Школьная библиотека

ему придется покинуть Вайнделл за два-три дня до публичной лекции, которуюмне предстояло прочесть во вторник пятнадцатого февраля. Места своегоназначения он не назвал.

"Грейхаунд", который привез меня в Вайнделл в понедельникчетырнадцатого, пришел туда уже затемно. Меня встретили Кокереллы ипригласили на поздний ужин к себе домой, и получилось, что я заночевал у них-- вместо того, чтобы отоспаться в отеле, каково было первоначальное моенамерение. Гвен Кокерелл оказалась очень хорошенькой женщиной сильно затридцать, с профилем котенка и с грациозными членами. Ее муж, с которым яоднажды уже встречался в Нью-Хейвене и которого запомнил как довольновялого, луноликого, невыразительного и белесого англичанина, приобрел с техпор безошибочное сходство с человеком, которого он передразнивал почти ужедесять лет. Я устал и не был особенно склонен развлекаться застольнымспектаклем, однако должен признать, что Джек Кокерелл изображал Пнина всовершенстве. Его хватило чуть не на два часа, он показал мне все -- Пнинана лекции, Пнина за едой, Пнина, строящего глазки студентке, Пнина,излагающего эпопею с электрическим вентилятором, который он неосмотрительноводрузил на стеклянную полку над ванной, в которую тот едва не слетел,потрясенный собственными вибрациями; Пнина, пытающегося убедить профессораУинна, орнитолога, едва с ним знакомого, что они -- старые друзья, Том иТим, и Уинна, приходящего к заключению, что он имеет дело с кем-то,изображающим профессора Пнина. Все это строилось, разумеется, нажестикуляции и диком английском Пнина, впрочем, Кокерелл ухитрялсяпередавать и такие тонкости, как различие между молчанием Пнина и молчаниемТейера, когда они сидят, погрузившись в раздумья, в соседних креслахпреподавательского клуба. Мы получили Пнина в книгохранилище и Пнина наозере в кампусе. Мы услышали, как Пнин порицает различные комнаты, которыеон поочередно снимал. Мы выслушали рассказ Пнина о том, как он учился водитьмашину, а также о его действиях при первом проколе шины -- на пути с"птицефермы какого-то Тайного Советника Царя", где, как полагал Кокерелл,Пнин проводил летние отпуска. Мы добрались, наконец, до сделанного Пнинымзаявления о том, что его "выстрелили" (shot), под чем, согласно имитатору,бедняга разумел "выставили" (fired), -- я сомневаюсь, чтобы мой бедный другмог впасть в такую ошибку. Блестящий Кокерелл поведал нам также о страннойраспре между Пниным и его соплеменником Комаровым -- посредственнымстенописцем, продолжавшим добавлять фресковые портреты преподавателейколледжа к тем, что уже были когда-то написаны на стенах университетскойстоловой великим Лангом. Хотя Комаров принадлежал к иному, нежели Пнин,политическому течению, художник-патриот усмотрел в удалении Пнинаантирусский выпад и принялся соскребать хмурого Наполеона, стоявшего междумолодым, полнотелым (ныне костлявым) Блоренджем и молодым, усатым (нынебритым) Гагеном, намереваясь вписать туда Пнина; была показана и сцена вовремя ленча между Пниным и ректором Пуром: разгневанный, пузырящийся Пнин,утративший всякий контроль над тем английским, каким он владел, тыкалтрясущимся пальцем в зачаточный очерк призрачного мужи0 на стене и вопил,что будет судиться с колледжем, если его лицо появится над этойкосовороткой; здесь была и его аудитория -- непроницаемый Пур, объятый тьмойсвоей слепоты, ожидающий, когда Пнин иссякнет, чтобы громко спросить: "Аэтот иностранный господин тоже у нас работает?". О, имитация была бесподобносмешной, и хоть Гвен Кокерелл, надо полагать, слышала программу множествораз, она хохотала так громко, что старый пес Собакевич, коричневый кокер сзалитым слезами лицом, принялся ерзать и принюхиваться ко мне

Представление, повторяю, было блестящим, но чрезмерно затянутым. К полуночивеселье выдохлось; улыбка, которую я держал на плаву, приобретала,чувствовал я, признаки губной спазмы. В конце концов, все выродилось в такуюскуку, что я уже начал гадать, не стало ль для Кокерелла его занятие Пниным-- в силу некоего поэтического возмездия -- своего рода роковымпомешательством, замещающим исходное посмешище собственной жертвой.

Мы выпили порядочное количество виски, и где-то после полуночи Кокереллпринял одно из тех внезапных решений, которые -- в определенном градусеопьянения -- кажутся столь осмысленными и смешными. Он объявил о своейуверенности в том, что старая лиса Пнин никуда вчера не уехал, а забилсяпоглубже в нору. Так отчего бы не позвонить и не проверить? Он и позвонил, ихоть ответа на вереницу настойчивых нот, изображающих действительный звон ввоображаемой далекой прихожей, не последовало, представлялось разумным, чтоэтот совершенно нормальный телефон, уж верно, отключили бы, если бы Пнин ивправду освободил дом. Я по-дурацки рвался сказать что-то дружеское моемудоброму Тимофей Палычу, так что, спустя несколько времени, тоже попробовалдозвониться. Внезапно раздался щелчок, открылась звуковая перспектива,отзвук тяжелого дыхания, и неумело искаженный голос сказал: "He is not athome, he has gone, he has quite gone" ("Его нет дома, он ушел, он совсемушел"), -- и трубку повесили; однако, это не спасло моего старого друга, ибои лучший его подражатель не смог бы столь подчеркнуто срифмовать "at" снемецким "hat", "home" с французским "homme" и "gone" с началом "Гонерильи"

Кокерелл предложил подъехать к дому 999 по Тодд-роуд и спеть окопавшемусятам Пнину серенаду, но тут уж вмешалась миссис Кокерелл, и после вечера,почему-то оставившего в моей душе подобие дрянного привкуса во рту, мыотправились спать

7

Япровел дурную ночь в прелестной, проветренной, приятно обставленнойспальне, где ни окно, ни дверь толком не закрывались, а полное собраниесочинений о Шерлоке Хольмсе, которое годами гоняется за мной, подпиралолампу у изголовья, до того слабую и изнуренную, что даже гранки, взятые мнойдля просмотра, не смогли подсластить бессонницу. Громыхание грузовиковсотрясало дом каждые две минуты; я задремывал и подскакивал, задыхаясь, икакой-то свет, проникавший с улицы сквозь пародийную штору, добирался дозеркала и ослеплял меня мыслью, что я стою перед расстрельной командой.

Я устроен таким образом, что, прежде чем я смогу противостоятьневзгодам дня, мне совершенно необходимо проглотить сок трех апельсинов

Поэтому в половине восьмого я наскоро принял душ и через пять минут вышел издома в обществе длинноухого и подавленного Собакевича.

Воздух был резким, небо -- ясным и оттертым до блеска. Далеко на югвидна была пустая дорога, взбегающая между снежных заплат на сизый холм

Высокий безлистый тополь, бурый, словно метла, поднимался от меня по правуюруку, долгая утренняя его тень тянулась на противную сторону улицы и падалатам на зубчатый кремовый дом, который, по уверениям Кокерелла, мойпредшественник, увидев входящих туда людей в фесках, счел за турецкоеконсульство. Я свернул налево, на север, и прошел пару кварталов вниз похолму -- к ресторану, примеченному мною накануне; однако заведение еще неоткрылось, и я повернул назад. Едва я сделал пару шагов, как груженный пивомбольшой грузовик, загрохотал вверх по улице; сразу за ним тянулсябледно-синий "Седан", из которого выглядывала белая собачья головенка;следом катил второй грузовик, точь в точь такой, как первый. Смиренный"Седан" был забит узлами и сумками; и Пнин сидел за рулем. Я испустилприветственный рев, но он не заметил меня, и я надеялся только, что сумеювзбежать по холму достаточно быстро и настигну его, когда в квартале отсюдакрасный свет преградит ему путь.

Я успел обежать задний грузовик и еще раз увидеть напряженный профильмоего старого друга, одетого в шапку с ушами и теплый с меховым воротомплащ; но в следующий миг свет позеленел, белая собачонка, высунувшись,облаяла Собакевича, и все устремилось вперед -- первый грузовик, Пнин,второй грузовик. Оттуда, где я стоял, я следил, как они уменьшаются в рамкедороги, между мавританским домом и итальянским тополем. Крошка-"Седан"храбро обогнул передний грузовик и, наконец-то свободный, рванул по сияющейдороге, сужавшейся в едва различимую золотистую нить в мягком тумане, гдехолм за холмом творят прекрасную даль, и где просто трудно сказать, какоечудо еще может случиться.

Кокерелл, в коричневом халате и сандалиях, впустил кокера и повел меняв кухню, к английскому завтраку из унылых почек и рыбы.

-- А теперь, -- сказал он, -- я расскажу вам о том, как Пнин, взойдя вКремоне на сцену Дамского клуба, обнаружил, что привез не ту лекцию

Примечания

1 Пристяжной воротничок (фр.)

1 Рассеянный профессор (нем.)

1 "дальнейшее -- молчанье", "никогда больше", "конец недели, выходныедни", "кто есть кто" (англ.)

2 "есть", "улица", самопишущее перо", "гангстер", "Чарльстон","маргинальное употребление" (англ.)

3 "пустое мечтание", "ладно!" (англ.)

4 "Короче говоря" (англ.)

1 Квитанция (англ.)

1 "Новый словарь Уэбстера для учащихся" (англ.)

1 С шумом взлетать (англ.)