Книга "Анна Каренина". Страница 22
седку и диван! Да смотри же, ничего не переменяй в доме, но скорее женись и опять заведи то же, что было. Я тогда приеду к тебе, если твояжена будет хорошая
- Да приезжай теперь ко мне, - сказал Левин. - Как бы мы хорошо устроились! - Я бы приехал к тебе, если бы знал, что не найду Сергея Иваныча
- Ты его не найдешь. Я живу совершенно независимо от него
- Да, но, как ни говори, ты должен выбрать между мною и им, - сказалон, робко глядя в глаза брату. Эта робость тронула Константина
- Если хочешь знать всю мою исповедь в этом отношении, я скажу тебе,что в вашей ссоре с Сергеем Иванычем я не беру ни той, ни другой стороны. Вы оба неправы. Ты неправ более внешним образом, а он более внутренно
- А, а! Ты понял это, ты понял это? - радостно закричал Николай
- Но я, лично, если ты хочешь знать, больше дорожу дружбой с тобой,потому что..
- Почему, почему? Константин не мог сказать, что он дорожит потому, что Николай несчастен и ему нужна дружба. Но Николай понял, что он хотел сказать именноэто, и, нахмурившись, взялся опять за водку
- Будет, Николай Дмитрич!- сказала Марья Николаевна, протягивая пухлуюобнаженную руку к графинчику
- Пусти! Не приставай! Прибью!- крикнул он. Марья Николаевна улыбнулась кроткою и доброю улыбкой, которая сообщилась и Николаю, и принялаводку
- Да ты думаешь, она ничего не понимает? - сказал Николай. - Она всеэто понимает лучше всех нас. Правда, что есть в ней что-то хорошее, милое? - Вы никогда прежде не были в Москве? - сказал ей Константин, чтобысказать что-нибудь
- Да не говори ей вы. Она этого боится. Ей никто, кроме мировогосудьи, когда ее судили за то, что она хотела уйти из дома разврата, никто не говорил вы.Боже мой, что это за бессмыслица на свете! - вдругвскрикнул он. - Эти новые учреждения, эти мировые судьи, земство, чтоэто за безобразие! И он начал рассказывать свои столкновения с новыми учреждениями
Константин Левин слушал его, и то отрицание смысла во всех общественных учреждениях, которое он разделял с ним и часто высказывал, было емунеприятно теперь из уст брата
- На том свете поймем все это, - сказал он шутя
- На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, - сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. - И ведь вот кажется, чтоуйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а ябоюсь смерти, ужасно боюсь смерти. - Он содрогнулся. - Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к цыганам! Знаешь, я очень полюбил цыган и русские песни
Язык его стал мешаться, и он пошел перескакивать с одного предмета надругой. Константин с помощью Маши уговорил его никуда не ездить и уложилспать совершенно пьяного
Маша обещала писать Константину в случае нужды и уговаривать НиколаяЛевина приехать жить к брату
XXVI Утром Константин Левин выехал из Москвы и к вечеру приехал домой. Дорогой, в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железныхдорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции,узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидалв неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучерИгнат, еще в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, - он почувствовал,что понемногу путаница разъясняется и стыд и недовольство собой проходят. Это он почувствовал при одном виде Игната и лошадей; но когда оннадел привезенный ему тулуп, сел, закутавшись, в сани и поехал, раздумывая о предстоящих распоряжениях в деревне и поглядывая на пристяжную,бывшую верховою, донскую, надорванную, но лихую лошадь, он совершенноиначе стал понимать то, что с ним случилось. Он чувствовал себя собой идругим не хотел быть. Он хотел теперь быть только лучше, чем он былпрежде. Во-первых, с этого дня он решил, что не будет больше надеятьсяна необыкновенное счастье, какое ему должна была дать женитьба, ивследствие этого не будет так пренебрегать настоящим. Во-вторых, он уженикогда не позволит себе увлечься гадкою страстью, воспоминанье о которой так мучало его, когда он собирался сделать предложение. Потом, вспоминая брата Николая, он решил сам с собою, что никогда уже он не позволит себе забыть его, будет следить за ним и не выпустит его из виду,чтобы быть готовым на помощь, когда ему придется плохо. А это будет скоро, он это чувствовал. Потом и разговор брата о коммунизме, к которомутогда он так легко отнесся, теперь заставил его задуматься. Он считалпеределку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решилпро себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотяпрежде много работал и не роскошно жил, теперь будет еще больше работатьи еще меньше будет позволять себе роскоши. И все это казалось ему таклегко сделать над собой, что всю дорогу он провел в самых приятных мечтаниях. С бодрым чувством надежды на новую, лучшую жизнь он в девятомчасу ночи подъехал к своему дому
Из окон комнаты Агафьи Михайловны, старой нянюшки, исполнявшей в егодоме роль экономки, падал свет на снег площадки пред домом. Она не спалаеще. Кузьма, разбуженный ею, сонный и босиком выбежал на крыльцо. Легавая сука Ласка, чуть не сбив с ног Кузьму, выскочила тоже и визжала,терлась об его колени, поднималась и хотела и не смела положить передниелапы ему на грудь
- Скоро ж, батюшка, вернулись, - сказала Агафья Михайловна
- Соскучился, Агафья Михайловна. В гостях хорошо, а дома лучше, - отвечал он ей и прошел в кабинет
Кабинет медленно осветился внесенной свечой. Выступили знакомые подробности: оленьи рога, полки с книгами, зеркало печи с отдушником, который давно надо было починить, отцовский диван, большой стол, на столеоткрытая книга, сломанная пепельница, тетрадь с его почерком. Когда онувидал все это, на него нашло на минуту сомнение в возможности устроитьту новую жизнь, о которой он мечтал дорогой. Все эти следы его жизни какбудто охватили его и говорили ему: "Нет, ты не уйдешь от нас и не будешьдругим, а будешь такой же, каков был: с сомнениями, вечным недовольствомсобой, напрасными попытками исправления и падениями и вечным ожиданиемсчастья, которое не далось и невозможно тебе"
Но это говорили его вещи, другой же голос в душе говорил, что не надоподчиняться прошедшему и что с собой сделать все возможно. И, слушаясьэтого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, истал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири
Вошел приказчик и сказал, что все, слава богу, благополучно, но сообщил, что греча в новой сушилке подгорела. Известие это раздражило Левина. Новая сушилка была выстроена и частью придумана Левиным. Приказчикбыл всегда против этой сушилки и теперь со скрытым торжеством объявлял,что греча подгорела. Левин же был твердо убежден, что если она подгорела, то потому только, что не были приняты те меры, о которых он сотнираз приказывал. Ему стало досадно, и он сделал выговор приказчику. Нобыло одно важное и радостное событие: отелилась Пава, лучшая, дорогая,купленная с выставки корова
- Кузьма, дай тулуп. А вы велите-ка взять фонарь, я пойду взгляну, сказал он приказчику
Скотная для дорогих коров была сейчас за домом. Пройдя через двор мимосугроба у сирени, он подошел к скотной. Пахнуло навозным теплым паром,когда отворилась примерзшая дверь, и коровы, удивленные непривычным светом фонаря, зашевелились на свежей соломе.. Мелькнула гладкая черно-пегая широкая спина голландки. Беркут, бык, лежал с своим кольцом в губе ихотел было встать, но раздумал и только пыхнул раза два, когда проходилимимо. Красная красавица, громадная, как гиппопотам, Пава, повернувшисьзадом, заслоняла от входивших теленка и обнюхивала его
Левин вошел в денник, оглядел Паву и поднял красно-пегого теленка наего шаткие длинные ноги. Взволнованная Пава замычала было, но успокоилась, когда Левин подвинул к ней телку, и, тяжело вздохнув, стала лизатьее шершавым языком. Телка, отыскивая, подталкивала носом под пах своюмать и крутила хвостиком
- Да сюда посвети, Федор, сюда фонарь, - говорил Левин, оглядывая телку. - В мать! Даром что мастью в отца. Очень хороша. Длинна и пашиста
Василий Федорович, ведь хороша? - обращался он к приказчику, совершеннопримиряясь с ним за гречу под влиянием радости за телку
- В кого же дурной быть? А Семен рядчик на другой день вашего отъездапришел. Надо будет порядиться с ним, Константин Дмитрич, - сказал приказчик. - Я вам прежде докладывал про машину
Один этот вопрос ввел Левина во все подробности хозяйства, которое было большое и сложное, и он прямо из коровника пошел в контору и, поговорив с приказчиком и с Семеном рядчиком, вернулся домой и прямо прошелнаверх в гостиную
XXVII
