Школьная библиотека

ложь, гадкая, оскорбительная и кощунственная ложь. И эту ложь, и посвойству своего характера и потому, что он больше всех любил умирающего,Левин особенно больно чувствовал

Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ,прочел это письмо больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата

Больной ничего не сказал

- Что же мне написать ему? - спросил Левин. - Надеюсь, ты не сердишьсяна него? - Нет, нисколько!- с досадой на этот вопрос отвечал Николай. - Напишиему, чтоб он прислал ко мне доктора

Прошли еще мучительные три дня; больной был все в том же положении

Чувство желания его смерти испытывали теперь все, кто только видел его:и лакеи гостиницы, и хозяин ее, и все постояльцы, и доктор, и Марья Николаевна, и Левин, и Кити. Только один больной не выражал этого чувства,а, напротив, сердился за то, что не привезли доктора, и продолжал принимать лекарство и говорил о жизни. Только в редкие минуты, когда опиумзаставлял его на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что сильнее, чем у всех других, было в его душе: "Ах, хоть бы один конец!" Или: "Когда это кончится!" Страдания, равномерно увеличиваясь, делали свое дело и приготовлялиего к смерти. Не было положения, в котором бы он не страдал, не было минуты, в которую бы он забылся, не было места, члена его тела, которые быне болели, не мучали его. Даже воспоминания, впечатления, мысли этоготела теперь уже возбуждали в нем такое же отвращение, как и самое тело

Вид других людей, их речи, свои собственные воспоминания - все это былодля него только мучительно. Окружающие чувствовали это и бессознательноне позволяли себе при нем ни свободных движений, ни разговоров, ни выражения своих желаний. Вся жизнь его сливалась в одно чувство страдания ижелания избавиться от него

В нем, очевидно, совершался тот переворот, который должен был заставить его смотреть на смерть, как на удовлетворение его желаний, как насчастие. Прежде каждое отдельное желание, вызванное страданием или лишением, как голод, усталость, жажда, удовлетворялись отправлением тела,дававшим наслаждение; но теперь лишение и страдание не получали удовлетворения, а попытка удовлетворения вызывала новое страдание. И потому всежелания сливались в одно - желание избавиться от всех страданий и их источника, тела. Но для выражения этого желания освобождения не было у него слов, и потому он не говорил об этом, а по привычке требовал удовлетворения тех желаний, которые уже не могли быть исполнены. "Переложитеменя на другой бок", - говорил он и тотчас после требовал, чтобы его положили, как прежде. "Дайте бульону. Унесите бульон. Расскажите что-нибудь, что вы молчите". И как только начинали говорить, он закрывал глазаи выражал усталость, равнодушие и отвращение

На десятый день после приезда в город Кити заболела. У нее сделаласьголовная боль, рвота, и она все утро не могла встать с постели

Доктор объяснил, что болезнь произошла от усталости, волнения, и предписал ей душевное спокойствие

После обеда, однако, Кити встала и пошла, как всегда, с работой кбольному. Он строго посмотрел на нее, когда она вошла, и презрительноулыбнулся, когда она сказала, что была больна. В этот день он беспрестанно сморкался и жалобно стонал

- Как вы себя чувствуете? - спросила она его

- Хуже, - с трудом проговорил он. - Больно! - Где больно? - Везде

- Нынче кончится, посмотрите, - сказала Марья Николаевна хотя и шепотом, но так, что больной, очень чуткий, как замечал Левин, должен былслышать ее. Левин зашикал на нее и оглянулся на больного. Николай слышал; но эти слова не произвели на него 8какого впечатления. Взгляд егобыл все тот же укоризненный и напряженный

- Отчего вы думаете? - спросил Левин ее, когда она вышла за ним в коридор

- Стал обирать себя, - сказала Марья Николаевна

- Как обирать? - Вот так, - сказала она, обдергивая складки своего шерстяного платья

Действительно, он заметил, что во весь этот день больной хватал на себеи как будто хотел сдергивать что-то

Предсказание Марьи Николаевны было верно. Больной к ночи уже был не всилах поднимать рук и только смотрел пред собой, не изменяя внимательнососредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат или Кити наклонялисьнад ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же смотрел. Кити послала засвященником, чтобы читать отходную

Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты. Левин, Кити и Марья Николаевна стояли упостели. Молитва еще не была дочтена священником, как умирающий потянулся, вздохнул и открыл глаза. Священник, окончив молитву, приложил к холодному лбу крест, потом медленно завернул его в епитрахиль и, постоявеще молча минуты две, дотронулся до похолодевшей и бескровной огромнойруки

- Кончился, - сказал священник и хотел отойти; но вдруг слипшиеся усымертвеца шевельнулись, и ясно в тишине послышались из глубины груди определенно резкие звуки: - Не совсем... Скоро

И через минуту лицо просветлело, под усами выступила улыбка, и собравшиеся женщины озабоченно принялись убирать покойника

Вид брата и близость смерти возобновили в душе Левина то чувство ужасапред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью смерти, котороеохватило его в тот осенний вечер, когда приехал к нему брат. Чувство этотеперь было еще сильнее, чем прежде; еще менее, чем прежде, он чувствовал себя способным понять смысл смерти, и еще ужаснее представлялась емуее неизбежность; но теперь, благодаря близости жены, чувство это не приводило его в отчаяние: он, несмотря на смерть, чувствовал необходимостьжить и любить. Он чувствовал, что любовь спасала его от отчаяния и чтолюбовь эта под угрозой отчаяния становилась еще сильнее и чище

Не успела на его глазах совершиться одна тайна смерти, оставшаяся неразгаданной, как возникла другая, столь же неразгаданная, вызывавшая клюбви и жизни

Доктор подтвердил свои предположения насчет Кити. Нездоровье ее былабеременность

XXI С той минуты, как Алексей Александрович понял из объяснений с Бетси исо Степаном Аркадьичем, что от него требовалось только того, чтоб он оставил свою жену в покое, не утруждая ее своим присутствием, и что самажена его желала этого, он почувствовал себя столь потерянным, что не могничего сам решить, не знал сам, чего он хотел теперь, и, отдавшись в руки тех, которые с таким удовольствием занимались его делами, на все отвечал согласием. Только когда Анна уже уехала из его дома и англичанкаприслала спросить его, должна ли она обедать с ним, или отдельно, он впервый раз понял ясно свое положение и ужаснулся ему

Труднее всего в этом положении было то, что он никак не мог соединитьи примирить своего прошедшего с тем, что теперь было. Не то прошедшее,когда он счастливо жил с женой, смущало его, Переход от того прошедшегок знанию о неверности жены он страдальчески пережил уже; состояние этобыло тяжело, но было понятно ему. Если бы жена тогда, объявив о своейневерности, ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был быв том для самого себя безвыходном непонятном положении, в каком ончувствовал себя теперь. Он не мог теперь никак примирить свое недавнеепрощение, свое умиление, свою любовь к больной жене и чужому ребенку стем, что теперь было, то есть с тем, что, как бы в награду за все это,он теперь очутился один, опозоренный, осмеянный, никому не нужный и всеми презираемый

Первые два дня после отъезда жены Алексей Александрович принимал просителей, правителя дел, ездил в комитет и выходил обедать в столовую,как и обыкновенно. Не давая себе отчета, для чего он это делает, он всесилы своей душн напрягал в эти два дня только на то, чтоб иметь вид спокойный и даже равнодушный. Отвечая на вопросы о том, как распорядиться свещами и комнатами Анны Аркадьевны, он делал величайшие усилия над собой, чтоб иметь вид человека, для которого случившееся событие не былонепредвиденным и не имеет в себе ничего выходящего из ряда обыкновенныхсобытий, и он достигал своей цели: никто не мог заметить в нем признаковотчаяния. Но на второй день после отъезда, когда Корней подал ему счетиз модного магазина, который забыла заплатить Анна,и доложил, что приказчик сам тут, Алексей Александрович велел позвать приказчика

- Извините, ваше превосходительство, что осмеливаюсь беспокоить вас

Но если прикажете обратиться к ее превосходительству, то не благоволители сообщить их адрес

Алексей Александрович задумался, как показалось приказчику, и вдруг,повернувшись, сел к столу. Опустив голову на руки, он долго сидел в этомположении, несколько раз пытался заговорить и останавливался

Поняв чувства барина, Корней попросил приказчика прийти в другой раз

Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать

Он почувствовал, что ему не выдержать того всеобщего напора презренияи ожесточения, которые он ясно видел на лице и этого приказчика, и Корнея, и всех без исключения, кого он встречал в эти два дня. Он чувство