашу совесть
Строка 468: прицелился
Едучи обратно в Женеву, Градус гадал, когда же ему доведется проделатьэто -- прицелиться. Стояла несносная послеполуденная жара. Озеро оброслосеребристой окалиной, тускло отражавшей грозовую тучу. Как многие опытныестеклодувы, Градус умел довольно точно определять температуру воды поособенностям ее блеска и подвижности, и теперь он заключил, что онасоставляет не менее 23¦. Едва вернувшись в отель, он заказал международныйразговор. Разговор получился тяжелым. Полагая, что это привлечет меньшевнимания, чем язык страны БЖЗ, злоумышленники переговаривались наанглийском, -- на ломаном английском, чтоб уж быть точным: одно время, ниодного артикля и два произношения, оба неверные. К тому же они следовалихитроумной системе (изобретенной в одной из главных стран БЖЗ), используядва различных набора кодовых слов, -- Управление, к примеру, вместо "король"говорило "бюро", а Градус говорил "письмо", от этого трудности общениязначительно возрастали. И наконец, каждая из сторон успела забыть смыслкое-каких кодовых фраз из словаря противной стороны, -- в итоге их путаная идорогостоящая беседа походила на помесь игры в шарады с барьерным бегом втемноте. Управление пришло к заключению, что письма короля, выдающие местоего пребывания, можно добыть, проникнув на виллу "Диза" и порывшись в бюрокоролевы, Градус же, ничего подобного не говоривший, но попросту пытавшийсяотчитаться о визите в Лэ, с досадой узнал, что ему надлежит не искать короляв Ницце, а дожидаться в Женеве партии консервированной лососятины. Одно он,во всяком случае, уяснил: впредь ему следует не звонить, а слать письма илителеграммы
Строка 469: негр
Однажды мы беседовали о предрассудках. Ранее в этот день, за завтракомв преподавательском клуо5, гость профессора Х., дряхлый отставной ученый изБостона, которого его хозяин с глубоким почтением аттестовал как "истинногопатриция, настоящего брамина голубых кровей" (дед брамина торговалподтяжками в Белфасте), самым естественным и добродушным образом отнесся опроисхождении одного не очень привлекательного нового сотрудника библиотекиколледжа: "представитель "избранного народа", насколько я понимаю" (и приэтом уютно фыркнул от удовольствия), на что доцент Миша Гордон, рыжиймузыкант, резко заметил, что "Бог, разумеется, волен выбирать себе какойугодно народ, но человек обязан выбирать приличные выражения".
Пока мы неторопливо возвращались, мой друг и я, в наши сопредельныезамки, осененные легким апрельским дождичком, о котором он в одном из своихлирических стихотворений сказал:
Эскиз Весны, небрежный, карандашный
Шейд говорил о том, что больше всего на свете он ненавидит пошлость ижестокость, и что эта парочка идеально сочетается в расовых предрассудках
Он сказал, что как литератор, он не может не предпочесть "еврея" -- "иудею"и "негра" -- "цветному", но тут же прибавил, что сама подобная манера наодном дыхании упоминать о двух розных предубеждениях -- это хороший примербеспечной или демагогической огульности (столь любезной левым), поскольку вней стираются различия между двумя историческими моделями ада: зверствомгонений и варварскими привычками рабства. С другой стороны [допустил он]слезы всех униженных человеческих существ в безнадежности всех временматематически равны друг дружке, и возможно [полагал он], не слишкомошибешься, усмотрев семейное сходство (обезьянью вздутость ноздрей,тошнотную блеклость глаз) между линчевателем в жасминовом поясе имистическим антисемитом, когда оба они предаются Возлюбленной страсти. Ясказал, что молодой негр-садовник (смотри примечание к строке 998),недавно нанятый мной, -- вскоре после изгнания незабвенного квартиранта(смотри "Предисловие"), -- неизменно употребляет слово "цветной". Какчеловек, торгующий словами, новыми и подержанными [заметил Шейд], он непереносит этого эпитета не только потому, что в художественном отношении онуводит в сторону, но и потому, что значение его слишком зависит от того, ктоего прилагает и к чему. Многие сведущие негры [признал он] считают егоединственно достойным употребления словом, эмоционально нейтральным иэтически безобидным, их авторитет обязывает всякого порядочного человека, непринадлежащего к неграм, следовать этому указанию, но поэты указаний нелюбят, впрочем, люди благовоспитанные обожают чему-нибудь следовать и нынеиспользуют "цветной" вместо "негр" так же, как "нагой" вместо "голый" и"испарина" вместо "пот", -- хотя конечно [допустил он], и поэту случаетсяприветить в "наготе" ямочку на мраморной ягодице или бисерную уместность в"испарине". Приходилось также слышать [продолжал он], как это словоиспользуется в виде шутливого эвфемизма в каком-нибудь черномазом анекдоте,где нечто смешное говорится или совершается "цветным джентльменом"(неожиданно побратавшимся с "еврейским джентльменом" викторианскихповестушек).
Я не вполне понял его "художественные" возражения против слова"цветной". Он объяснил это так: в самых первых научных трудах по птицам,бабочкам, цветам и так далее изображения раскрашивались от руки прилежнымиакварелистами. В дефектных или же недоношенных экземплярах некоторые изфигурок оставались пустыми. Выражения "белый" и "цветной человек",оказавшиеся в непосредственном соседстве, всегда напоминали моему поэту -- итак властно, что он забывал принятые значения этих слов, те окаемы, что такхотелось ему заполнить законными цветами -- зеленью и пурпуром экзотическогорастения, сплошной синевой оперения, гераниевой перевязью фестончатогокрыла. "И к тому же [сказал он], мы, белые, вовсе не белые, -- при рождениимы сиреневые, потом приобретаем цвета чайной розы, а позже -- множество иныхотталкивающих оттенков"
Строка 475: Папаша-Время
Читателю следует обратить внимание на изящную перекличку со строкой313
Строка 490: Экс
"Экс" означает, по-видимому, Экстон, -- фабричный городок на южномберегу озера Омега. В нем находится довольно известный музей естественнойистории, во многих витринах которого выставлены чучела птиц, пойманных инабитых Сэмюелем Шейдом
Строки 492-493: сама она сквиталась с ненужной жизнью
Нижеследующие замечания не являются апологией самоубийства -- это всеголишь простое и трезвое описание духовной ситуации.
Чем чище и ошеломительней вера человека в Провидение, тем сильнее длянего соблазн покончить разом со всей повесткой бытия, но тем сильнее и страхперед ужасным грехом самоуничтожения. Рассмотрим прежде соблазн. Как сбольшей полнотой обсуждается в другом месте настоящего комментария (смотрипримечания к строке 549), серьезная концепция любой из форм загробнойжизни неизбежно и необходимо предполагает некую степень веры в Провидение; иобратно, глубокая христианская вера предполагает уверенность в некоторойразновидности духовного выживания. Представления о таком выживании необязательно должны быть рационалистическими, т.е. они не должны давать намточных характеристик личных фантазий или общей атмосферы субтропическоговосточного сада. В сущности, доброго земблянского христианина тому и учат,что истинная вера существует вовсе не для того, чтобы снабжать его картами икартинками, но что она должна мирно довольствоваться томным туманомприятного предвкушения. Возьмем пример из жизни: семья малыша Кристоферадолжна вот-вот переселиться в удаленную колонию, где его папа получилпожизненную должность. Маленький Кристофер, хрупкий мальчик летдевяти-десяти, вполне полагается (фактически полагается в такой полноте, чтопоследняя затемняет само осознание полагательства) на то, что старшиепозаботятся обо всех мелочах отбытия, бытия и прибытия к месту. Он не можетвообразить, как ни старается, конкретных особенностей ожидающих его новыхмест, но он смутно и уютно уверен, что места эти будут даже лучше теперешнейих усадьбы, где есть и высокий дуб, и гора, и его пони, и парк, и конюшни, иГримм, старый грум, который на свой манер ласкает его, когда никого нетпоблизости.
Чем-то от простоты такой веры должны обладать и мы. При наличии этойбожественной дымки полной зависимости, проникающей все существо человека, недиво, что он впадает в соблазн, не диво, что он, мечтательно улыбаясь,взвешивает на ладони компактную пушечку в замшевой кобуре размером не более
