Школьная библиотека

suis souffrant, je suis en détresse. Я признаюсь, что готовил coup d'etat,если они станут меня пытать.

Лакей, которого звали или когда-то звали Иваном, лязгая зубами иполузакрыв глаза, помог своему несчастному господину надеть пиджак.

-- Теперь я могу войти? -- спросила девица Бахофен с некотороймузыкальной застенчивостью. И неторопливо вступила, покачивая бедрами.

-- Пошире откройте глаза, господин Эмбер, -- воскликнул Густав. -- Яхочу, чтобы вы полюбовались дамой, согласившейся украсить ваш дом.

-- Ты неисправим, -- промурлыкала девица Бахофен с кривоватой улыбкой.

-- Присядь, дорогая. На кроватку. Присядьте, господин Эмбер. Присядьте,профессор. Минута молчания. Поэзия с философией должны поразмыслить, в товремя как сила и красота... а недурно отапливают вашу квартирку, господинЭмбер. Нуте-с, а теперь, если бы я был совсем-совсем уверен, что вы двое непостараетесь, чтобы вас пристрелили наши люди, те, что снаружи, я, пожалуй,попросил бы вас покинуть комнату, а мы с девицей Бахофен остались бы здесь ипровели коротенькое совещаньице. Я в нем очень нуждаюсь.

-- Нет, Liebling, нет, -- сказала девица Бахофен. -- Пойдем отсюда

Меня тошнит от этой квартиры. Мы этим дома займемся, мой сладенький.

-- А по-моему, прекрасное место, -- неодобрительно пробормотал Густав.

-- Il est saoul, -- выговорил Эмбер.

-- Нет, правда, все эти зеркала и ковры обещают столь дивные восточныенеги, я просто не в силах устоять перед ними.

-- Il est complètement saoul, -- сказал Эмбер и заплакал.

Миловидная девица Бахофен решительно подхватила своего дружка под рукуи после некоторых увещеваний убедила его препроводить Эмбера в ожидавший ихчерный полицейский автомобиль. Когда они ушли, Иван впал в истерику, выволокс чердака старый велосипед, снес его вниз по лестнице и уехал. Круг заперквартиру и медленно поплелся домой

8

Удивительно ярким выглядел город в лучах последнего солнца: стоялиКрасные Деньки, особенность этих мест. Они наступали в ряд за первымизаморозками, и счастлив был заезжий турист, навестивший Падукград в такуюпору. Слюнки текли при взгляде на грязь, оставленную недавними дождями,столь сдобной казалась она. Фасады домов по одной стороне улицы купались вянтарном свете, который подчеркивал каждую, ну просто каждую их деталь; нанекоторых красовались мозаичные панно; главный банк города, например,радовал глаз серафимами среди юккоподобных растений. По свежей синей краскебульварных скамеек детские пальчики выводили слова: "Слава Падуку", -верное средство насытиться властью над липучей материей без того, чтобы ушитебе открутил полицейский, коего натужная улыбка обнаруживала испытываемоеим затруднение. Воздушный рубиновый шарик висел в безоблачном небе. Воткрытых кафе братались чумазые трубочисты и мучнистые пекари, там потоплялиони в гренадине и сидре старинную рознь. Посредине панели лежали резиноваямужская калоша и запачканная кровью манжета, и прохожие обходили ихстороной, не замедляя, однако, шага и не взглядывая на эти вещицы, да ивовсе ничем не показывая, что заметили их, разве соступят с бордюра в грязьи опять взойдут на панель. Пуля вызвездила окно дешевой лавки игрушек; приприближении Круга оттуда вышел солдат с чистым бумажным пакетом и 7апихал внего калошу вместе с манжетой. Уберите препятствие и муравьи опять поползутпо прямой. Эмбер не носил съемных манжет, да он и не решился бы выпрыгнутьна ходу из машины и побежать, и задыхаться, и бежать, и пригибаться, какэтот несчастный. Все это начинает надоедать. Надо проснуться. Слишком быстромножатся жертвы моего кошмарного сна, думал, шагая, Круг, грузный, в черномплаще и с черной шляпой, шлепал расстегнутый плащ, фетровая широкополаяшляпа моталась в руке.

Слабость привычки. Прежний чиновник, настоящий ancien régime старогозакала, сумел избегнуть ареста, а то и чего похуже, улизнув из своейблагопристойной плюшево-пыльной квартиры по улице Перегольм, дом 4, ипереехав на жительство в заглохший лифт дома, в коем обитал Круг. Хоть ивисела на двери табличка "Не работает", странный автомат по имени Адам Кругнеизменно пытался войти и натыкался на испуганное лицо и на белую козлинуюбороду потревоженного беженца. Впрочем, испуг тут же сменяли суетливыепроявления гостеприимства. Старик сумел превратить свое тесное логово вдовольно уютное гнездышко. Он был аккуратно одет, тщательно выбрит и спростительной гордостью мог показать такие, к примеру, приспособления, какспиртовая лампа или брючный пресс. Он был барон.

Круг невоспитанно отказался от предложенной чашечки кофе и протопал ксебе в квартиру. В комнате Давида его ожидал Хедрон. Ему сказали о звонкеКруга; он сразу пришел. Давид не желал отпускать их из детской, угрожаявылезти из постели, если они уйдут. Клодина принесла мальчику ужин, но онотказывался есть. В кабинет, куда ушли Круг с Хедроном, неразличимодоносились его препирательства с нею

Они говорили о том, что можно теперь предпринять : планируяопределенные шаги, отлично сознавая, что ни эти шаги и никакие иные уже непомогут. Оба хотели понять, почему хватают людей, политической значимостировно никакой не имеющих; хоть, право, оба могли бы найти ответ, простойответ, который им будет предъявлен всего через полчаса.

-- Кстати, двенадцатого у нас опять совещание, -- заметил Хедрон. -Боюсь, ты снова окажешься почетным гостем.

-- Я -- нет, -- ответил Круг. -- Меня там не будет.

Хедрон тщательно выскоблил черное содержимое трубки в стоявшую у еголоктя бронзовую пепельницу.

-- Мне придется вернуться, -- вздохнув, сказал он. -- К обеду явятсякитайские делегаты.

Он говорил о группе иноземных физиков и математиков, приглашенных кучастию в конгрессе, отмененном в последний момент. Кое-кто из наименееважных участников не получил извещения об отмене и проделал весь путьвпустую.

В дверях, прежде чем выйти, он глянул на шляпу в своей руке и сказал:

-- Надеюсь, она не мучилась... я...

Круг затряс головой и торопливо открыл дверь.

Лестница являла собою необыкновенное зрелище. Густав, теперь при полномпараде, с выражением крайнего уныния на высокомерном лице сидел наступеньке. Четверо солдат выстроились в различных позах вдоль стены в видекак бы батального барельефа. Хедрона немедленно окружили, показав емуарестный мандат. Кто-то из солдат отпихнул Круга с дороги. Произошлибеспорядочные военные действия невнятного свойства, в ходе которых Густавоступился и гулко пал на лестницу, увлекая за собою Хедрона. Круг пыталсяпоследовать за солдатами, но был отброшен. Лязганье стихло. Можно былопредставить себе барона, сжавшегося в темноте своего необычного укрытия ивсе не смеющего поверить, что его пока не поймали

9

Сложивши ладони чашей, любимая, и продвигаясь осторожной, невернойпоступью человека очень преклонных лет (хоть тебе их едва ли пятнадцать), тыперешла крыльцо; остановилась; локтем мягко открыла стеклянную дверь;миновала чепраком покрытый рояль, пересекла вереницу прохладных, пропахшихгвоздикой комнат, нашла свою тетушку в chambre violette ---

Пожалуй, мне нужно, чтобы ты повторила всю сцену. Да-да, сначала

Всходя по каменным ступеням крыльца, ты ни разу не отвела глаз от сложенныхчашей ладоней, от розоватой расщелины между большими пальцами. О, что это тынесешь? Ну, давай. На тебе полосатая (тускло-белая, блекло-синяя)безрукавка-джерси, темносиняя юбка девочки-скаута, сползающиесиротски-черные носки и пара заляпанных зеленью теннисных туфель

Геометричное солнце тронуло между колонн крыльца твои красновато-каштановые,коротко остриженные волосы, полную шею и метку прививки на загорелом плече

Ты медленно миновала прохладную, гулкую гостиную, затем вошла в ту комнату,где ковер и кресла, и шторы были синими и лиловыми. Из многозеркальянавстречу тебе выходили чаши ладоней, склоненные головы, а за спиной у тебяпередразнивались твои движения. Твоя тетушка, манекен, писала письмо.

-- Смотри, -- сказала ты.

Очень медленно, словно роза, ты раскрыла ладони. В них, вцепившисьвсеми шестью мохнатыми ножками в подушку большого пальца и слегка изогнувпо-мышиному серое тельце с короткими красными в синих глазках подкрыльями,странно высунутыми вперед из-под приспущенных верхних крыльев, длинных,мрамористых, в глубоких надрезах ---

Похоже, мне придется заставить тебя сыграть твою роль и в третий раз,но в попятном порядке, -- ты понесешь этого бражника обратно в сад -- туда,где его нашла.

Когда ты тронулась в обратный путь (теперь распахнув ладони), солнце, вбеспорядке валявшееся по паркету гостиной, на плоском тигре (распяленном ивылупившем из-под рояля яркие глаза), набросилось на тебя, вскарабкалось повыцветшим мягким перекладинам твоей безрукавки и ударило прямо в лицо, и всеувидали (теснясь ярус за ярусом в небе, мешая друг другу, тыча перстами -вот она, вот, услада для взгляда, юная radabarbára) его румяность и огненныевеснушки, и вспыхнувшие щеки, красные, как задние крылья, ибо бабочка так исидела, вцепившись в твою ладонь, и ты по прежнему на нее глядела,перемещаясь к саду, где осторожно ссадила ее в густую траву под яблоней,подальше от бусяных глазок твоей младшей сестры.

Где был я в это время? Восемнадцатилетний студент, сидящий с книгой(надо думать, с "Les Pensées") на станционной скамье в нескольких миляхоттуда, не знающий тебя, тобою незнаемый. Вот я захлопнул книгу и поехалтем, что называлось тогда дачным поездом, в деревушку, где проводил то летоюный Хедрон. Это -- пригоршня арендуемых дач на склоне холма, обращенном креке, противный берег которой показывал посредством ольшаников и елей