Школьная библиотека

засахаренный чернослив. И взгляни, на губах у меня кровь от твоих шпор.

-- Ничего не вижу, -- сказала Линда, -- перестань баловаться с фонарем,Марихен.

-- Держи его прямо, детка, -- пророкотал Мак, отдуваясь с некоторойнатугой, его огромная неопытная лапа медленно таяла; несмотря на легкостьего каштановой ноши; оттого, что жар ее возрастал.

Повторяй себе, повторяй: что бы они не делали, они не причинят емувреда. Их жуткий запах и обгрызенные ногти -- зловоние и грязь гимназистов

Они могут начать ломать его игрушки. Перебрасываться, и ловить, иперебрасываться, угадай, в какой руке, одним из его любимых мраморныхшариков, тем, опаловым, единственным, священным, к которому даже я не смелприкоснуться. Он посередке, старается их остановить, поймать шарик, спасти

Или, к примеру, выкручивать ему руку или какие-то грязные подростковыешуточки, или -- нет, все не так, держись, не выдумывай лишнего. Они позволятему заснуть. Они просто пограбят в квартире и нажрутся досыта в кухне. И кактолько я доберусь до Шамма или прямо до Жабы и скажу ему то, что скажу -

Неистовый ветер вцепился в четверку наших друзей, когда они вышли издома. Их ожидал элегантный автомобиль. Линдин жених сидел за рулем -приятный блондин: белесые ресницы и -

-- Ба, да никак мы знакомы. Ну как же! Фактически, однажды мне ужевыпала честь шоферить для профессора. А это, значит, сестричка. Радпознакомиться, Марихен.

-- Лезь внутрь, ты, толстый олух, -- сказал Мак, и Круг тяжело оселрядом с водителем.

-- Вот твой туфель и вот твой мех, -- сказала Линда, передаваяобещанную шубку Маку, который принял ее и принялся укутывать Мариэтту.

-- Нет, -- просто на плечи, -- произнесла дебютантка.

Она встряхнула гладкими каштановыми волосами, затем особымвысвобождающим жестом (тыльная часть ладошки быстро порхнула над нежнымзашейком) легко взметнула их, чтобы они не лезли под воротник.

-- Здесь есть местечко для троих, -- сладко пропела она из машинныхглубин лучшим ее голоском (иволга золотистая) и, отскользнув к сестре,похлопала по свободному месту у дверцы.

Однако Мак откинул одно из передних сидений, чтобы поместиться прямо заарестантом, положил оба локтя на разгородку и, сунув в рот мятную жвачку,велел Кругу вести себя прилично.

-- Все на борту? -- осведомился д-р Александер.

В этот миг распахнулось окошко детской (крайнее слева, четвертый этаж),высунулся один из молодцев и завопил что-то вопрошающее. Из-за буйного ветраничего нельзя было извлечь из мешанины слов, вылетавшей наружу.

-- Что? -- крикнула Линда, носик ее нетерпеливо наморщился.

-- Углововглувуу? -- взывал из окна молодец.

-- Лады, -- сказал Мак, ни к кому в отдельности не обращаясь. -- Лады,-- повторил он. -- Мы тебя услышали.

-- Лады! -- крикнула вверх Линда, сложив рупором руки.

В трапеции света замаячил в бурном движении второй из юнцов. Онвцепился в запястья Давида, взобравшегося на стол в тщетной попыткедостигнуть окна. Ярковолосая, светло-синяя фигурка исчезла. Круг, мыча идергаясь, наполовину вывалился из машины с повисшим на нем Маком,обхватившим его за поясницу. Машина поехала. Бороться было бессмысленно

Процессия цветастых зверушек пронеслась по косой полоске обоев. Круг упал насиденье.

-- Интересно, чего он спрашивал, -- сказала Линда. -- Ты совершенноуверен, что все в порядке, Мак? Я хочу ---

-- Ну, у них же свои инструкции, разве нет?

-- Я полагаю.

-- Всех шестерых, -- выговорил Круг, задыхаясь, -- всех шестерых, вас,будут пытать и расстреляют, если с малышом что-то случится.

-- Ай-яй-яй, какие плохие слова, -- сказал Мак и не слишком нежнотюкнул Круга за ухом костяшками четырех расслабленных пальцев.

Д-р Александер, именно он разрядил несколько напрю6енную атмосферу (ибоне приходится сомневаться, что в эту минуту все они ощутили, -- что-то пошлоне так):

-- Что ж, -- сказал он с умудренной полуулыбкой, -- уродливые слухи инекрасивые факты не всегда так же неизменно верны, как уродливые невесты инекрасивые жены.

Смех брызнул из Мака, прямо Кругу на шею.

-- Ну, я скажу, у твоего нового отличное чувство юмора, -- прошепталасестре Мариэтта.

-- Он университетский, -- сообщила большеглазая Линда, благоговейнокивая и выпячивая нижнюю губку. -- Он ну прямо все знает. Меня простооторопь берет. Ты бы видела, как он управляется с пробками или с разводнымключом.

Девушки предались уютной беседе, как это водится у девушек, сидящих назаднем сиденьи

-- Расскажи мне побольше про Густава, -- попросила Мариэтта. -- Как ониего придушили?

-- Значит, так. Приходят они с черного хода, я как раз готовилазавтрак, и говорят, у нас приказ избавиться от него. Я говорю, ага, но чтобыникакой грязи на полу и никакой стрельбы. А он заперся в гардеробе. Прямослышно, как он там трясется, одежда на него сыпется, плечики звякают. Такаягадость. Я говорю, парни, я не желаю смотреть, как вы это будете делать, ине желаю тратить весь день на уборку. Так что они свели его в ванную и тамза него принялись. Конечно, утро у меня пропало. Мне к десяти к дантисту, аони засели в ванной и просто жуть, какие оттуда звуки, особенно от Густава

По крайней мере минут двадцать они там возились. Говорят, адамово яблоко унего было жесткое, как каблук, -- и, конечно, я опоздала.

-- Как обычно, -- прокомментировал д-р Александер.

Девушки рассмеялись, Мак повернулся к младшей из двух и пересталжевать, чтобы спросить:

-- Тебе правда не холодно, Син?

Баритон его сочился любовью. Девчушка вспыхнула и украдкой сжала емуладонь. Она сказала, что ей тепло, ах, очень тепло. Пощупай сам. Вспыхнулаже она оттого, что он произнес потаенное прозвище, неизвестное никому;каким-то чудом он проник в эту тайну. Интуиция -- это сезам любви.

-- Ладно, ладно, карамельные глазки, -- сказал застенчивый юный гигант,отнимая ладонь. -- Не забывай, я на службе.

И Круг опять ощутил его лекарственное дыхание

17

Автомобиль встал у северных врат тюрьмы. Д-р Александер, мягко орудуяпухлой резиной рожка (белая длань, белый любовник, грушевидная грудьчернокожей наложницы), подудел.

Последовал неспешный чугунный зевок, и машина вползла во двор No. 1

Стража, роившаяся здесь, кое-кто был в противогазах (имеющих в профильразительное сходство с сильно увеличенной головой муравья), облепилаподножки и прочие доступные выступы автомобиля, двое-трое, урча, полезлидаже на крышу. Множество рук, некоторые в латных перчатках, вцепились воцепенелого, скрюченного Круга (застрявшего на стадии куколки) и выволоклиего наружу. Стражи А и Б завладели им, прочие зигзагами прыснули кто куда,тычась в поисках новых жертв. Улыбнувшись и козырнув небрежно, д-рАлександер сказал стражу А: "Увидимся", затем осадил машину назад и принялсяэнергично выкручивать руль. Выкрученный, автомобиль развернулся, дернулвперед: д-р Александер откозырял повторно, а Мак, погрозивши Кругуздоровенным указательным пальцем, втиснул свои ягодицы в пространство,освобожденное для него Мариэттой вблизи себя. И вот уже слышно было, какавтомобиль, испуская радостные гудочки, уносится прочь к укромной,благоухающей мускусом квартирке. О, полная радостей, распаленная докрасна,нетерпеливая юность!

Несколькими дворами Круга вели к главному зданию. Во дворах No. 3 и 4на кирпичных стенах были начерчены мелом силуэты приговоренных -- дляупражнений в прицельной стрельбе. Есть старинная русская легенда: первое, счем встречается rastrelianyi [человек, казненный через расстреляние],очутившись "на том свете" (не перебивайте, рано еще, уберите руки), -- этоне сборище обычных "теней" или "духов", не омерзительный душка, омерзительноневыразительный душка, невыразимо омерзительный душка в древних одеждах, каквы могли бы подумать, но что-то вроде безмолвного, замедленного балета,приветственной группы вот этих меловых силуэтов, движущихся волнисто, словнопрозрачные инфузории; но мимо, мимо эти унылые суеверия.

Они вошли в здание, и Круг оказался в удивительно пустой комнате

Совершенно круглая, с отлично отскобленным цементным полом. Стража егоисчезла с такой быстротой, что будь он персонажем романа, он мог бы весьма ивесьма призадуматься, не были ль все эти удивительные дела и так далее некимзлокозненным сном и тому подобное. В голове его билась боль: из тех,головных, которые, кажется, выпирают с одной стороны за края головы, словнокраски в дешевых комиксах, и не вполне заполняют объем другой ее части; итупые удары твердили: один, один, один, никогда не добираясь до двух,никогда. Из дверей в четырех сторонах округлой комнаты лишь одна, одна, однане была заперта. Круг пинком распахнул ее.

-- Да? -- сказал бледнолицый мужчина, продолжая смотреть напромокатель-качалку, которым он пристукивал что-то, сию минуту написанное.

-- Я требую незамедлительных действий, -- сказал Круг.

Служащий посмотрел на него усталыми, водянистыми глазами.

-- Мое имя -- Конкордий Филадельфович Колокололитейщиков, сообщил он,-- но все зовут меня Кол. Присядьте.

-- Я... -- заново начал Круг.

Кол, покачивая головой, торопливо отбирал необходимые формуляры:

-- Минуточку. Первым делом нам надлежит получить от вас все ответы