Школьная библиотека

Александер невежливо избегал егозливых глаз старика Азуреуса, который, каквидно, искал помощи именно с этой, неожиданной стороны.

-- Подробности ритуала, -- продолжил Круг, но его прервало звяканьекоровьего колокольчика, швейцарской безделицы, найденной на бюро отчаяннойрукой старика.

-- Все это совершенно неуместно, -- выкрикнул президент. Дорогойколлега, я просто вынужден призвать вас к порядку. Мы уклонились отглавной---

-- Но помилуйте, -- сказал Круг, -- я ведь не сказал ничего ужасного,не так ли? Я и на миг не предположил, что теперешняя физиономия Жабыпо-прежнему хранит, спустя двадцать пять лет, бессмертный отпечаток моеговеса. В те дни я был хоть и потоньше, чем нынче---

Президент съехал со стула и прямо-таки побежал в сторону Круга.

-- Я вспомнил, -- произнес он прерывистым голосом, -- кое-что, о чемжелал побеседовать с вами -- весьма важное -- sub rosa -- не будете ли выдобры на минуту пройти со мной в соседнюю комнату?

-- Ладно, -- сказал Круг, тяжело поднимаясь из кресла.

Соседней комнатой оказался кабинет президента. Высокие часы стояли внем на четверти седьмого. Круг быстро подсчитал, и тьма изнутри впилась вего сердце. Для чего я здесь? Уйти домой? Остаться?

-- ...Мой дорогой друг, вы хорошо знаете, как я ценю вас. Но вы -мечтатель, мыслитель. Вы не осознаете обстоятельств. Вы произноситеневозможные, недопустимые вещи. Что бы мы ни думали о... об этой особе, намследует держать эти мысли при себе. Мы в смертельной опасности. А выподвергаете риску -- все...

Д-р Александер, чьи воспитанность, стремление быть полезным и savoirevivre были и впрямь безграничны, втиснулся с пепельницей и поместил ее улоктя Круга.

-- В таком случае, -- сказал Круг, игнорируя излишний предмет, -вынужден с сожаленьем отметить, что упомянутый вами факт -- это всего лишьнемощная тень такового, сиречь -- позднейший домысел. Вам следовало, знаетели, предупредить меня, что по причинам, уразуметь которые я по-прежнему не всостоянии, вы намеревались просить меня посетить---

-- Да, посетить Правителя, -- торопливо вставил Азуреус. -- И я уверен,что когда вы проникнитесь содержанием манифеста, чтение которого пришлосьстоль неожиданно отложить---

Ударили часы. Ибо д-р Александер, аккуратист и умелец, не совладав сприпадком трудолюбия, уже стоял на стуле и теребил висюльки и лапалбеззащитный лик циферблата. Розоватой пастелью отражались в отвореннойстеклянной дверце часов его ухо и энергический профиль.

-- Я предпочел бы уйти домой, -- сказал Круг.

-- Умоляю, останьтесь. Мы сейчас скоренько прочтем и подпишем этотдействительно исторический документ. И вы должны согласиться, вы должныстать посланцем, стать голубем---

-- Да уймите же вы часы, -- сказал Круг. -- Вы не могли бы сделать так,чтобы они не били, приятель? По-моему, вы путаете фиговый лист с оливковойветвью, -- продолжал он, снова поворачиваясь к президенту. -- Тут, впрочем,ни то, ни другое, потому что я за всю свою жизнь---

-- Я только прошу вас все обдумать, избегая поспешных решений. Все этишкольные воспоминания приятны per se -- пустяковые ссоры, безобидныепрозвища, -- но сейчас нам следует быть серьезными. Пойдемте, вернемся кнашим коллегам и к нашему долгу.

Д-р Азуреус, ораторск9 пыл коего, по-видимому, иссяк, краткопроинформировал аудиторию, что декларация, которую всем предстоит прочесть изатем подписать, отпечатана в таком количестве экземпляров, сколькосуществует потенциальных подписчиков. Ему, сообщил он, дали понять, что этопридаст каждому экземпляру личный оттенок. Какова была настоящая цель такогопредуготовления, он объяснять не стал, да, хочется верить, и не знал, ноКруг подумал, что узналт во внешнем идиотизме процедуры жутковатую повадкуЖабы. Добрые доктора, Азуреус и Александер, распределили листки спроворством, какое являют фокусник со своим ассистентом, раздавая публикедля проверки предметы, которые не стоит разглядывать слишком уж пристально.

-- Возьмите и вы, -- сказал доктор постарше доктору помоложе.

-- Нет, что вы, -- воскликнул д-р Александер, и всякий мог видеть, какозарилось румяным смущением его симпатичное лицо. -- Как можно! Я не посмею

Моей смиренной подписи не должно мешаться в эту августейшую ассамблею. Я -никто.

-- Вот этот -- ваш, -- в порыве непонятного раздражения сказал д-рАзуреус.

Зоолог не потрудился прочесть свою копию, подмахнул ее заемным пером,вернул перо через плечо и вновь погрузился в единственную найденную им досей поры книгу, в которой было, на что посмотреть, -- в старый Бедекер свидами Египта и силуэтами кораблей пустыни. В целом, довольно скудное полеотлова -- разве что прямокрылые.

Д-р Александер присел за красного дерева столик, расстегнул пиджак,выправил манжеты, придвинул поближе стул, проверил, как пианист, своерасположение; далее он извлек из кармана жилетки дивной красоты сверкающийинструмент из хрусталя и золота; взглянул на его очин; испытал его на клочкебумаги и, затаив дыхание, медленно стал разворачивать конволюции своейфамилии. Завершив орнаментирование сложного ее окончания, он приподнял перои обозрел пленительный результат. На беду, именно в этот момент его золотаяволшебная палочка, (может быть, от обиды на множество потрясений, которым еев этот вечер подвергли разнообразные усилия господина) сронила на бесценныйтипоскрипт большую черную слезу.

Покраснев теперь уже неподдельно, с взбухшим клювиком вены на лбу, д-рАлександер поспешил приложить пиявку. Когда уголок промокашки выпил лужу додна, однако дна не коснувшись, неудачливый доктор осторожно приложился ктому, что осталось. Со своего расположенного невдалеке наблюдательного постаАдам Круг видел эти бледно-синие останки: след фантастической ноги, очерклужи, похожий на лунку от заступа.

Глиман дважды перечел документ, дважды нахмурился, вспомнил субсидию ивитражное окно на фронтисписе, и выбранный им особенный шрифт, и сноску на306-й странице, которой предстояло взорвать соперничающую теорию касательноточного возраста разрушенной стены, и поставил свою грациозную, но страннонеразборчивую подпись.

Блре, бесцеремонно разбуженный от сладкой дремоты в кресле за ширмами,прочитал, высморкался, проклял день, в который сменил гражданство, потомсказал себе, что, в конце концов, не его это дело -- сражаться сэкзотический политикой, сложил платок и, увидав, что другие подписывают, -подписал.

Экономика и История коротко посовещались, причем на лице последнейпоявилась скептическая, но несколько вымученная улыбка. Они в унисонприложили руки и только тогда с отчаяньем обнаружили, что, обмениваясьмнениями, каким-то образом ухитрились обменяться и копиями, ибо на каждой влевом верхнем углу были оттиснуты имя и адрес потенциального подписанта.

Прочие вздыхали и подписывали или не вздыхали и подписывали, илиподписывали, а уж после вздыхали, или не делали ни того, ни другого, нозатем, подумав как следует, все же подписывали. Адам Круг тоже, он тоже, онтоже расчехлил свое заржавелое, вихлявое вечное перо. В смежном кабинетезазвонил телефон.

Д-р Азуреус, лично вручивший ему документ, околачивался вблизи, покаКруг лениво надевал очки и читал, откинув голову так, что она легла наантимакассар, и довольно высоко держа листки немного дрожавшими толстымипальцами. Они дрожали пуще обычного, потому что было уже заполночь, и усталон несказанно. Когда Круг, приблизясь к концу манифеста (три с половинойсшитых страницы), полез за пером в нагрудный карман, д-р Азуреус слонятьсявокруг перестал и почувствовал, как его старое сердце споткнулось, словно быподнимаясь по лестнице (метафорически) с оплывшей свечой. Сладостное,плотное облако облегчения вздыбило пламя свечи, когда старик Азуреус узрел,как Круг расправил последнюю страницу на плоском деревянном подлокотникекретонового кресла и открутил надульник самопишущей ручки, обратив его вкапсюль.

Быстрым, сальтообразным, изящно точным ударом, совершенно не вяжущимсяс его дородным сложением, Круг влепил в четвертую строку запятую. После чего(чмок) зачехлил и защелкнул (чмок) перо и отдал документ помраченномупрезиденту.

-- Подпишите его, -- сказал президент смешным механическим голосом.

-- За исключением юридических документов, -- ответил Круг, -- да и тоеще не всяких, я никогда не подписывал и впредь не стану подписывать ничего,не мною написанного.

Старик Азуреус озирался, медленно воздымая длани. Как-то такполучилось, что никто не смотрел в его сторону, не считая Хедрона,математика, сухопарого человека с так называемыми "британскими усами" и струбкой в руке. Д-р Александер выслушивал в смежной комнате телефон. Кошкадремала в душной спальне дочери президента, которой снилось, что она никакне отыщет баночку с яблочным джемом, бывшую, как она сознавала, кораблем,виденным ею однажды в Бервоке, и матрос наклонялся и сплевывал за борт,следя, как плевок падает, падает, падает в яблочный джем душераздирающегоморя, ибо сон ее переливался золотисто-желтым, потому что она не погасилалампы, полагая бодрствовать, пока не уйдут отцовские гости.

-- Более того, -- говорил Круг, -- метафоры все до единой ублюдочны, апредложение насчет готовности внести в учебный план любые предметы, какиеокажутся необходимыми для споспешествования политическому согласию,грамматически настолько убого, что даже моя запятая его не спасет. А теперья хочу домой.

-- Prakhtata meta! -- прокричал несчастный д-р Азуреус совершеннопримолкшему собранию. -- Prakhta tuen vadust, mohen kern! Profsar Krugmalarma ne donje... Prakhtata!

Д-р Александер, отдаленно напоминающий выцветшего матроса, вновьпоявился и засигналил, и окликнул президента, и тот, продолжая сжимать в