Книга "Анна Каренина". Страница 82

гатыри, силы для предстоящей деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную с его ростом худобу, движения его,как и обыкновенно, были быстры и порывисты. Левин провел его в кабинет

Брат переоделся особенно старательно, чего прежде не бывало, причесалсвои редкие прямые волосы и, улыбаясь, вошел наверх

Он был в самом ласковом и веселом духе, каким в детстве его часто помнил Левин. Он упомянул даже и о Сергее Ивановиче без злобы. УвидавАгафью Михайловну, он пошутил с ней и расспрашивал про старых слуг. Известие о смерти Пармена Денисыча неприятно подействовало на него. На лице его выразился испуг; но он тотчас же оправился

- Ведь он уж стар был, - сказал он и переменил разговор. - Да, вот поживу у тебя месяц, два, а потом в Москву. Ты знаешь, мне Мягков обещалместо, и я поступаю на службу. Теперь я устрою свою жизнь совсем иначе,- продолжал он. - Ты знаешь, я удалил эту женщину

- Марью Николаевну? Как, за что же? - Ах, она гадкая женщина! Кучу неприятностей мне сделала. - Но он нерассказал, какие были эти неприятности. Он не мог сказать, что он прогнал Марью Николаевну за то, что чай был слаб, главное же за то, что онаухаживала за ним, как за больным. - Потом вообще теперь я хочу совсемпеременить жизнь. Я, разумеется, как и все, делал глупости, но состояние- последнее дело, я его не жалею. Было бы здоровье, а здоровье, славабогу, поправилось


Левин слушал и придумывал и не мог придумать, что сказать. Вероятно,Николай почувствовал то же; он стал расспрашивать брата о делах его; иЛевин был рад говорить о себе, потому что он мог говорить не притворяясь. Он рассказал брату свои планы и действия


Брат слушал, но, очевидно, не интересовался этим

Эти два человека были так родны и близки друг другу, что малейшее движение, тон голоса говорил для общих больше, чем все, что можно сказатьсловами

Теперь у них обоих была одна мысль - болезнь и близкость смерти Николая, подавлявшая все остальное. Но ни тот, ни другой не смели говорить оней, и потому все, что бы они ни говорили, не выразив того, что одно занимало их, - все было ложь. Никогда Левин не был так рад тому, что кончился вечер и надо было идти спать. Никогда ни с каким посторонним, нина каком официальном визите он не был так ненатурален и фальшив, как онбыл нынче. И сознание и раскаяние в этой ненатуральности делало его ещеболее ненатуральным. Ему хотелось плакать над своим умирающим любимымбратом, и он должен был слушать и поддерживать разговор о том, как онбудет жить

Так как в доме было сыро и одна только комната топлена, то Левин уложил брата спать в своей же спальне за перегородкой

Брат лег и - спал или не спал, но, как больной, ворочался, кашлял и,когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: "Ах, боже мой!" Иногда, когда мокрота душила его, он сдосадой выговаривал: "А! черт!" Левин долго не спал, слушая его. МыслиЛевина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть

Смерть, неизбежный конец всего, в первый раз с неотразимою силойпредставилась ему. И смерть эта, которая тут, в этом любимом брате,спросонков стонущем и безразлично по привычке призывавшем то бога, точерта, была совсем не так далека, как ему прежде казалось. Она была и внем самом - он это чувствовал. Не нынче, так завтра, не завтра, так через тридцать лет, разве не все равно? А что такое была эта неизбежнаясмерть, - он не только не знал, не только никогда и не думал об этом, ноне умел и не смел думать об этом

"Я работаю, я хочу сделать что-то, а я и забыл, что все кончится, что- смерть"

Он сидел на кровати в темноте, скорчившись и обняв свои колени, и,сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягалмысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, чтодействительно он забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство- то, что придет смерть и все кончится, что ничего и не стоило начинатьи что помочь этому никак нельзя.Да, это ужасно, но это так

"Да ведь я жив еще. Теперь-то что же делать, что делать?" - говорил онс отчаянием. Он зажег свечу и осторожно встал и пошел к зеркалу и сталсмотреть свое лицо и волосы. Да, в висках были седые волосы. Он открылрот. Зубы задние начинали портиться. Он обнажил свои мускулистые руки

Да, силы много. Но и у Николеньки, который там дышит остатками легких,было тоже здоровое тело. И вдруг ему вспомнилось, как они детьми вместеложились спать и ждали только того, чтобы Федор Богданыч вышел за дверь,чтобы кидать друг в друга подушками и хохотать, хохотать неудержимо, такчто даже страх пред Федором Богданычем не мог остановить это через крайбившее и пенящееся сознание счастья жизни. "А теперь эта скривившаясяпустая грудь... и я, не знающий, зачем и что со мной будет..." - Кха! Мха! А, черт! Что возишься, что ты не спишь? - окликнул его голос брата

- Так, я не знаю, бессонница

- А я хорошо спал, у меня теперь уж нет пота. Посмотри, пощупай рубашку. Нет пота? Левин пощупал, ушел за перегородку, потушил свечу, но долго еще неспал. Только что ему немного уяснился вопрос о том, как жить, как представился новый неразрешимый вопрос - смерть

"Ну, он умирает, ну, он умрет к весне, ну, как помочь ему? Что я могусказать ему? Что я знаю про это? Я и забыл, что это есть"

XXXII Левин уже давно сделал замечание, что когда с людьми бывает неловко отих излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, чтоэто случится и с братом. И действительно, кротости брата Николая хватилоненадолго. Он с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые больные места

Левин чувствовал себя виноватым и не мог поправить этого. Он чувствовал, что если б они оба не притворялись, а говорили то, что называетсяговорить по душе, то есть только то, что они точно думают и чувствуют,то они только бы смотрели в глаза друг другу, и Константин только бы говорил: "Ты умрешь, ты умрешь, ты умрешь!" - а Николай только бы отвечал:"Знаю, что умру; но боюсь, боюсь, боюсь!" И больше бы ничего они не говорили, если бы говорили только по душе. Но этак нельзя было жить, и потому, Константин пытался делать то, что он всю жизнь пытался и не умелделать, и то, что, по его наблюдению,. многие так хорошо умели делать ибез чего нельзя жить: он пытался говорить не то, что думал, и постоянночувствовал, что это выходило фальшиво, что брат его ловит на этом ираздражается этим

На третий день Николай вызвал брата высказать опять ему свой план истал не только осуждать его, но стал умышленно смешивать его с коммунизмом

- Ты только взял чужую мысль, но изуродовал ее и хочешь прилагать кнеприложимому

- Да я тебе говорю, что это не имеет ничего общего. Они отвергаютсправедливость собственности, капитала, наследственности, а я, не отрицая этого главного стимула (Левину было противно самому, что он употреблял такие слова, но с тех пор, как он увлекся своей работой, он невольностал чаще и чаще употреблять нерусские слова), хочу только регулироватьтруд

- То-то и есть, ты взял чужую мысль, отрезал от нее все, что составляет ее силу, и хочешь уверить, что это что-то новое, - сказал Николай,сердито дергаясь в своем галстуке

- Да моя мысль не имеет ничего общего..

- Там, - злобно блестя глазами и иронически улыбаясь, гово0ил НиколайЛевин, - там по крайней мере есть прелесть, как бы сказать, геометрическая - ясности, несомненностм. Может быть, это утопия. Но допустим, чтоможно сделать изо всего прошедшего tabula rasa: нет собственности, нетсемьи, то и труд устрояется, Но у тебя ничего нет..

- Зачем ты смешиваешь? я никогда не был коммунистом

- А я был и нахожу, что это преждевременно, но разумно и имеет будущность, как христианство в первые века

- Я только полагаю, что рабочую силу надо рассматривать с естествоиспытательской точки зрения, то есть изучить ее, признать ее свойства и..

- Да это совершенно напрасно. Эта сила сама находит, по степени своегоразвития, известный образ деятельности. Везде были рабы, потом metayers;и у нас есть испольная работа, есть аренда, есть батрацкая работа, - чего ты ищешь? Левин вдруг разгорячился при этих словах, потому что в глубине души онбоялся, что это было правда, - правда то, что он хотел балансироватьмежду коммунизмом и определенными формами и что это едва ли было возможно

- Я ищу средства работать производительно и для себя и для рабочего. Яхочу устроить... - отвечал он горячо

- Ничего ты не хочешь устроить; просто, как ты всю жизнь жил, тебе хочется оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь мужиков, а с идеею

- Ну, ты так думаешь, - и оставь! - отвечал Левин, чувствуя, что мускул левой щеки его неудержимо прыгает

- Ты не имел и не имеешь убеждений, а тебе только бы утешать свое самолюбие

- Ну, и прекрасно, и оставь меня! - И оставлю! И давно пора, и убирайся ты к черту! И очень жалею, чтоприехал!






Возможно заинтересуют книги: