Книга "Анна Каренина". Страница 72
ки, посылавшему к нему не раз с предложением купить у него лошадей. Потом послал за англичанином и за ростовщиком и разложил по счетам теденьги, которые у него были. Окончив эти дела, он написал холодный ирезкий ответ на письмо матери. Потом, достав из бумажника три запискиАнны, он перечел их, сжег и, вспомнив свой вчерашний разговор с нею, задумался
XX Жизнь Вронского тем была особенно счастлива, что у него был свод правил, несомненно определяющих все, что должно и не должно делать. Сводэтих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны, и Вронский, никогда не выходя из этого круга, никогда ни наминуту не колебался в исполнении того, что должно. Правила эти несомненно определяли, - что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, - чтолгать не надо мужчинам, но женщинам можно, - что обманывать нельзя никого, но мужа можно, - что нельзя прощать оскорблений и можно оскорблять ит. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову. Только в самое последнее время, по поводу своих отношений к Анне, Вронский начинал чувствовать, что свод его правил не вполне определял все условия, и в будущем представлялись трудности и сомнения, в которых Вронский уже не находил руководящей нити
Теперешнее отношение его к Анне и к ее мужу было для него просто и ясно. Оно было ясно и точно определено в своде правил, которыми он руководствовался
Она была порядочная женщина, подарившая ему свою любовь, и он любилее, и потому она была для него женщина, достойная такого же и ещебольшего уважения, чем законная жена. Он дал бы отрубить себе руку прежде, чем позволить себе словом, намеком не только оскорбить ее, но не выказать ей того уважения, на какое только может рассчитывать женщина
Отношения к обществу тоже были ясны. Все могли знать, подозревать это,но никто не должен был сметь говорить. В противном случае он готов былзаставить говоривших молчать и уважать несуществующую честь женщины, которую он любил
Отношения к мужу были яснее всего. С той минуты, как Анна полюбилаВронского, он считал одно свое право на нее неотъемлемым. Муж был толькоизлишнее и мешающее лицо. Без сомнения, он был в жалком положении, ночто было делать? Одно, на что имел право муж, это было на то, чтобы потребовать удовлетворения с оружием в руках, и на это Вронский был готов спервой минуты
Но в последнее время явились новые, внутренние отношения между ним иею, пугавшие Вронского своею неопределенностью. Вчера только она объявила ему, что она беременна. И он почувствовал, что это известие и то, чего она ждала от него, требовало чего-то такого, что не определено вполнекодексом тех правил, которыми он руководствовался в жизни. И действительно, он был взят врасплох, и в первую минуту, когда она объявила освоем положении, сердце его подсказало ему требование оставить мужа. Онсказал это, но теперь, обдумывая, он видел ясно, что лучше было бы обойтись без этого, и вместе с тем, говоря это себе, боялся - не дурно лиэто? "Если я сказал оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готовли я на это? Как я увезу ее теперь, когда у меня нет денег? Положим, этоя мог бы устроить... Но как я увезу ее, когда я на службе? Если я сказалэто, то надо быть готовым на это, то есть иметь деньги и выйти в отставку"
И он задумался. Вопрос о том, выйти или не выйти в отставку, привелего к другому, тайному, ему одному известному, едва ли не главному, хотяи затаенному интересу всей его жизни
Честолюбие была старинная мечта его детства и юности, мечта, в которойон и себе не признавался, но которая была так сильна, что и теперь этастрасть боролась с его любовью. Первые шаги его в свете и на службе былиудачны, но два года тому назад он сделал грубую ошибку. Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного емуположения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделавсебе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умнодержа себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потомучто ему весело. В сущности же ему еще с прошлого года, когда он уехал вМоскву, перестало быть весело. Он чувствовал, что это независимое положение человека, который все бы мог, но ничего не хочет, уже начинаетсглаживаться, что многие начинают думать, что он ничего бы и не мог,кроме того, как быть честным и добрым малым. Наделавшая столько шума иобратившая общее внимание связь его с Карениной, придав ему новый блеск,успокоила на время точившего его червя честолюбия, но неделю тому назадэтот червь проснулся с новою силой. Его товарищ с детства, одного круга,одного общества и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал и в классе, и в гимнастике, и в шалостях, ив мечтах честолюбия, на днях вернулся из Средней Азии, получив там двачина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам
Как только он приехал в Петербург, заговорили о нем как о вновь поднимающейся звезде первой величины. Ровесник Вронскому и однокашник, он былгенерал и ожидал назначения, которое могло иметь влияние на ход государственных дел, а Вронский был хоть и независимый, и блестящий, и любимый прелестною женщиной, но был только ротмистром, которому предоставляли быть независимым сколько ему угодно. "Разумеется, я не завидую и немогу завидовать Серпуховскому, но его возвышение показывает мне, чтостоит выждать время, и карьера человека, как я, может быть сделана оченьскоро. Три года тому назад он был в том же положении, как и я. Выйдя вотставку, я сожгу свои корабли. Оставаясь на службе, я ничего не теряю
Она сама сказала, что не хочет изменять своего положения. А я, с ее любовью, не могу завидовать Серпуховскому". И, закручивая медленным движением усы, он встал от стола и прошелся по комнате, Глаза его блестелиособенно ярко, и он чувствовал то твердое, спокойное и радостное состояние духа, которое находило на него всегда после уяснения своего положения. Все было, как и после прежних счетов, чисто и ясно. Он побрился,оделся, взял холодную ванну и вышел
XXI - А я за тобой. Твоя стирка нынче долго продолжалась, - сказал Петрицкий. - Что ж, кончилось? - Кончилось, - ответил Вронский, улыбаясь одними глазами и покручиваякончики усов так осторожно, как будто после того порядка, в который приведены его дела, всякое слишком смелое и быстрое движение может его разрушить
- Ты всегда после этого точно из бани, - сказал Петрицкий. Я от Грицки(так они звали полкового командира), тебя ждут
Вронский, не отвечая, глядел на товарища, думая о другом
- Да, это у него музыка? - сказал он, прислушиваясь к долетавшим донего знакомым звукам трубных басов, полек и вальсов. - Что за праздник? - Серпуховской приехал
- Аа! - сказал Вронский, - я и не знал
Улыбка его глаз заблестела еще ярче
Раз решив сам с собою, что он счастлив своею любовью, пожертвовал ейсвоим честолюбием, - взяв по крайней мере на себя эту роль, - Вронскийуже не мог чувствовать ни зависти к Серпуховскому, ни досады на него зато, что он, приехав в полк, пришел не к нему первому. Серпуховской былдобрый приятель, и он был рад ему
- А, я очень рад
Полковой командир Демин занимал большой помещичий дом. Все обществобыло на просторном нижнем балконе. На дворе первое, что бросилось в глаза Вронскому, были песенники в кителях, стоявшие подле бочонка с водкой,и здоровая веселая фигура полкового командира, окруженного офицерами;выйдя на первую ступень балкона, он, громко перекрикивая музыку, игравшую оффенбаховскую кадриль, что-то приказывал и махал стоявшим в сторонесолдатам. Кучка солдат, вахмистр и несколько унтер-офицеров подошливместе с Вронским к балкону. Вернувшись к столу, полковой командир опятьвышел с бокалом на крыльцо и провозгласил тост: "За здоровье нашего бывшего товарища и храброго генерала князя Серпуховского. Ура!" За полковым командиром, с бокалом в руке, улыбаясь, вышел и Серпуховской
- Ты все молодеешь, Бондаренко, - обратился он к прямо пред ним стоявшему, служившему вторую службу молодцеватому краснощекому вахмистру
Вронский три года не видал Серпуховского. Он возмужал, отпустив бакенбарды, но он был такой же стройный, не столько поражавший красотой,сколько нежностью и благородством лица и сложения. Одна перемена, которую заметил в нем Вронский, было то тихое, постоянное сияние, котороеустанавливается на лицах людей, имеющих успех и уверенных в признанииэтого успеха всеми. Вронский знал это сияние и тотчас же заметил его наСерпуховском
Сходя с лестницы, Серпуховской увидал Вронского. Улыбка радости осветила лицо Серпуховского. Он кивнул кверху головой, приподнял бокал, приветствуя Вронского и показывая этим жестом, что не может прежде не подойти к вахмистру, который, вытянувшись, уже складывал губы для поцелуя
- Ну, вот и он!- вскрикнул полковой командир. - А мне сказал Яшвин,что ты в своем мрачном духе
Серпуховской поцеловал во влажные и свежие губы молодца вахмистра и,обтирая рот платком, подошел к Вронскому
