Школьная библиотека

-- или вы принадлежите к Ордену Холостяков, -- так сказать, к валетам виней?

(О, многосмысленный Пнин!)

Его собеседник сказал, что он не женат. Он будет рад прийти. А покакому адресу?

-- Тодд-родд, девятьсот девяносто девять, очень просто! В самом концедороги (rodd), там, где она встречается с Клиф-авню. Маленький кирпичныйдомик и большой черный утес (cleef)

6

Втот вечер Пнин с трудом дотерпел до начала кулинарных занятий. Онприступил к ним сразу после пяти и прервался лишь для того, чтобы облачитьсяк приему гостей в сибаритскую домашнюю куртку - из синего шелка, с кистями иатласными отворотами, - выигранную им на эмигрантском благотворительномбазаре в Париже лет двадцать назад, -- как время-то летит! К ней он выбралстарые брюки от смокинга -- столь же европейского происхождения. Разглядываясебя в треснувшем зеркале аптечного шкапчика, он надел тяжелые черепаховыеочки для чтения, из-под хомутика которых ладно выпирал его русский носкартошкой. Он осклабил искусственные зубы. Он обозрел щеки и подбородок,дабы убедиться, сохранило ли силу утреннее бритье. Сохранило. Большим иуказательным пальцами он изловил торчавший из носа длинный волосок, выдернулего со второго рывка и смачно чихнул, завершив взрыв довольным "ах!".

В половине восьмого явилась, чтобы помочь в последних приготовлениях,Бетти. Бетти теперь преподавала историю и английский язык в средней школеИзолы. Она не изменилась с тех дней, как была полногрудою аспиранткой

Близорукие, серые, в розовых ободках глаза таращились на вас с той женеподдельной симпатией. Те же густые волосы гретхеновским кольцом лежаливокруг головы. Тот же шрам виднелся на мягком горле. Однако на пухлой рукепоявилось обручальное колечко с брильянтиком, и она с застенчивой гордостьюпоказала его Пнину, ощутившему укол смутной печали. Он подумал, что быловремя, когда он мог бы приударить за ней, -- да, собственно, и приударил бы,не будь она наделена разумом горничной, который также не претерпелизменений. Она по-прежнему могла рассказывать предлинную историю, имеющуюосновой "она говорит -- а я говорю -- а она говорит". Ничто в целом свете немогло разуверить ее в мудрости и остроумии любимого дамского журнала. Онасохранила привычку, свойственную, как свидетельствовал ограниченный опытПнина, еще двум-трем молодым провинциалкам, -- застенчиво хлопать вас порукаву (скорее из благодарности, чем в отместку) при любом замечании,напоминающем о каком-либо ее незначительном промахе: "Бетти, вы забыливернуть книгу" или "Бетти, по-моему, вы говорили, что никогда не пойдетезамуж", -- и перед тем, как ответить, она протестующе тянулась к вашемузапястью, отнимая руку перед самым касанием.

-- Он биохимик и теперь в Питтсбурге, -- рассказывала Бетти, помогаяПнину укладывать намазанные маслом ломти французской булки вокруг горшочкасо свежей, лоснящейся серой икрой и прополаскивать три огромные виноградныегрозди. Имелись также: большое блюдо холодной вырезки, настоящий немецкийpumpernickel1 и тарелка весьма особенного винегрета (где креветки якшались спикулями и горошком), и сосисочки в томатном соусе, и горячие пирожки (сгрибами, с мясом, с капустой), и орехи четырех видов и разные занятныевосточнBе сладости. Напитки представляли: бутылка виски (вклад Бетти),рябиновка, коктейль из коньяка с гренадином и, разумеется, Пнин-пунш -забористая смесь охлажденного Шато-икем, грейпфрутового сока и мараскина,которую важный хозяин дома уже принялся перемешивать в большой чашесверкающего аквамаринового стекла с узором из завитых восходящих линий илистьев лилии.

-- Ой, какая чудная вещь! -- воскликнула Бетти.

Пнин оглядел чашу с радостным изумлением, как бы увидев ее впервые. Этоподарок от Виктора, сказал он. Да, как он, как ему нравится в этой школе?Так себе нравится. Начало лета он провел с матерью в Калифорнии, потом двамесяца проработал в гостинице в Йосемите. Где? В отеле в Калифорнийскихгорах. Ну, а после вернулся в школу и вдруг прислал вот это.

По какому-то ласковому совпадению чаша появилась в тот самый день,когда Пнин сосчитал кресла и замыслил сегодняшнее торжество. Она пришлаупакованной в ящик, помещенный в другой ящик, помещенный внутрь третьего, иобернутой в массу бумаги и целлофана, разлетевшегося по кухне, каккарнавальная буря. Чаша, возникшая из нее, была из тех подарков, которыепоначалу порождают в сознании получателя красочный образ, -- геральдическийсилуэт, с такой символической силой отражающий чарующую природу дарителя,что реальные свойства самого подарка как бы растворяются в чистом внутреннемсвете, но внезапно и навсегда обретают сияющую существенность, едва ихпохвалит человек посторонний, которому истинное великолепие вещи неведомо

7

Музыкальный звон пронизал маленький дом, явились Клементсы с бутылкойфранцузского шампанского и букетом георгин.

Джоан -- темно-синие глаза, длинные ресницы, короткая стрижка -- наделастарое черное шелковое платье, более элегантное, чем все, до чего смогли быдодуматься иные преподавательские жены; приятно было смотреть, как добрый,старый и лысый Тим Пнин слегка наклоняется, чтобы коснуться губами легкойкисти Джоан, которую только одна она из всех вайнделлских дам умела поднятьна высоту, потребную русскому джентльмену для поцелуя. Еще потолстевшийпротив прежнего Лоренс в приятном костюме из серой фланели опустился влегкое кресло и немедля сцапал первую попавшуюся книгу, ею оказалсякарманный англо-русский и русско-английский словарь. Держа очки в руке,Лоренс завел глаза и попытался извлечь из памяти нечто, что ему всегдахотелось проверить, но чего он никак не мог припомнить теперь, и эта позаподчеркивала поразительное, отчасти en jeune2, сходство между ним и вышедшимиз-под кисти Яна ван-Эйка каноником ван-дер-Пале с его ореолом встрепанногопуха и квадратной челюстью, захваченным приступом рассеянной мечтательностив присутствии озадаченной Мадонны, к которой статист, переодетый СвятымГеоргием, пытается привлечь внимание доброго каноника. Тут было все -узловатый висок, печальный затуманенный взор, складки и рытвины мясистоголица, тонкие губы и даже бородавка на левой щеке.

Едва Клементсы уселись, как Бетти ввела человека, интересующегосябулочками в форме птиц. Пнин уж было произнес "профессор Вин", как Джоан, -возможно, не очень кстати -- прервала попытку их познакомить, воскликнув:"О-о, Томаса мы знаем! Кто же не знает Тома?". Тим Пнин отретировался накухню, а Бетти пустила по кругу болгарские сигареты.

-- А я-то думал, Томас, -- заметил Клементс, перекрещивая толстые ноги,-- что вы уже в Гаване, интервьюируете лезущих по пальмам рыбаков.

-- Что ж, я и отправлюсь туда после зимней сессии, -- сказал профессорТомас. -- Конечно, большая часть полевых исследований уже проведена другими.

-- Все-таки приятно было получить эту субсидию, а?

-- Работая в нашей области, -- с полным самообладанием ответил Томас,-- приходится предпринимать множество нелегких поездок. Собственно говоря, ямогу махнуть и на Наветренные острова. Если, -- прибавил он с гулким смехом,-- сенатор Мак-Карти не отменит заграничных поездок.

-- Он получил субсидию в десять тысяч долларов, -- сказала Джоан Бетти,и та проделала физиогномический реверанс, состроив особенную гримаску,состоящую из медленного полукивка с одновременным выпячиванием подбородка инижней губы и автоматически выражающую уважительное, поздравительное иотчасти завистливое осознание Бетти такого замечательного события, каковыобед с начальником, помещение в "Who's Who" или знакомство с герцогиней.

Тейеры, приехавшие в новом фургончике, преподнесли хозяину изящнуюкоробку конфет, а Гаген, пришедший пешком, торжественно держал на отлетебутылку водки.

-- Добрый вечер, добрый вечер, добрый вечер, -- сердечно сказал Гаген.

-- Доктор Гаген, -- сказал Томас, пожимая ему руку, -- надеюсь, Сенаторне видел, как вы разгуливаете с этой штукой.

Добрый доктор заметно постарел за последний год, но оставался таким жекрепким и квадратным, как и всегда, -- накладные плечи, квадратныйподбородок, квадратные ноздри, львиное надпереносье и прямоугольная щеткаседых волос, чем-то похожая на фигурно постриженный куст. На нем был черныйкостюм при нейлоновой белой сорочке и черном же галстуке, по которому летелакрасная молния. Миссис Гаген не позволила прийти ужасная мигрень,разыгравшаяся, увы, в самый последний миг.

Пнин внес коктейли: "Орнитолог сказал бы не 'петушьи', а 'фламинговыехвосты'", -- лукаво сострил он.

-- Спасибо! -- пропела, снимая с подноса бокал и поднимая тонкие брови,миссис Тейер -- на той веселой ноте благовоспитанного вопрошания, которая позамыслу сочетает в себе удивление с самоумалением и приятностью

Привлекательная, манерная, румяная дама лет сорока или около, с жемчужнымиискусственными зубами и позлащенными волнистыми локонами, она былапровинциальной кузиной умной, непринужденной Джоан Клементс, объехавшейцелый свет, побывавшей даже в Турции и в Египте и вышедшей за наиболееоригинального и наименее любимого в вайнделлском кампусе ученого. Тутследует также помянуть добрым словом и мужа Маргарет Тейер, -- его звалиРой, -- скорбного и молчаливого сотрудника Английского отделения, бывшего,если не считать его развеселого заведующего, Джека Кокерелла, гнездилищемипохондриков. Внешне Рой представлял фигуру вполне заурядную. Нарисуйте паруношенных коричневых мокасин, две бежевые заплатки на локтях, черную трубку,глаза под густыми бровями, а под глазами мешочки, и все остальное заполнитьбудет нетрудно. Где-то посередке висело невнятное заболевание печени, а назаднем плане помещалась поэзия восемнадцатого столетия, частное полеисследований Роя, -- выбитый выгон с тощим ручьем и кучкой изрезанных